Закончат ли бюджетникам платить до выборов

Евгений, по последним опросам, правда, не очень понятно, каким именно, главной экономической проблемой россиян остается рост цен и инфляция. 70% опрошенных именно так ответили на этот вопрос. Это при всем том, что вообще-то инфляция за последний год довольно прилично упала, по итогам года ожидается чуть выше 6%. Это очень хороший результат, в два раза ниже прошлогоднего. В чем проблема? Что мы недопонимаем, так сказать, как граждане этой страны?

Наталья, рост цен и инфляция это примерно одно и то же. Но люди, если говорить о тех, кого опрашивали, они же немножко по-другому считают инфляцию, чем это делает Росстат. Все зависит от корзины, которую вы лично потребляете. Потому что, допустим, продуктовая инфляция, ее даже и Росстат рассчитывает, она обычно больше. А мы с вами знаем, что некоторые продукты питания, тарифы, кстати говоря, на жилищно-коммунальные услуги, они обычно растут опережающим образом. И поэтому, допустим, если мы возьмем бедную семью, а таких все-таки у нас довольно много, или семья пенсионера, где львиная доля бюджета идет на еду, на оплату жилищно-коммунальных услуг и, кстати, на лекарства, несмотря на то, что многие имеют право на бесплатные лекарства, многие покупают их. Вот по этим сегментам инфляция реально выше, чем те 6 или 7 процентов. Это давно замеченный феномен, уже достаточно много лет. Поэтому люди, когда вы им говорите, если вы у них спросите, а инфляция у нас годовая 6-7%, вам три четверти скажут, что нет, они в это не верят, да вы что, вы нас обманываете.

То есть по субъективным ощущениям все иначе?

Нет, не то чтобы субъективное, но просто инфляцию надо рассчитывать, по большому счету, для каждой социальной группы, для регионов. Понимаете, если вы спрашиваете, в каком-то регионе рост цен может быть больше, в каком-то может быть меньше. Поэтому картина такая, достаточно пестрая. Средняя цифра, 6-7%, она для кого важна? Она важна, конечно, для инвестора, потому что он на нее равняется, когда какие-то деньги вкладывает, начинает бизнес.

Ну или по крайней мере считает модель.

Бизнес-план составлять, вот это для него важно. А для населения, там другие немножко цифры.

Еще один вопрос. Замминистра финансов предупреждает, что денег на выплату зарплат бюджетникам может уже к концу 2017 года не хватить. При этом, также пришли сообщения на этой неделе, что Минобрнауки готовится уволить якобы 1000 ученых. Они, правда, стали потом это изо всех сил опровергать, но понятно, что нет дыма без огня, и что какая-то общая ситуация с бюджетниками у нас напряженная. Вот как вам это представляется? То есть это все алармистские настроения или, действительно, ситуация тяжелая?

Татьяна Геннадиевна Нестеренко, которая это сказала, она очень профессиональный человек, на самом деле, мы с ней знакомы. И она сделала это заявление, как мне кажется, не для тех, не для той аудитории, она где-то выступала, в каком-то лагере молодежном. Она это сделала для тех, кто принимает решения в этой стране. Это же все транслировали газеты, интернет, вот мы с вами об этом говорим.

А у нее нет других, так сказать, рупоров, кроме как сделать вот такое публичное заявление, с целью достучаться до своего же руководства?

Я думаю, что Минфин, который вообще-то давно бьет тревогу, уже, кстати, не один год, еще со времен, когда министром был Алексей Леонидович Кудрин.

Про него мы сейчас еще поговорим.

Да, Минфин бьет тревогу уже давно, что вот та политика, которая у нас существует, когда бюджет перекошен, даже дело не в том, что нефть упала, из-за этого просто меньше поступлений, а то, что бюджет перекошен в сторону оборонных расходов, кстати, не очень эффективных, на самом деле, если мы говорим о ВПК, перекошен в сторону государственных инвестиций, мы с вами видим и прекрасно понимаем, что они сильно неэффективны. И здесь надо как-то даже это менять. Но, к сожалению, пока, видите, тренд немножко другой.

Но деньги закончатся в 2017 году для бюджета?

Нет, я не буду противоречить Татьяне Геннадиевне, мы просто говорим об одном и том же, но разными словами.

Разными словами, хорошо. Вы более иносказательны.

