Кто заработает на коронавирусе, почему лишних денег в бюджете больше не будет и как на самом деле нужно помочь бедным
В программе «Деньги. Прямая линия» — директор НИФИ при Министерстве финансов Владимир Назаров. Вместе со Львом Пархоменко обсудили влияние коронавируса на мировую экономику, планы правительства по обеспечению семей с детьми, пересчет прожиточного минимума и пользу интеграции баз данных Пенсионного фонда и налоговой, а также будущее нацпроектов.
Мы продолжаем вот уже несколько недель обсуждать собственно главное событие этого года, и видимо, наверное, еще ближайших следующих, я имею в виду послание президента и те инициативы, которые там были высказаны, огромные в смысле денег, которые они потребуют, реализация которых потребует. Но я хотел начать все-таки с горячих сюжетов, которые из области медицинской перетекают плавно в экономическую область, я имею в виду коронавирус. Первый случай вот собственно зарегистрирован уже в России, это приезжий из Китая в Чите. Тем не менее, мы уже видим, что вот сейчас открылись китайские рынки после праздников первый раз, уже на фоне этого коронавируса, с большим падением, понятно, вполне ожидаемым, на 8%. Давайте сначала пока по части глобального эффекта, как вам кажется, мы видели уже первые отголоски на финансовых рынках еще на прошлой неделе, сейчас очевидно эта реакция нарастает. Насколько она, как вам кажется, сейчас адекватна ситуации? Или это скорее, не знаю, нервы, попытка на новостях как-то зафиксировать прибыль от удачного года 2019 и так далее?
Я далек от эпидемиологии, но с точки зрения финансиста я склоняюсь, конечно, ко второму, что это больше спекуляция на очень популярной теме. Потому что на самом деле пока мы плохо понимаем, что это, с чем мы имеем дело, и рынки вначале отреагировали достаточно нервно, но это и правильно, потому что когда ты не знаешь, с чем имеешь дело, то реакция достаточно сильная и яркая. Но сейчас та статистика, во всяком случае, которой мы обладаем, которую публикует Всемирная организация здравоохранения, она достаточно успокаивающая, то есть у нас каждый день с 27 января прибавляется ровно примерно по две тысячи заболевших. То есть речь уже не идет об экспоненциальном росте заболеваемости, а речь идет о линейном росте. При этом смертность тоже, пока трудно судить, какая она, но вот если от количества заболевших смотреть, это примерно 2%, если от количества выздоровевших, то это пока 50%, но уже, грубо говоря, сегодня хорошая новость, у нас количество выздоровевших от коронавируса превысило количество умерших. Поэтому есть ощущение, что в принципе рынки переоценили этот вирус. Конечно, проблемы будут, но кто-то и получит свои деньги, соответственно, медицинские, я думаю, корпорации, те кто борется с этим заболеванием, соответственно, они получат дополнительные бюджеты, дополнительные финансирования, их акции вырастут и так далее. А транспортники, соответственно, имеют убытки, потому что там в ряде случаев уменьшается туристический оборот, особенно в Китае это просто катастрофа у них была. Катастрофа не в глобальном масштабе, но в локальном масштабе это действительно было очень неприятно, потому что они как раз во время Нового года привыкли путешествовать по родственникам, у них такая традиция, надо объезжать всех родственников.
Как и у нас в общем.
Ну, у них просто очень многие семьи мигрировали из деревни в город, и вот в Новый год надо вернуться обратно к своим истокам в деревню в родную, соответственно, посетить своих бабушек-дедушек, родственников, которые остались в деревне. И в ряде случаев им это было запрещено сделать, в ряде случаев они не смогли это сделать. Поэтому для китайцев это очень неприятно, но мне кажется, что они взяли ситуацию под контроль, как в эпидемиологическом плане, так и в финансовом. Мы видим очень грамотные действия Центрального банка Китая, когда они сейчас точечно вливают ликвидность, поддерживают. С одной стороны, дали рынку упасть, но с другой стороны, поддерживают крупных игроков, подпитывая их ликвидностью с тем, чтобы не вызвать какой-то паники на рынке, чтобы держать ситуацию под контролем. Поэтому они действуют очень грамотно и точечно.
Тут сразу хочется спросить, а что у нас? Опять же тут не в смысле медицинско-эпидемиологическом, сколько с точки зрения инфраструктуры, потому что часто очень звучит вопрос, а вот что будет, если начнется у нас. И при этом немедленно все вспоминают последние несколько лет, грубо говоря, скажем так, жесткая оптимизация в здравоохранении, сокращение мест, врачей, фельдшерских пунктов и так далее. Как вам кажется, чисто с точки зрения инфраструктуры, финансирования и так далее, насколько мы готовы, ну не то чтобы к чему-то подобному, но если мы действительно увидим, что как-то и нас это серьезно затронет? Не в смысле одного-двух случаев, а в смысле каких-то реальных очагов в каких-то отдельных городах.
