Государство покупает население перед выборами, неэффективность управления в Крыму зашкаливает, и отберут ли у Москвы деньги
Наталья Зубаревич, экономико-географ, специалист в области социально-экономического развития регионов побывала в программе «Деньги. Прямая линия». Она рассказала, почему объективная реальность не отражается в отчетах российских бюрократов, зачем авторитарным системам нужны большие проекты, которые не приводят к развитию экономики, а также сможет ли Москва изменить неэффективную вертикаль российской власти.
По традиции давайте начнем с актуальных новостей. Сегодня вышла публикация о том, что бюджетники последние несколько, наверное, недель уже сообщают о том, что им резко увеличили выплаты, и это все делается якобы в исполнение майских указов, а, может быть, нет. Можете ли объяснить почему, откуда эти лишние деньги, а выплаты, говорят, увеличиваются в два-три раза, откуда они появляются и что это такое?
В разных структурах по-разному. Во всяком случае, в МГУ на моем родном факультете эти деньги изъяты из проведения летних практик. И что мы будем делать летом, а мы полевой факультет, и практики довольно дорогостоящие, я не очень понимаю. Я думаю, что эти выплаты продлятся февраль-март, благополучно минуют президентские выборы, а там посмотрим. Для Академии наук я не знаю происхождение дополнительных денег, может это давало ФАНО, но я точно понимаю, чем это закончится. К лету и малую часть сотрудников будут переводить на полставки, и полставки будут соответствовать старой, не поднятой в два раза зарплате. Наша бюрократия ради выполнения указа формального идет на самые немыслимые ухищрения. Реальным повышением уровня это, конечно, не грозит, это именно отчетность к ударной дате — 18 марта.
То есть людям это не объясняют, что им сейчас заплатили, а потом денег не будет?
Люди догадываются.
Но это же делается сейчас не просто так.
Отчетность важнее всего. Вы хотите добиться от меня рацио — здравого смысла, а я вам отвечаю: отчетность важнее здравого смысла. За указы ты отвечаешь сегодня, а за все остальное — послезавтра. Поэтому нормальный российский бюрократ отчитывается за критический показатель сегодня, а дальше посмотрим.
Если продолжать про майские указы, еще одна новость: россияне стали реже умирать от тех болезней, на лечение которых президент Владимир Путин потребовал выделить деньги, и стали умирать от каких-то других из разряда прочих. Это что, это тоже переписывание статистики?
Элементы этого точно есть. Два года назад я приезжала в Ярославскую область, в круге моего общения были врачи, они мне откровенно сказали, что нас, в общем, просят, когда идет оформление свидетельства о смертности, лучше писать причину смертности «прочие причины», а «онкология, сердечнососудистые» — по возможности отчитываться с понижающей динамикой.
Давайте договоримся, простая-простая вещь: в Советском союзе был план, и по плану отчитывались все как подорванные, потому что от плана и его выполнения зависели твои лимиты на будущий год, лимит — это сколько тебе дадут ресурсов, премии твои, и отчитывались, мама ты моя как. Только страна как-то развивалась не очень. Мне кажется, мы с вами сейчас наблюдаем версию два, слегка ослабленную, потому что по плану не все отчитываются, но в бюджетных структурах воспроизведенную с идеальной точностью, потому что еще раз, главное — отчитаться, а не произвести.
Но потом же на основании всех этих отчетов принимаются какие-то решения, это же дает какую-то абсолютно искаженную картину, на основании которой принимаются решения. И что мы будем потом иметь в итоге, насколько вообще это переписывание и подгонка такая реальности к тому, что хотят видеть, она вообще опасна в плане долгосрочном?
Она опасна, во-первых, морально, потому что она порождает цинизм, цинизм немереного масштаба. Во-вторых, она действительно опасна, если бы власти хотели знать реальную картину. Но властям гораздо симпатичнее видеть отчетную картину, это как-то успокаивает. Поэтому здесь я бы даже сказала, ко всеобщему удовольствию. И она была опасна бы, если был ответный снизу запрос населения: «Ребята, а что это вы говорите? В реальной-то жизни все не так». К сожалению, этого запроса в массовом порядке нет. Население прекрасно понимает, что работа бюрократа — правильно отчитаться, и как-то здесь мир и согласие.