Нет, я скажу, как будет в реальности. Потому что есть логика Минфина, она такая довольно железная, а есть логика реально-социальная. Значит, конец 2017 года, это разгар предвыборной кампании по выборам президента Российской Федерации. Я вам, как человек, который занимается социальными вопросами, скажу, никогда не допустят у нас ситуацию, чтобы вдруг закончились деньги учителям, врачам. Между прочим, когда она сказала про бюджетную сферу, это что, офицеры те же самые.

То есть, есть финансы, и есть политика. И политическое решение, даже при том, что может быть тяжелая финансовая ситуация, бюджетная ситуация, никогда в этот момент политический закончится не могут.

Что будет? Конечно, будут сокращения. Я не думаю, что они будут масштабные, в бюджетной сфере, но это будет один из вариантов, для того, чтобы высвободившиеся деньги отправить на поддержание заработной платы тех, кто там остается. Но, конечно, эти страшные цифры, о которых говорили в адрес Ливанова, я думаю, вряд ли. Потому что снова, это вопрос политический.

У нас сейчас есть звонок. Добрый вечер, вы в прямом эфире, мы вас слушаем. Как вас зовут?

— Добрый вечер. Меня зовут Михаил, я звоню из Смоленской области. У меня следующий вопрос. У России пока есть Резервный фонд, и это позволяет давать бизнесу и населению какое-то количество денег. Что мешает, когда Резервный фонд закончится, просто печатать эти деньги в необходимых количествах для экономики, какая разница? Спасибо.

Так, вопрос Михаила заключается в следующем, если я, Михаил, прошу прощения заранее, позволю себе его перефразировать. Какая разница между тем, что мы берем деньги из Резервного фонда, условно говоря, финансируя наши какие-то бюджетные дыры, и ситуацией, когда у нас там они закончатся, а здесь мы их просто продолжаем печатать, и точно так же эти деньги в экономику распределять? Такая идея, в общем, не то чтобы особенно оригинальная… Предлагается такое.

Дело заключается в том, что Резервный фонд, он, конечно, не представляет из себя некий подвал, где лежат банкноты рублевые, вот эта денежная масса. Безусловно, затраты из Резервного фонда — это эмиссия, это понятно. Но это плановая эмиссия, она учитывается при подготовке бюджета, она учитывается при всех вот этих мероприятиях, так называемом таргетировании инфляции и так далее. Вообще, деньги печатают всегда, в любой стране.

То есть эмиссия — это и есть некое печатание денег в тех рамках, которые определены.

В рамках той макроэкономической политики, которая у нас проводится, и она не является чрезвычайной. Это любая страна делает. Что, доллары не печатаются? Они печатаются, тем более, мы знаем, какой там внешний долг. В любой стране это происходит, но если речь идет просто о том, чтобы вот сейчас принять решение, как предлагают члены Столыпинского клуба, давайте полтора триллиона рублей напечатаем, это немножко другое. Это означает, что сверх того, что поддерживает эту стабильность, кстати, относительно низкую инфляцию, которая снижается, что между прочим, я считаю, позитивный факт, надо взять действительно реально напечатать и выбросить на рынок. Они предлагают, чтобы это были связанные кредиты, и так далее, и тому подобное.

В защиту Столыпинского клуба надо сказать, что они же не предлагают их просто так раздать, всем желающим. Они предлагают простимулировать таким образом те проекты, которые могут со временем дать какой-то ответ.

Есть одно большое «но». Понимаете, если в организме плохо работают кровеносные сосуды, то, конечно, вы можете сделать переливание крови или даже добавить крови этому организму, чтобы он вроде бы оживился. Но когда проводящие сосуды не работают, они забиты неэффективным администрированием, вот этими отставшими институтами, коррупцией, административным давлением, чрезмерным участием государства, которое неповоротливо, то вы можете этих денег, вы можете двадцать раз объявить, что эти деньги связаны, что они пойдут только под какие-то проекты, проектное финансирование, так называемое, и так далее. Все равно, грубо скажу, это пойдет налево.

То есть все равно это пойдет налево, все равно это приведет к увеличению уровня инфляции…

Ну, это куда-то исчезнет. Я бы даже так сказал, даже не буду говорить, что это приведет к увеличению инфляции, что правда. И может быть, скажу такую вещь, немножко отличающуюся от позиции Алексея Леонидовича Кудрина, который про инфляцию не может говорить равнодушно. Но просто эти деньги уйдут в песок, они не повысят эффективность нашей экономики. То есть они повысят инфляцию, может быть, не очень радикально, будет не 7, а будет 10% или 12%, что тоже плохо.

