Это вот такая неурегулированность нашей институциональной среды и вообще низкая эффективность всей нашей экономики, вы понимаете?
А можно ли говорить о каком-то предельном губительном размере теневой экономики?
А он уже сейчас такой.
34%.
Ксения, он уже сейчас такой. Смотрите, мы говорили с вами про экономические реформы в самом начале, что Путин сказал: «Мы расчистим всё, что мешает развитию экономики». Так, друзья, давайте посмотрим, что нужно расчистить, чтобы вот этот малый и мельчайший бизнес появился вдруг, на поверхность всплыл и сказал: «Ребята, мы готовы с государством сотрудничать». Не знаю, я пока не видел ни одного рецепта.
Есть, конечно, рецепты. Давайте освободим этот бизнес вообще от налогов на какое-то время. Да кто же на это решится? Я бы это сделал, честно говоря, уже от отчаяния я бы это сделал. Но у нас говорят ведь как? Я разговаривал с такими…
Обещали же, опять же, решились бы. Но вместо этого мы в конце прошлого года слышали о том, что, наоборот, хотят повысить опять налоги на бизнес, хотя вроде как договаривались о том, что мы этого делать не будем несколько лет.
Ксения, я бы сказал так: это снова очень нервирует тех людей, которые занимаются бизнесом, потому что, с одной стороны, Путин говорит о том, что он не будет повышать, он считает, что это должно быть неизменно, и это правильно.
И, между прочим, РСПП, я читал, регулярно обращается к Путину, и недавно они обращались: «Владимир Владимирович, сделайте так, чтобы хотя бы три года налоги не менять». Три года. На самом деле это мало. Налоги должны не меняться лет семь-восемь, тогда это некий экономический цикл, который тебе позволяет вложить деньги, их, что называется, отбить и начать получать хоть какую-то прибыль.
Тогда надо было раньше с Владимиром Путины договариваться, потому что семь-восемь лет ― это больше, чем президентский срок последний, поэтому тут он, видимо, гарантировать не может ничего.
У него другие интересы. Ему же надо что профинансировать? Смотрите, он сидит и смотрит. Ну, оборонку надо финансировать. Хотя сейчас в федеральном бюджете уменьшаются оборонные расходы.
Да.
Там есть очень много закрытых статей, суть которых мы не знаем. Слушайте, я ещё помню с советского времени, когда я работал тоже в экономическом институте при Госплане РСФСР, там вроде статьи гражданские были, тогдашнего ещё бюджеты, но там же внутри тоже сидели расходы, связанные с военно-промышленным комплексом, вооружением или армией.
Он думает: «Смотрите, у нас такая напряженная обстановка международная, значит, мне надо это обязательно профинансировать. Мне надо профинансировать, наверно, силовые органы». Хотя, видите, МВД уменьшает финансирование и сокращает численность, но есть же Росгвардия, есть ещё целый ряд других силовых ведомств. Это очень нужно, потому что мало ли что случится в этой стране.
Поэтому он смотрит и думает: «Ну где мне взять? Ещё на образование вот тут люди требуют, на здравоохранение. Реформаторы, тот же Алексей Леонидович Кудрин, говорят, что если мы сейчас не вложимся в человеческий капитал и инфраструктуру, то нам никакие реформы вообще не светят здесь в России».
Да, навсегда проиграем.
Конечно, выходом для него… Выход какой? Один из выходов, к чему некоторые тоже его подталкивают, ― давай напечатаем денег. Раздадим бизнесу дешевые кредиты, они тут же начнут развиваться. Нет, мы прекрасно понимаем, куда эти деньги пойдут. А второй вариант ― это обложить бизнес, конечно, дополнительным налогом, при этом сохранив вот эту стабильность бюджетную финансовую, да? Небольшая инфляция, небольшой дефицит бюджета, который у нас, в общем-то, есть.
Поэтому я ставлю процентов 75 из ста на то, что в ближайшие годы, по крайней мере, один-два года ближайшие после выборов так или иначе налоги на бизнес будут повышаться. В той или иной степени, это может быть сделано под очень завуалированным видом. Не обязательно принимать закон. У нас сейчас такой-то налог, не знаю, X, а на следующий год X+2%. Нет.
Но, кстати, упорно же говорят о подоходном налоге.
Но тогда получается, как будто в разные стороны тянут. Потому что недавно приняли документ об амнистии капиталов, мол, возвращайте всё сюда, а потом Шохин встречался с президентом, у него список бизнесменов, которые хотят вернуться домой, давайте мы им какую-то гарантию дадим. И в то же время мы говорим о том, что будет всё повышаться. Можно как-то объяснить?
Ксения, у нас, в России, уже кампании по возвращению сюда капиталов проходили неоднократно. И они неоднократно давали чисто символические результаты по очень простой причине. Сейчас, конечно, ситуация для того бизнеса, который там, за границей, особенно крупного, хуже из-за этого «кремлевского списка».
Да. То есть это может простимулировать?
Там поджимают. Но я всё равно думаю, что радикально никто сюда возвращаться не будет. Потому что получается схема, грубо говоря, какая? «Я денежки возвращаю, чтобы их отдать». Вот примерно так.
И ещё переезжаю обратно.
Да. Если у меня есть возможность где-то на Западе, где они вложены, как-то их легализовать всё-таки, как-то договориться, то я скорее буду делать это, чем эти деньги возвращать сюда. Об этом многие говорят, в том числе из этого так называемого лондонского списка, который Борис Титов ездил… Я видел, там же интервью каких-то людей, которые якобы в списке, что они хотят вернуться.
Там были какие-то не очень известные.
И тут же открываются уголовные дела, вы читали, на этих людей, которые там сидят, спасаясь даже не от каких-то политических процессов, а от того, что где-то кто-то, вот как сейчас происходит с этим владельцем пиццерии «Додо Пицца».
Да, Овчинников.
Слушайте, вот я сижу где-нибудь в Англии, да, я господин Чичваркин, например. Я вот это читаю и говорю: «Слушайте, я оставлю лучше здесь какие-то минимальные деньги на существование, чем я со всеми своими капиталами перееду в Россию, и меня будут вот таким образом, что называется, насекомить». Есть такое слово, знаете, модное.
Хорошее слово.
Это к вопросу о доверии. То, о чем мы с вами постоянно говорили на протяжении этой передачи. Нет доверия.
Фото: Евгений Павленко / Коммерсантъ