Когда начинает шуметь население? Когда это касается его жизни напрямую — полигоны мусорные. Или касается очень сильно кошелька явно. Пока кошелек дал нам в плюс, а что будет послезавтра — мы посмотрим. Дело в том, что деньги федерального бюджета, да, он все еще в дефиците, он закончил год с дефицитом больше 1,2 триллиона, но уже не такой ужас-ужас-ужас, как это было в 2016 году. Доходы федерального бюджета растут, рост был на 12%, а расходы не росли, по нулям. Если что, всегда есть заначка, направить ее туда, где вызревает болевая точка. И эта система абсолютно ручного управления рисками в России работает блестяще.
Раз мы затронули тему полигонов, то, что происходит, наверное, последние пять дней уже в Волоколамске подмосковном, люди бастуют, перекрывают дорогу. То есть они возмущаются, хотя в принципе у нас люди не очень склонны к таким громким возмущениям, тем более публичным. А может ли это для Московской области, эти свалки и полигоны, которых там довольно много, перерасти во что-то большее?
Да, конечно. Потому что это, понимаете, то, что вы чувствуете, простите за умное слово, органолептически, носик ваш дает вам понять, что что-то не так. Если бы это было что-нибудь связанное с алюминиевым производством, там вредные выбросы не пахнут практически, люди привыкли. Здесь воняет — это раз. Второе: причина связана с тем, что Москва производит все больше мусора — и что с ним делать? Пока он вывозился в Мособласть. Я не знаю точно, я думаю, что Москва что-то приплачивала за это дело.
Третье: количество переходит в качество, и наступает предел этой эколого-дебильной, простите меня, системы без нормальной утилизации. Мы к этому пределу подошли. Мои прогнозы. Пункт первый: Москву попытаются раскулачить на большую сумму, способствующую утилизации этого мусора. Пункт второй: Московская область встанет на уши, потому что полигонов много, но что она сможет сделать при ее ресурсах — я не знаю, скорее, это будет очень много имитаций. И пункт третий: эту проблему придется решать, она настолько видима, что закопать ее не удастся.
Но если Москва выделит финансирование — хорошо, полигоны-то все равно останутся. То есть что с ними физически-то делать, люди же?
Во-первых, страна, не переходящая в гигантском городе до сих пор на сортировку мусора, — это просто отсталая страна. Во-вторых, в этих мусорных делах очень много частных интересов, там бизнес на этом, на вторичных отходах, конечно. Это история про деньги. Но у меня есть надежда. В конце концов, таким же золотым дном были московские кладбища, как вы помните. После стрелялок немалых там стали наводить порядок. И теперь есть деньги — иди на аукцион, покупай могилку, нет денег — в Перепечино. То есть как бы отсортировали. Да, несправедливо, но хотя бы не в карман большим кладбищенским службам, а в бюджет Москвы, что хорошо, что в бюджет Москвы. Мне почему-то кажется, что в мусорной истории, когда она дойдет до белого каления… но, понимаете, там немножко стрельбы не хватает, потому что у нас от стрельбы принимаются политические и экономические решения. Посмотрим, посмотрим.
Посмотрим, как будут развиваться события. А у нас есть звонок. Здравствуйте, слышите ли вы студию Дождя, и если да, то задавайте ваш вопрос.
— Здравствуйте, добрый день. Спасибо за передачу, уважаемая Наталья Васильевна, уважаемая Ксения. У меня к вам такой вопрос. Скажите, пожалуйста, я, учась в университете, проходила — это было, по-моему, по научному коммунизму, я не помню уже — пять признаков общественно-экономической формации, империализм тогда, говорили что это. И эти признаки как вывоз капитала за границу, слияние банковского капитала, олигархи и еще там пять признаков. Я хотела вас спросить: мы живем сейчас при империализме или какая у нас сейчас в данный момент общественно-экономическая формация? Спасибо вам большое.
Спасибо за вопрос. Я никогда не успевала хорошо по политэкономии социализма, капитализма и по диалектическому материализму, потому что как-то мне это казалось шибко мудрено, поэтому можно я в терминах формаций говорить не буду. Я вам напомню, что существует куча стран с примерно такой же матрицей власти и собственности, и они все еще вполне себе живы. Поэтому надежда на то, что рухнет, давайте-ка оставим, давайте поговорим о том, как отремонтировать то, где мы живем.