Но в краткосрочной перспективе позволит продолжать выплачивать всем зарплаты, обслуживать какие-то социальные обязательства. Наверное, про это Михаил спрашивает.

Минуточку, если просто речь идет о том, чтобы печатать деньги для затыкания дыр, если поверить Татьяне Геннадиевне Нестеренко, что к концу года денег не будет даже на зарплаты, и будут просто их печатать, ну, мы пройдем 2018 год. Пройдем 2018 год, люди получат деньги, эффекты, они же отодвигаются, правда, очень короткие. Я должен сказать, что если просто начать печатать деньги, то буквально через два-три-четыре месяца люди это почувствуют абсолютно. Там, видимо, нужна какая-то очень большая тонкость, чтобы в марте, когда люди пойдут на выборы 2018 года, этих эффектов еще не было, а вот уже в апреле-мае они могут произойти.

Слушайте, ну подождите, там как раз по времени все очень сходится. К концу 2017 года деньги заканчиваются, их начинают печатать, как раз те три-четыре месяца, о которых говорите вы, мы видим позитивный некий эффект, все довольны, все смеются. И тут выборы.

Наташа, этого не будет. Это конспирология, я думаю, это слишком тонко.

Я просто предлагаю в качестве варианта.

Нет, это слишком тонко. Я уже вам сказал, что будет. Будет умеренное сокращение, какие-то то еще подгребут резервы, они где-то еще что-то есть. Где-то напрягут немножко бизнес…

Вот «Башнефть» сейчас приватизируют…

Да-да. Что-то наскребут. Другой вопрос, что делать после выборов 2018 года, шесть лет президент будет сидеть.

Об этом мы сейчас и поговорим отдельно. А пока хочу поговорить с вами про мэра Ярославля Евгения Урлашова, который был приговорен к 12 с лишним годам колонии, причем не просто, а строгого режима, за некую взятку, по мнению обвинителя, прокуроров, в размере 17 миллионов рублей. И мы сегодня вышли на улицы и просто спросили москвичей, насколько им кажется, вообще, это наказание соответствует, не соответствует тому, что ему предъявляется. И что они считают в этой ситуации, с точки зрения борьбы с коррупцией, которая, понятно, огромное давление оказывает на всех нас, на нашу экономику, вообще было бы правильно делать. Вот что они сказали:

— Если он 17 миллионов украл, пусть 17 лет и сидит. Соответственно, год за миллион.

— Тюремное заключение, я считаю. Срок до трех лет.

— У нас по экономическим преступлениям больше шести лет не дают, шесть-семь.

— Я думаю, что у этого чиновника должна быть конфискация имущества, крупный штраф и тюремное заключение. И плюс еще наказание должно быть у того человека, которому ему давал взятку — фирмы, структуры, еще кого-то.

— Лишение имущества. И наверное, как-то он должен это компенсировать финансово.

В полном размере взятки или больше?

— Я думаю, больше, конечно.

— Забрать деньги, желательно, с большей компенсацией, проценты так называемые банковские. А второе — посадить. На сколько? Не знаю, но нужно поднять практику. Если там какая-нибудь бабушка или работник три рубя ворует, и мы его на десять лет сажаем, то значит пропорционально умножайте на семнадцать миллионов и сажайте его на столько.

— Семнадцать миллионов? Лет десять.

— Конфискация полная и лет двадцать.

— Больше двадцати, я думаю, лет.

— Пожизненное.

— Пожизненное заключение, наверное.

— Во-первых, если он воспользовался положением, то есть доверенными обществом ему какими-то полномочиями, то соответственно, должно быть еще строже, чем если бы он просто их у кого-то украл. Я не знаю, сколько там по уголовным статьям, но лет 15, наверное, и конфискация имущества. Оставить ему минимум, пусть с нуля все начинает.

Вы знаете, меня потрясла кровожадность наших сограждан. То есть ничего хорошего мэру Урлашову никто тут не сулит. И в этом смысле хочется понять, насколько вообще действительно, вот эта жесткость наказаний, при том, что мы с вами конечно же не знаем, было ли это политически мотивированным давлением, мы сейчас не будем разбирать конкретный кейс. Просто интересно, вообще, вот такими методами, есть возможность побороть коррупцию? Мы знаем такие страны, как Китай, где вплоть до смертной казни, и что? Какой эффект? Какой мировой опыт?

Коррупция — это, конечно, болезнь очень тяжелая. На самом деле, я бы сказал, даже хроническая, в любой стране, кстати, она есть.

В развитых странах так называемых.

Ну, мы же с вами знаем, и в Соединенных Штатах такие случаи, и в Германии и так далее. Вопрос немножко в другом. Во-первых, вопрос в масштабах, потому что есть разные масштабы. Во-вторых, рецептов несколько. Конечно, есть самые такие рецепты, радикальные, это уменьшение вообще государства, до тех размеров, которые нужны. Потому что чем больше чиновников, тем больше людей, которые имеют доступ к каким-то вот этим процедурам…

Подождите, мэры-то в любом случае нужны будут, как бы мы не уменьшили.

Подождите, до мэров мы дойдем. Потому что это, что называется, верховая коррупция. Обычно, я сейчас не говорю про Урлашова, я не знаю деталей дела…

Да, мы не говорим про Урлашова.

Пусть разбирается дальше суд. Но если мы возьмем какой-то типовой случай, когда кто-то из губернаторов или мэров арестован, реально пойман, это важно, там, конечно, речь идет о том, что целая группа людей. Это какие-то его замы, это какие-то помощники, советники и так далее. Это целая, как у нас любят говорить, ОПГ фактически. Потому что один, сам по себе мэр, а все остальные чистые, которые вокруг, такого никогда не бывает. Поэтому здесь вопрос все-таки, я еще раз говорю, первое, в масштабах государства, во-вторых, конечно, контроль. Я имею в виду, свободная пресса, безусловно. Между прочим, общественный контроль, он же может быть самый разный. У нас он имитационный, фактически. Мы же с вами знаем все эти общественные советы при министерствах, ведомствах, это все, как правило, чисто витринные дела. И плюс, да, я считаю, в каком-то смысле суровость наказания, не как главный, конечно, метод, но как метод в общем необходимый. Но здесь должна быть неотвратимость и адекватность.

Наверное, и справедливость и независимость судебной системы тоже важно.

Это само собой. Но я говорю вот о чем. Если сажают за какие-то взятки людей только до определенного уровня власти, а выше какого-то уровня, по умолчанию, все знают, что бы ты не сделал, тебя ну отправят в отставку. Я ничего плохого не хочу сказать про господина Бельянинова, я не имею права говорить.

Мы не переходим на личности.

Видите, был этот обыск, какие-то фотографии. Где продолжение? Ну скажите, что он невиновен, он действительно чистый человек, это его накопления.

Следствие идет, мы за ним следим, а оно идет.

Смотрите, ситуация с господином Сердюковым. Поэтому, здесь что людей раздражает. Сам по себе факт коррупции среди чиновников людей раздражает очень сильно еще и почему? Потому что люди вообще нашу власть не любят. Кроме Владимира Владимировича, он как бы вне этого всего.

Он уже мифологизирован.

Да. Но вот конкретные чиновники, тем более, мэр города, в котором я живу, я иду, споткнулся, плохая дорога, я чертыхнулся и сказал, вот этот мэр, он небось, эти деньги увел куда-то в свой карман, например. Или что-то еще другое случилось, школу закрыли или там что-то с больницами. Но должна быть неотвратимость наказания для всех.

На всех уровнях.

Да. Сингапур, который мы сегодня успели упомянуть. Я не считаю, что это модель для России, но тем не менее, Ли Куан Ю начал борьбу с коррупцией с того, что просто арестовал за коррупцию ближайших друзей, не постеснялся. И все понимали, что он сам лично этим не занимается, ну, так получилось в Сингапуре. Но это, я повторяю, чисто силовые методы, это не панацея.

Не то, на что нам нужно ориентироваться. У нас есть сейчас звонок на нашей прямой линии, если он все еще есть и дожидается нас. Добрый вечер, вы в прямом эфире. Как вас зовут?

— Добрый вечер, меня зовут Алла, я звоню из Москвы. У меня такой довольно житейский вопрос, моей близкой знакомой недавно пришло письмо из налоговой с рекомендацией, именно с рекомендацией, оплатить налоги за будущий год. Она буквально недавно расплатилась за прошлый, теперь ее просят оплатить будущий год. Она индивидуальный предприниматель. И при звонке в налоговую сказали, что это необязательно, но, мол, если вы так сделаете, то мы будем менее тщательно рассматривать вашу декларацию и до нее докапываться. Вопрос, как быть в такой ситуации? Лучше оплатить или лучше подождать?