Хорошо, а как отремонтировать? Понятно, что это институты.
Я абсолютно уверена в том, что пока не возникнет низового спроса на изменение качества государства, понятно, спроса снизу от главного принципала, как говорит нам институциональная теория, народа, к главному агенту — государству, его высшей бюрократии, у нас не будет ничего меняться. Пожалуйста, посмотрите, куча стран живет в таком алгоритме и вполне себе. Почему мы живучие такие, хотя уже вроде образованные, очень много городского населения? Уже люди должны понимать, что если не будет спроса снизу, будет то, что будет.
Два ответа. Первый ответ и очень понятный: ушибы 20 века. Вякаешь, вылезаешь — получи, эти ушибы очень больные, и нужно пара поколений, чтобы их забыть. Второе: страна с чудовищной неравномерностью. Большинство — 40% россиян — живет все еще хуже, чем жил средний советский житель РСФСР. Они молятся на государство и ждут от него помощи. Это патриархальное отношение к великому, могучему. Хорошо, путинская прямая линия — квинтэссенция этого типа отношений к государству.
А поколение 21 века, которое нас может спасти?
И третье — это рацио обычного человека. Вы, человек вполне разумный, образованный, вы видите тип этой системы. У вас по факту три варианта: адаптироваться, но и тут можно делать карьеру и чем-то заниматься. Второе — бороться с системой, понимая, что она ведет в очень плохой тренд развития. И третье — да отвалить. Если ваша квалификация, ваши скилы позволяют вам быть конкурентным на рынке труда, то вы часто выбираете этот путь. Когда у вас есть альтернативы, очень мало людей находят в себе силы душевные, и понимание ведь очень четкое, что я могу потратить на это очень много, а результат может оказаться близким к нулю. Социальная-то солидарность очень низкая. Вот так.
А может этот низовой запрос пойти от людей, которые родились в 21 веке?
Может, но если они соорганизовываются в какие-то структуры. Самая действенная структура для низового запроса — это местное самоуправление, оно в России практически уничтожено. Я уже говорила в этой аудитории, что даже в крупнейших городах, городских округах они называются по статусу, уровень дотационности 58%, все решения принимают региональные власти. Местная не значит ничего. А вы представляете, что в каком-нибудь сельском районе? Там ни денег, ни славы, ни желания что-либо делать. Просить, просить, просить.
Второе: есть не территориальные формы объединения, а социально-стратовые. Молодые могут объединяться по разным признакам, совсем необязательно по политическим. Но группа, способная лоббировать свой интерес — это всегда очень важный низовой запрос. Но, как правило, пока в России гораздо успешнее объединяются малые группы выходцев из правильных структур, да еще выросших в одном городе и так хорошо понимающих друг друга, и так хорошо доверяющих друг другу, и умеющих работать вместе. И вот мы видим результат. А для молодежи я бы сказала так: объединяться надо, доверять друг другу надо, только из доверия рождается солидарность, по-другому не бывает.
У нас есть еще один звонок. Здравствуйте, задавайте ваш вопрос.
— Здравствуйте, Наталья Васильевна. Надеюсь, вы сможете подсказать. Меня зовут Екатерина, я из Челябинска. И у нас часто обсуждают саммит ШОС и БРИКС. Но как-то это все время так, что вроде он будет, вроде он не будет. А от этого многие бизнесы рассчитывают построить гостиницы или еще что-то. И, может быть, есть где-то признаки, заложено в бюджете на Челябинск, когда должен выделить бюджет эти деньги, как понять все-таки, будет он или не будет? Или это все какая-то мулька просто так, чтобы просто пообсуждать, и все бы понадеялись в Челябинске, что он состоится? Спасибо.
У меня для вас прекрасный ответ: хотите на халявку — получите по самое не могу. Что происходит сейчас в Красноярском? Ему только что концом 2017 года федеральный бюджет подкинул — это правда, потому что надо готовиться к Универсиаде, которая там проходит. Федеральный бюджет действительно подкинул всем городам, в которых проводится Чемпионат мира. Но на что? Стадионы, аэропорты, дорога к стадионам и к аэропорту. А остальную часть денег регионам предложено находить у себя.