Это такая, знаете, скрытая угроза, то есть вы сейчас лучше оплатите, мы тогда будем не так внимательно на вас смотреть.

— Да, буквально. Именно, да.

Я понял. Вообще я первый раз слышу о таком факте, честно говоря.

И я тоже, это любопытно. Даже хочется, чтобы Алла перезвонила на телефон нашей прямой линии, поговорила с нашим продюсером о каких-то подробностях, может быть, мы эту ситуацию попробуем немножко порасследовать.

У меня довольно много знакомых предпринимателей, в том числе ИП, но я пока от них не слышал, чтобы такая ситуация сложилась.

Ну, это вообще в нашей ситуации, с точки зрения той бюджетной истории, в которой мы оказались, и действительно каких-то попыток отовсюду, с мира по нитке как-то понадергать, чтобы закрыть те дыры, которые у нас сейчас есть. Это вообще теоретически возможно? Вы можете представить себе, что действительно, да, действительно налоговым, с точки администрирования, поступило какое-то неформальное распоряжение вот так попробовать немножко еще здесь чего-то подсобрать?

Думаю, скорее, нет. Я думаю, скорее, нет. Почему? Я объясню. Наверное, это какой-то эксцесс на местном уровне, не знаю, это надо разбираться, но чтобы на федеральном уровне наша налоговая федеральная госслужба дала такое указание, вряд ли. По очень простой причине — хорошо, я заплачу налоги на год вперед, если у меня хорошая ситуация…

То и на три.

И на три года вперед. А что будет тогда с налогами через два года? Что соберет бюджет? В том же самом 2017 году, когда они понадобятся.

Ну да. Вы-то уже все заплатили.

А я-то уже заплатил. Что, ко мне придут второй раз? Это очень недальновидно, тем более сейчас ведь все-таки тот же Минфин предлагает перейти снова на трехлетнее бюджетное планирование. Что, наверное, правильно. Правда, очень жесткое и такое чрезвычайное на самом деле, где как раз вот эти обрезания социальные, они в общем-то есть. И поэтому тем более нужен размеренный ритм выплат именно в ежегодном размере, причем я бы даже сказал так, что ведь бизнес некоторые налоги платит ежемесячно, или мы с вами платим подоходный налог ежемесячно.

Да, ежемесячно.

И по-моему, это как раз то, что надо. Или мы сейчас с вами быстренько заплатим вперед, я думаю, нас с вами не поймут, если мы это сделаем, это точно. Потому что налоги, это очень должен быть предсказуемый кэш-флоу, который поступает в бюджет, тогда можно их как-то тратить.

То есть Алла, считаем это перекосом на местном уровне.

Да, это какое-то недоразумение.

Есть еще один звонок. Добрый вечер. Откуда вы звоните? Как вас зовут?

— Здравствуйте, Наталья. Меня зовут Дмитрий, я из Москвы. Евгений Шлемович, здравствуйте. У меня вопрос по личным финансам, нам сейчас понятно, что о своей пенсии нужно заботиться самому только, явно, и есть такой инструмент, как накопительное страхование жизни. Но мне, как обычному человеку, можно представить себе, что Сбербанк не сгорит, и там в крайнем случае, если что, можно будет быстро вклад закрыть, а вот заключить договор с какой-нибудь компанией, представляете, на 30 лет, а еще хуже, если она иностранная, и вообще непонятно, что с ней произойдет. Какие есть перспективы? То есть можно ли вообще с этим связываться? И учитывая довольно низкую доходность, стоит ли этим заниматься?

То есть как Евгений относится к такому инструменту как страхование жизни? Кстати, очень популярный на Западе инструмент.

Я знаю, да. На самом деле я отношусь позитивно, я считаю, что если человек, во-первых, имеет деньги для этого страхования.

Там чем раньше застрахуешься, тем меньше денег, потому что чем старше вы становитесь, тем больше вам приходится выплачивать.

Тем не менее, Наташа, все равно вы из своего личного семейного бюджета должны выкроить эти деньги. Бывает так, что у вас на это денег нет, и есть более насущные потребности. Если у вас есть деньги, то в принципе это неплохо, надо, единственное, что сделать, надо, конечно, обязательно выяснить у кого вы страхуетесь. Потому что сейчас на страховом рынке идет, конечно, консолидация, ровно, как на банковском, там вычищают, там же подняли размер минимальных активов, которые должны быть, и прочее. И здесь надо очень аккуратно к этому подойти. Я не буду называть имена этих компаний, потому что мы с вами не занимаемся рекламой, но это очень важно. Почему еще это мне кажется пока имеет смысл? Потому что все крупнейшие надежные страховые компании имеют перестраховку за границей. Имеется в виду, что их активы застрахованы через активы каких-то заграничных страховых компаний.

И в этом смысле неважно, российская компания или заграничная? Механизмы перестраховки все равно у всех одни.

Да, даже если российская, надежная компания, надо посмотреть, то в принципе риски небольшие.

Я, правда, не очень поняла, как повести прямую связку с выплатами пенсионными, потому что, наверное, там существуют какие-то программы, но в целом, насколько я понимаю, страхование жизни все-таки предполагает выплаты вашим наследникам в случае вашей смерти.

Ну, сейчас, насколько я знаю, разрабатываются и где-то применяются схемы уже более комплексные, когда вы можете эти деньги, которые идут на страхование жизни, в какой-то момент перевести, допустим, в пенсионное страхование, еще в какие-то. А это пока не очень распространено, но это в общем-то то, что будет. Если у нас финансовые рынки все-таки выживут и хоть как-то будут развиваться, это, кстати, классика, когда вы можете вот эти деньги перемещать из одного вида риска в другой. Потому что у нас как-то есть еще такое представление, что страхование жизни, это если человек умер только, деньги остаются, или у него несчастный случай произошел. Нет, сейчас…

Именно поэтому, это непопулярный такой вид страхования, потому что вроде как, что я буду платить, когда меня уже в живых не будет, и вообще непонятно, куда.

Нет, сейчас это позволяет вплоть, допустим, до получения кредита на образование. Даже есть такие экзотические пока вещи.

Раз уж мы говорим о пенсиях, сейчас у нас есть видеовопрос про пенсии.

— Почему пенсионеров, зарабатывающих более 1 миллиона рублей в год, хотят лишить пенсии? Ведь, как я понимаю, это высококвалифицированные специалисты в своей отрасли. Так что у нас будет в стране в различных отраслях, если уйдут из них высококвалифицированные специалисты?

На самом деле логика понятна. Действительно, мы с одной стороны все время говорим, что у нас нет или мало, недостаточно квалифицированных специалистов, что есть кадровый голод, а с другой стороны, зачем мы этих людей толкаем на плохое?

Нет, аргумент абсолютно правильный, потому что если человек пенсионного возраста и при этом получает более миллиона рублей в год, это, кстати, если мы возьмем в месяц, это чуть больше 80 тысяч рублей в месяц, хотя, конечно, для провинции это очень большая зарплата. Для Москвы она типа ближе к средней, но, как правило, это люди действительно квалифицированные, которые несмотря на возраст, во-первых, видимо, себя чувствуют в хорошей форме, которые поддерживают себя в хорошем состоянии с точки зрения своей квалификации, и так далее. Мы знаем с вами, кто это, как правило. Возьмите, допустим, люде, которые получают гранты в Академии наук, реальные гранты. Это выдающиеся ученые, которые часто бывают довольно пожилого возраста. Это фрилансеры, это, между прочим, многие бизнес-менеджеры, я знаю.

Так тогда зачем? Логика, зачем мы это делаем?

Это глупо. Я скажу сразу, я много раз об этом говорил, и все, но, понимаете, у нас логика, к сожалению, когда принимают решения, совершенно другая. Но это, конечно, глупое предложение, которое прозвучало, и надеюсь, оно не пройдет, по простой причине, потому что, если удалось не проиндексировать пенсию работающему пенсионеру в этом году, и как-то люди это дело, с этим смирились. Ну 4%, не такие большие, ну пенсии у нас не такие большие, ну и ладно. Люди работают. То если вы их лишаете пенсии, то там могут быть какие-то реальные сдвиги на рынке труда. То есть эти люди, их несколько сот тысяч человек, вообще на самом деле, как посчитало Министерство труда, эти могут, во-первых, покинуть свои рабочие места, уйти в тень, у нас же сейчас очень любят критиковать гаражную экономику, сейчас любят говорить, как в Америке, garage sale, или «серую» экономику. Ну так что мы хотим?