Я, знаете, могу вам сказать, как их найдут. Ровно как искал Приморский край перед саммитом АТЭС, порубив к чертовой матери расходы на образование, здравоохранение, сконцентрировав их в расходы на инфраструктуру, потому что федеральных денег недостаточно было просто для того, чтобы привести очень сильно проблемный внешне даже город в приличное состояние. Поэтому вы построите гостиницы — отлично, вы уверены, что платежеспособный спрос после этого, как он там называется, ШОСа позволят этим гостиницам быть прибыльными? Мой ответ: во Владивостоке часть гостиниц стоит в убытке, потому что нет того потока, который был на саммите ШОС.
И обобщая. Любовь к большим проектам — родовая черта всех авторитарных режимов, потому что концентрация ресурсов государственных, вперед и с песнями, мы сделали Олимпиаду, саммит, Чемпионаты мира и так далее. Я вам могу сказать как человек с экономическими мозгами: это не совсем про развитие, это про вставание с колен. Развитие означает, что вы сделали проект, который будет окупаться в дальнейшем. Ну-ка спросите, как окупаются все сочинские — и вам ответят. Говорят, что в прибытке Красная поляна, по операционным расходам она в плюсах. Только давайте вспомним, сколько там капитальных расходов было до того, их вряд ли удастся отбить. А то, что внизу в Имеретинке, оно и по операционке не окупается.
Второе: большие проекты — это решение сверху. И не то, что растет из спроса людей, бизнеса, а то, что решило великое и могучее государство. В очень многих случаях эти решения экономически неэффективны, потому что государство у нас денег не считает, а тот бизнес, который будет вкладываться в гостиницы, я бы хотела сначала спросить: в условиях санкций, в условиях практически нулевого промышленного роста вы потом ваши деньги точно отобьете? Поэтому праздник души в виде Сочи закончился. Больших денег никакой из больших проектов вам не обещает. Федералы подкинут, но, скорее, ближе к последнему моменту, когда уже станет понятно, что все, денег нет, но надо. И ровно не в тех суммах, в которых вы ожидаете. И вообще попытка развивать с помощью больших проектов — это черта авторитарных и экономически не совсем эффективных систем.
То есть города, в которых пройдут матчи Чемпионата мира, никаким образом на этом не заработают, более того, могут себе еще и навредить?
Нет-нет-нет. Навредить — нет, дорога построена, аэропорт сделан. У меня только один вопрос: а на чьем бюджете будет содержание этого огромного стадиона, который не окупится никогда? Если на бюджете субъекта — что ж, я им сочувствую. Татарстан был самым умным, когда-то смог часть объектов Универсиады перевести на федеральный бюджет, молодцы, они умеют.
Но, может быть, можно будет воспользоваться опытом? Или не получится ни у кого, кроме Татарстана?
Питер обсуждается, а вот Мордовия, Ростов и далее по списку — ну точно не получится.
А обсуждаемый сейчас бойкот, Великобритания предлагает его устроить, Чемпионату мира из-за отравления сотрудника ГРУ, как он может вообще отразиться, если он будет? Вот не приедет никто на Чемпионат и все?
Не знаю. Во-первых, никто — это неправильная формулировка. Может не приехать какая-то часть английских болельщиков, не думаю, что это будет массово. Футбол, люди, которые любят футбол, как правило, не очень воцерковлены в политику, они хотят своего удовольствия. И если цены будут нормальные, билеты будут, я думаю, что многие приедут, и мне бы, конечно, хотелось, чтобы люди приехали, потому что футбол — это другая история, это праздник. Вообще уже с бойкотами как-то хотя бы в этой сфере пора бы завязывать, честно.
Но это не наша тут инициатива, тут Великобритания?
Это не наш случай, и я не обсуждаю. Для регионов приема это может означать следующее: что наиболее платежеспособная часть болельщиков, иностранные болельщики из развитых стран, их поток гипотетически может сократиться. Честно вам скажу, в этом есть какой-то плюс. Знаете какой? Рвачества будет поменьше. Потому что любимое занятие российского бизнеса, тех, кто сдает в аренду что угодно — это на нужный период задрать цены по самое не могу, потому что мы живем одним днем. Болельщик, может, и заплатит, но он будет четко понимать, что он заплатил неадекватные деньги в этом месте, и второй раз он в это место, он не идиот, он не приедет. Но у нас все живут одним днем: срубить сейчас, а дальше хоть трава не расти.