Да, продал старые кресла, заплати налоги.

Слушайте, я могу предложить, как старый советский человек, я же помню, как это все было, это же не ново все, я могу предложить двадцать вариантов, как это все обходить. Допустим, этот человек получает 100 тысяч рублей в месяц, мы делаем, распределяем его зарплату…

По сути, толкаем людей на то, чтобы они уходили в тень.

Уходили в тень, либо манипулировали, что называется, изображали какие-то вещи. Зачем это делать? Понимаете, ради экономии, кстати, было посчитано, что это даст пенсионному фонду 80 или 100 миллиардов рублей. Это, в общем, копейки на фоне дефицита и фоне того, какие эффекты будут.

Смешные деньги. У нас есть интересный сейчас звонок.

Я, кстати, не уверен, я думаю, это решение, есть шанс, что оно будет принято, это надо иметь в виду.

Следим за этим.

Да, это надо следить.

Да, внимательно. У нас есть звонок на нашей прямой линии. Добрый вечер, вы в прямом эфире. Как вас зовут?

— Добрый вечер. Guten Abend из Германии, я хотел бы вот такой вопрос Евгению задать. Вот сейчас идет приватизация «Башнефти», чем вообще эта комедия закончится? Что, «Роснефть», как государственная компания, будет приватизировать другую государственную компанию? И есть ли вообще такие примеры в Европе, в мире? Спасибо.

Вопрос действительно актуальный.

Ну, история детективная, мы за ней все следим. Она еще не закончилась.

Во-первых, а во-вторых, не очень понятно, по некоторым данным это вовсе и не государственная компания. То ли государственная, то ли негосударственная, по словам Дмитрия Пескова, существуют разные точки зрения на этот вопрос.

Нет, ну это юридические тонкости, мы в них вдаваться не будем, но факт остается фактом, что такие, в общем-то, важные люди и очень влиятельные как Аркадий Дворкович и Андрей Белоусов, они вообще категорически против. По-моему, Белоусов в каком-то интервью назвал вообще это идиотизмом, как-то в общем резким словом. Это о чем говорит? Это говорит о том, что даже там на том уровне, где принимаются реальные решения, единой точки зрения нет. Какая перевесит? Трудно сказать. Может быть все, что угодно. Но это, кстати, о чем говорит? Это говорит о том, что у нас не выработаны вот эти процедуры, открытые, ясные, понятные, мы с вами же говорили о государстве, о том, как оно работает. Ну взяли вот сейчас объявили «Роснефть» ил «Башнефть», это государственная, негосударственная, сыграли… Ну так нельзя.

Ну, мы с вами тоже понимаем, что руководители «Роснефти» просто так, так сказать, на прогулку в парк не ходят. Если уж…

Нет, они будут добиваться.

Если уж они вышли на эту тропу, то, наверное, они примерно себе представляют, куда это тропа ведет, и чем она закончится.

Наташа, исход неясен. Я думаю, что арбитраж, вы знаете фамилию человека, который осуществляет арбитраж в этой ситуации, он, по-моему, пока своего слова не сказал. Оно может быть и в ту, и в другую сторону. Посмотрим.

Интересно, ждем. У нас, наверное, есть еще время на буквально коротенький один вопрос, и может быть, какой-то коротенький ответ. Давайте сейчас посмотрим видеовопрос про то, что мы можем еще предложить мировому рынку, кроме оружия и сырья.

— Конечно, мы сейчас кичимся, что у нас наращиваются темпы по продаже оружия, но мне кажется, что страна, которая претендует на очень многое в мире, ссылаться постоянно на продажу сырья и оружия недостойно. Начнем ли мы все-таки осваивать уже серьезно другие отрасли так, чтобы быть конкурентоспособными в мире?

Там, знаете, какой интересный вопрос, дополняя от себя чуть-чуть, ведь мы все время делаем ставки на разное, то есть у нас буквально недавно была ставка на какие-то высокие технологии, у нас было Сколково, у нас было Роснано, мы говорили: «Вот это наш путь, вот мы сейчас по нему пойдем и станем конкурентоспособными на мировом рынке и диверсифицируем нашу экономику». Потом как-то почему-то куда-то они как-то плавно эти проекты слились. Теперь у нас новая любовь — это сельское хозяйство. Мы сейчас сельское хозяйство, сейчас всех накормим, сейчас всю пшеницу будем экспортировать, потом, может, не знаю, пушнина какая-нибудь появится, кто знает.