У нас есть еще один вопрос, который оставлял наш зритель на фейсбуке. Он спрашивает: «Возможен ли пересмотр бюджета после выборов, и если да, то в каких статьях это может произойти?»
Бюджет пересматривается несколько раз в год, и это зависит, во-первых, от доходной базы. 2017 год федеральный бюджет закончил очень неплохо, доходы — плюс 12%, и главный наш кормилец — налог на добычу полезных ископаемых. Нефть-то в цене выросла, на 42% рост. И теперь больше, чем каждый четвертый рубль федерального бюджета — это НДПИ. Это прелестно.
Выросли экспортные пошлины. Федеральный бюджет немножко потырил налога на прибыль у регионов, акцизов у регионов. То есть он как бы на всех полях поиграл: и на росте цен на нефть, и на дальнейшем перераспределении доходов бюджетов от регионов к федеральному бюджету.
Поэтому у них всё неплохо. Да, дефицит есть, но он не трехтриллионный, а дефицит всё-таки гораздо меньше. Там смотря как считать, потому что часть денег на пенсионный трансферт дали из Фонда национального благосостояния.
Дело не в этом. Дело в том, что ситуация будет меняться по ходу года. Корректировки бюджета идут всегда. Перед выборами подкинули социалки. После выборов все расчеты… Я знаю коллег, которые посчитали помесячные динамики расходов на соцзащиту, то есть на выплаты населению. Перед выборами ― оп-оп-оп, вверх. После выборов ― вниз. Нормально. Так работает система.
Система покупает население, потом выборы прошли, аврал закончился, система рационально расслабляется. Но сильно расслабляться, вы понимаете, нельзя, потому что люди могут обидеться. Находится какая-то мера, да? Будем посмотреть. Сейчас очень интересный послевыборный период, когда мы будем смотреть, как этот большой отчетный госплан ― зарплаты бюджетников, показатели здравоохранения. Если майские в этом виде закончились, то и большая потемкинская деревня будет потихоньку…
Так уже же заявляли о новых майских указах.
Они очень локальные. А что там новые майские? Вы их уже, по-моему, все назвали. Третий ребенок, первый ребенок у молодых семей. Там затратность…
То есть не такие дорогие, как эти, предыдущие.
Понимаете, в чем дело? Один раз потренировались. Мы тренировались дважды. Первый раз это была монетизация льгот, и с тех пор поняли, что так делать нельзя, и ни разу не делали. Хотя по задаче это было рационально, потому что абсолютно непрозрачная система. Но ещё и хотели сэкономить на этом деле. И когда у вас рациональное плюс дурацкая экономия, получилось то, что получилось.
Второй раз ― это майские зарплатные указы, когда ошиблись в динамике доходов бюджетов регионов, на них же взвалили основную тяжесть. И стало понятно, что регионы улетают в долги. Долги за 2017 год, за весь, объем долга падал, падал до декабря, и мы радовались, –8% был по 1 декабря. Так к Новому году всё практически восстановилось, потому что в декабре-то основные траты.
Поэтому регионы пришли в 2018 год практически с тем же объемом долга, который был в начале 2017-го. И хотя радуются, что стало меньше регионов с дефицитом бюджета, это правда, их немножко стало поменьше. Так вы смотрите, кто и насколько. Если у Мордовии дефицит 25%, ей, что, легче стало? По 10% дефицита ещё у десяти регионов. И это все больные, с большими долгами, у которых проблемы.
Вот я бы вместо победного рапорта Минфина, который говорит, что у нас сократилось число дефицитных регионов, сформулировала вывод так: у тех, у кого плохо, в целом стало ещё хуже. Те, кто был ничего, помаленьку начали выкарабкиваться, потому что доходы бюджетов всё-таки выросли. Их нельзя обговорить по всем регионам, это неправильно, потому что у нас теперь есть регионы отдельно и Москва отдельно.
Вот смотрите, какая у нас прелестная история получается. Если мы берем доходы бюджетов, да, всего плюс 8% рост, без Москвы 7%, а у Москвы 13%. Вот кто делает погоду. Налог на прибыль всего вырос на 11%, регионы без Москвы ― 9%, а Москва ― 17%. Вот как получается эта средняя температура по больнице.
Итак, здоровые маленечко поздоровели, чуть-чуть, богатейшие стали резко богаче, а те, у кого была хана, ушли ещё вниз. Страна поляризуется.
У нас есть звонок. Здравствуйте!
― Здравствуйте. Я живу в городе Магнитогорске, и меня интересует такой вопрос. Трамп ввел пошлины на 25%. Я хотел бы спросить мадам Зубаревич, чем грозит нашему комбинату это?
Видимо, речь идет о неких тарифах, о которых говорил Дональд Трамп, я правильно поняла? Вы упоминали американского президента.
Всё, поняла, да-да.
И вот как это отразится.
Чем это грозит вашему комбинату. Насколько я знаю, экспорт «Магнитки» идет в большей мере на восток, поэтому я не думаю, что издержки будут большие. Надо смотреть. Вообще поставщики российские по черным металлам ― там основные игроки, по-моему, не «Магнитка». Поэтому посмотреть надо просто экспорт, конкретное направление, потому что «Магнитка» всегда работала больше на восточное направление.
Второе ― чем это грозит вашему комбинату? Сейчас не очень хорошие цены на черные металлы. До этого был подъем, сейчас некий спад. Это очень цикличная история. Как правило, металлурги приспособились к этой большой волатильности цен и умеют с ней работать. Они не умеют (и никто не умеет) работать только с адскими провалами, а с волатильностью они работать умеют.
Поэтому «Магнитка» жива, она неплохо модернизировалась за последние годы, у них огромный цех листовой стали. Сейчас восстановился спрос на автомобили и поставки, там автомобильная листовая сталь. Дальше они сделали себе стан-5000, это поставки по трубам.
Для того, чтобы голова болела за «Магнитку», пусть она болит у собственников и топ-менеджмента. Город пока, мне кажется, в более-менее неплохом положении. Слушайте, не 2009 год, когда лежало всё. Повтора 2009 года никто не ожидает. И доля идущего на экспорт металла в Штаты очень невелика. Я бы так ответила.
Ещё об одном городе просят задать вопрос зрители. Речь идет о Севастополе, и вот так звучит вопрос: «Реально ли Севастополю в перспективе 15–20 лет стать городом-миллионником? И вообще какие перспективы развития у этого города?».
Да нет, конечно. Если Севастополь просто направит на себя большой поток жителей Украины, всё может быть. Как-то я не очень верю. Пока Севастополь грозит стать большой головной болью федерального правительства, потому что то, что сейчас происходит в Севастополе и в Крыму, в моей рациональной голове не укладывается.
Я даю вам просто цифры. Самый большой объем трансфертов получает в России Крым вместе с Севастополем. Это 119 миллиардов рублей по итогам 2017 года. Это бюджет средней русской области, не маленькой. Средней. Второе ― объем доходов Севастополя по 2017 году вырос на 42%. На 42%, в среднем по России без Москвы на 7%, с Москвой на 8%. Объем трансфертов в Севастополе вырос на 62%. Чтоб я так жил! Весь объем трансфертов субъектам федерации вырос где-то процентов на 7–8, без Крыма на 6%. Дефицит бюджета Севастополя ― 8%. Вы что там делаете? Вы как деньги тратите?
Как?
Как? Вот ровно этот вопрос и у меня ― как такое может быть? Вы, что, решили всё, что приехало, сразу вбухать, а потом сказать: «Дай ещё, мне не хватило»? Если это стиль управления городом, то простите меня, пожалуйста, вы, что, такие особенные?
Конечно, такие деньги, могут сказать: «Вот, сейчас все в Севастополь и поедут». Но что-то мне внутренний голос говорит, что ну годик можно так, ну два можно так. А делать из этого систему точно не получится, потому что это зашкаливающая неэффективность управления, зашкаливающая.
Республика Крым очень рядом, очень близко. Она больше просто, да. Ей трансферты выросли, так на минуточку, на 32%. Но, слава богу, она сильного дефицита не показывает. Скажем так, когда меньше военных в управлении, видимо, как-то чуть более рационально принимаются решения. Не знаю.