Пенька.

Да, ну в общем, у нас постоянно какие-то новые идеи. Есть среди них что-то, что может реально работать?

Вы знаете, в чем здесь принципиальный подход? Вы же сами сказали, что когда назначают какой-то приоритет, то в подавляющем большинстве случаев, кто назначает? Государство. Вот оно сказало: «Ага, мы будем через три года производить только наши лекарства».

Так у нас свыше 70% экономики государственная.

Правильно, да.

Кто же должен назначать?

Правильно, потому что у нас экономика государственная, и в такого типа экономике, что бы вы ни назначили, какой приоритет, то ли сельское хозяйство, то ли космос, то ли еще чего, рано или поздно мы вылетаем с этого рынка, мы это прекрасно видим. Потому что принципиально другое. Если экономика не зависит от государства, хотя бы в той степени, как у нас, я бы сказал так, у нас сейчас где-то порядка 70% экономики контролируется государством в том или ином виде. Вот в два раз меньше давайте сделаем. Давайте сделаем 30-35%. Государству есть, что контролировать. Пожалуйста, пусть «Росатом», понятно, там всякие стратегические дела. Может, какая-то инфраструктура, не исключаю, допустим. Но все остальное отдайте в частные руки, бизнесу и прочее. И тогда приоритеты могут появиться, и то, чем мы можем торговать в мире в рамках цепочек прибавленной стоимости и еще чего-то, они проявятся, они будут, может быть, даже самыми неожиданными. То, что мы сейчас с вами даже и не можем предположить.

Что нам не видно на поверхности.

Слушайте, кто мог предполагать в Южной Корее еще 30-40 лет назад, где все регулировалось вот таким образом, что Южная Корея будет крупнейшим производителем, допустим, кораблей? Ну казалось бы, у них нет традиций, ничего, она никогда этим не занималась. Или вот сейчас китайцы, они еще сколько-то лет назад, мы с вами видели, игрушки для всего мира, китайцы теперь начинают, при том, что у них еще уровень государственного регулирования очень большой, но они немножко отпустили чуть-чуть, и допустим, производство солнечных батарей для возобновимых источников энергии. И они мир сейчас будут очень сильно этим захватывать. Поэтому если мы дадим возможность нашему и иностранному инвестору, который было бы хорошо, сюда пришел, у нас колоссальный потенциал, и человеческий, и… Кстати, я не исключаю, что и сельское хозяйство, совершенно правильно, но на других основах. Не так, что тебя назначают приоритетом и тебя начинают перекармливать деньгами, которые по дороге уполовиниваются, тоже уходят непонятно куда. Вот что, в чем тут проблема.

Смотрите, просто тот механизм, который вы предлагаете, все равно механизм приватизации государственных активов. А мы знаем, как у нас приватизируется, то есть кем приватизируется. Иными словами, есть ли сейчас те самые, условные, независимые инвесторы, будь то российские, внутренние, или западные, которые готовы прийти, которые не из кармана в карман, а которые реально частные инвесторы, готовые покупать российские активы в том случае, если представить себе гипотетическую ситуацию, они будут в списке приватизируемых.

Нет, я говорю не о приватизации. Приватизация это отдельная тема, ее, конечно, надо обязательно проводить. Я говорю о другом. Я говорю о том, что действительно было бы хорошо, чтобы эти инвесторы приходили. Пожалуйста, есть пример, нашей IT-отрасли. Вот Яндекс. Какая приватизация? Никакой приватизации не было. Пришли инвесторы и на ровном месте сделали вообще мощнейшую корпорацию. Или mail.ru и так далее. И это, кстати, возможно в реальном секторе.

То есть прийти они могут сейчас только туда, где нет государства?

Нет, а вот сейчас, как раз вот в этом и проблема наших реформ. Вот мы с вами говорили, Столыпинский клуб.

У нас осталось буквально 30 секунд.

Так вот проблема в том, что это дело не в том, чтобы снова раздавать кому-то деньги от государства, и его обязывать этими приоритетами, а проблема в институтах. Сделай так, чтобы государство просто создало некие условия, а там, что называется, игра рыночных, в хорошем смысле этого слова, сил. И тогда все получится.

Видите, все равно, друзья, все получится. Давайте на этой ноте закончим.