А как-то это может быть связано с тем, что недавно говорил министр финансов в интервью, что многие регионы просто скрывают проблемы со своими бюджетами?
Что значит скрывают?
Не дают реальных цифр или не признаются в том, что у них есть какие-то проблемы, получают деньги, потом задерживают социальные выплаты. Господин Силуанов об этом говорит. Как вообще это возможно, если контролируют?
Во-первых, у нас казначейское сопровождение бюджета не является полным, да. Казначейское сопровождение на то, как федеральный бюджет проводится. У регионов может быть по-разному. То, что заныкивают, правда. То, что денег просят дополнительно, правда. То, что берут банковские кредиты с большой процентной ставкой, ― таких регионов немало. Всё правда, всё правда.
И лечение выбрано такое: сейчас два региона поставлены на казначейское сопровождение. Это значит, что все ваши расходные чихи, все ваши доходные источники видит федеральное казначейство. Вот честно скажу, я бы с этим согласилась, потому что есть регионы, которые адски неэффективно расходуют и, к сожалению, чаще всего не виноваты в том, что у них мало доходов. Российская дифференциация по доходной базе огромна.
Я мечтаю, чтобы поставили на казначейское сопровождение Мордовию, потому что у неё долг, извините, под два раза к её собственным доходам бюджета. Поставят, как только пройдет Чемпионат мира по футболу. Есть ещё примеры ― Орловская, Смоленская область, ещё несколько регионов, где это неплохо было бы сделать.
Но я чего боюсь? Вы понимаете, Минфин ― это бездушная машина, которая, когда она заточена на оптимизацию, будет резать всё к чертовой матери. Они там не живут. А регион всё-таки ближе к своему населению, он видит, что на минном поле есть риски, куда ногу ставить не надо.
Понимаете, только вертикальное управление проблемы не решает. Должен быть какой-то поиск консенсуса и сверху, и снизу. Этим наша сверхавторитарная и сверхвертикальная система, честно говоря, не отличается. Она реагирует на митинг ― свалки, на стрельбу ― кладбища и на такие, как бы сказать, острые, колющие и режущие события. А на рост недовольства она реагирует не очень.
А почему этим регионам, у которых такой огромный долг, позволяют его накапливать и никак на это не реагируют?
Ну а как позволяют? Во-первых, а что можно сделать с регионом?
Вот уже много раз мы про Мордовию говорили.
Так Мордовии позволяют. У меня четкая есть гипотеза, я со свечкой не стояла, но я почти уверена, что эта ситуация связана с Чемпионатом мира. Вот проведут в своём Саранске, там будем разбираться. Коней не просто на переправе, а на подплытию к другому берегу не меняют, потому что боятся дезорганизации. Вот доплывут ― будем разбираться.
С остальными потихонечку Минфин, как вы видите, пытается разбираться. Посмотрим. Но опять же ― а вы зачем часть топливных акцизов отобрали? А вы зачем ещё один процентный пункт налога на прибыль отобрали? Да, у этих регионов эта денежка маленькая, они небогатые совсем. Но зачем сочетать политику отъема денежных знаков у субъектов федерации с усилением давления на субъекты федерации? Вы либо контролируете, но тогда уже даёте, либо вы не очень лезете, но не давая.
Вот это для меня диссонанс управленческий. Так не бывает.
Мы сегодня уже неоднократно Москву упоминали, да. Недавно власти Москвы отчитались об исполнении бюджета за прошлый год, да, там, если я не ошибаюсь, профицит чуть меньше двух миллиардов.
Копеечный!
Но при этом в прошлом году они показывали 116 миллиардов. Что случилось в прошлом году?
Всё нормально, московские власти поумнели, потом они заявили реновацию. Но я же помесячные считаю бюджеты. На 1 декабря профицит московского бюджета был порядка 320 с лишним миллиардов рублей. На Новый год, как вы сказали, там копейки остались. Конечно, это оплата огромных госконтрактов, это все расчеты, но так правильно отнесенные на последний месяц года!
Мне кажется, что не хотели показывать большой профицит, и они правы, потому что любой большой профицит вызывает чесание рук у федерального центра с целью изъятия.
Изъять и поделить.
Именно для этого, ещё раз повторю, была придумана реновация, и она будет реализована. Вот сейчас Москва возьмет на себя финансирование Северо-Восточной хорды, и это тоже возможность. Москва уже зарыла в то, что мы называем благоустройством, такое количество денег, что уже дальше потеря политического лица, туда рыть нельзя.
Вот вам цифры динамики московского бюджета, богатейшего ― 2,1 триллиона рублей. Это почти каждый пятый рубль всех бюджетов консолидированных субъектов федерации. Значит, динамика расходов. По субъектам федерации без Москвы расходов аккуратненькие 6%, Москва ― плюс 21% по 2017 году. И это уже гуляли по-крупному.
Дальше: нацэкономика ― плюс 27%, рост примерно в два раза больше, чем по субъектам федерации. ЖКХ ― плюс 53%. У нас, что, льготы какие-то ввели? Да нет, это то самое благоустройство. Оно опять выросло на треть в расходах. Доля всех расходов на благоустройство в бюджете Москвы ― 12%, тупо каждый седьмой рубль гигантского двухтриллионного бюджета.
По итогам года динамика расходов на образование ― плюс 6%, на соцзащиту населения ― плюс 4%, на здравоохранение маленько побольше. Приоритеты остались теми же. Это будет стройка, это будет инфраструктура. Ну, слава богу, уже, надеюсь, не плитка, потому что уже у москвичей пошло ушами от этого благоустройства. Тут просто риски выборные для мэра. А всё-таки дорожная инфраструктура, метро ― такое воспринимается, конечно, гораздо позитивнее.
Какие вообще прогнозы развития вот этой Москвы по-собянински? Мы закончили с масштабными проектами и сейчас будем точечно строить станции метро и ещё что-то, какими-то мелкими украшательствами заниматься?
Нет, это не украшательства. Всё-таки, простите меня, метро ― это жизненно важный…
Ну, по сравнению перерытым три года городом, конечно…
Эта, я надеюсь, история будет закончена. Будут, я думаю, наращиваться инвестиции в инфраструктуру. Не забывайте великую и могучую реновацию, туда же деньги пойдут, потому что как бы будет показываться, что в значительной степени это некоммерческий проект, в значительной степени за бюджетные деньги. Что там выйдет по итогам, мы посмотрим.
Я бы сказала так: вы наблюдаете в России фантастическую историю, когда мы вот сейчас на деньгах видим, что есть одна Россия ― это Москва, у которой огромные деньги, и вторая Россия ― вся остальная, у которой или как есть, или хуже. Ещё раз ключевое слово: поляризация. В этом сидят большие риски, правда.
Почему такой рост налога на прибыль? А потому что весь крупняк, за исключением «Газпрома» и «Газпромнефти», платит налог на прибыль по Москве. Ещё раз напомню: главный плательщик ― «Сбер». Доходы «Сбера» росли очень хорошо, несмотря на то, что доходы населения не очень, да.
Дальше ещё один сюжет. Очень важно понимать: Москва концентрирует самое образованное, квалифицированное население с высокими доходами. И с белой занятостью, ещё важно, да. Почти 40% дохода бюджета Москвы ― это наш с вами НДФЛ. Почему я в сотый раз и призываю: мы главные налогоплательщики в этом городе! Не крупный бизнес, у него 32%. А раз мы главные налогоплательщики, наш голос должен быть слышен.
И вот москвичи всё-таки разродились и что-то пытаются делать. Это не значит войну, это значит переговорную позицию: вы слышите нас, мы слышим вас. Это некомфортно для власти, она к этому не привыкла. Ей проще авторитарно решать то, что надо. Но именно Москва будет эту традицию менять.
Пока, по-моему, не очень слышно.
У каждой медали есть плюсы и минусы. Жирнеет город, да, богатеет. И, скорее всего, именно в этом городе, в Москве, как бы ни давили, будет рождаться гражданское участие, гражданская активность, потому что выше доходы, выше образование и выше понимание того, как устроен этот мир. Не по-авторитарному, не по-патриархальному. И государство не мой царь и бог, а государство ― это бюрократы, которых мы наняли за свои налоги выполнять то, что мы считаем правильным.
Спасибо вам большое. Это такой наказ для москвичей от Натальи Зубаревич, которая сегодня была у нас в эфире.