Знаете, не берусь судить вообще. Мир полон случаев, когда даже развитые системы сталкивались с такими большими вызовами, там испанка в начале века и так далее, поэтому не дай бог. Вот не дай бог. Но в принципе у нас в плане контроля эпидемиологического ситуация гораздо лучше, чем вот в среднем по странам СНГ, и может быть, даже чем в Китае. Потому что у них есть действительно районы, медицина очень разнородна в Китае, есть районы, которые уже на уровне Европы оборудованы и оснащены, а есть там, где даже культура сама людей, эпидемиологическая культура, на крайне низком уровне.
Не знают, как себя вести в этой ситуации.
Грубо говоря, помыть руки, то есть какие-то элементарные вещи, в ряде случаев люди пренебрегают элементарными мерами.
Вернемся тогда уже к основной нашей теме сегодняшней, это опять же, как я сказал, послание и те инициативы, которые там прозвучали. Собственно, на прошлой неделе появились первые оценки того, во что это обойдется, даже еще раньше, на самом деле. В общей сложности такая цифра была заявлена Минфином, что окончательная стоимость мер поддержки семей, которую озвучил президент, четыре триллиона рублей дополнительных расходов до 2024 года. Минфин обещает найти эти деньги до 11 февраля, осталась неделя, на следующей неделе уже должны найти. Раньше при этом мы слышали, например, от тогда еще министра экономического развития Орешкина, что деньги эти возьмут из налогов, вот так он это озвучил, не очень понятно, из новых, из старых, и так далее. Все-таки есть ли какое-то уже более ясное понимание источников, из которых будут взяты эти четыре триллиона? И главное, как это может сказаться на других расходах, скажем так, других программах, других планах?
Я более чем уверен, что налоги повышаться не будут, во всяком случае, ближе до 2024 года не было никаких планов такого повышения налогов, которое бы могло компенсировать заявленные меры, поэтому о повышении налогов речи не идет. Что касается перераспределения денег с других программ, я думаю, ровно сейчас этим Министерство финансов и занимается, потому что ни для кого не секрет, что прошлый год у нас закончился крайне низким исполнением по целому ряду нацпроектов. И по некоторым направлениям, по цифровизации, выясняется, что нам надо в два, в три раза меньше, иногда в десять раз меньше денег на те или иные мероприятия. Поэтому не исключено, что деньги можно найти прямо внутри бюджета, перераспределяя с одних направлений на другие. И кроме того, профицит последних лет, вся трехлетка профицитная запланирована, поэтому даже если ничего не перераспределять, даже если просто профицит потратить на это, все равно этого хватит.
Даже так, в принципе, понятно.
Даже так. Может быть, после трехлетки у нас чуть-чуть хуже становится с профицитом, но в рамках трехлетки у нас профицит всегда был больше 0,8% ВВП, а вот эти заявленные четыре триллиона это примерно 0,8% ВВП ежегодно. В этом году чуть поменьше, 0,6%, в следующем чуть побольше.
Это такое удачное совпадение? Или на самом деле просто когда считали эти цифры, в смысле размер этой помощи, как раз прикинули, что вот столько примерно у нас будет свободных денег?
Я думаю, люди, которые готовили послание, они все-таки живут в нашей стране, смотрят в бюджет, в его реальные цифры, поэтому я думаю, это не большая случайность.
Но с другой стороны, действительно, вот четыре триллиона до 2024 года, то есть это примерно по триллиону в год, ровно столько же, сколько мы не потратили из бюджета по итогам 2019 года, вот те самые цифры, которые все обсуждали, что триллион не смогли распределить. Тем не менее, хорошо, все-таки опять же еще раз уточню, о том, что возможно, придется сократить какие-то другие направления, пока про это речи нет?
А жестко так вопрос не ставится. Я думаю, ищутся эти резервы, ну потому что глупо все время закладывать в бюджет какие-то цифры, потом приходить к концу года и выясняется, что совершенно не нужны были эти расходы, и никто даже не начал этого делать. Поэтому ищутся резервы, Мишустин поставил такую задачу, посмотреть еще раз, прошерстить нацпроекты в части их мероприятий, в части обоснованности этих мероприятий. Поэтому, я думаю, часть будет найдена внутри этих мероприятий, что в принципе нет никакого глубокого обоснования, что эти деньги а)нужно потратить и б)мы сможем их потратить. Но все-таки, я думаю, значимая часть будет за счет сокращения профицита.
Теперь давайте немножко попробуем более детально это обсудить. Собственно, основная помощь направлена на семьи с детьми в разных ее видах, и в виде маткапитала, и в виде пособий на детей от трех до семи лет и так далее. И с одной стороны, если со стороны смотреть, довольно кажется понятным в том смысле, что действительно по статистике больше всего бедности приходится как раз на семьи с детьми в нашей стране, так уж вышло. С другой стороны, много можно было видеть уже комментариев в последнее время от разного рода экспертов и так далее, что да, конечно, это все так, но в целом какого-то радикального улучшения по части бедности благодаря этому мы вряд ли увидим. В каких-то точечных областях, в конкретных семьях и в каких-то частях этой бедности, да, увидим, но в общем и целом речи о том, чтобы сократить на порядки, например, количество бедных…
Цель была в два раза.
Ну хотя бы в два раза. Но тем не менее, мы говорили о двадцати миллионах человек примерно, речь идет о том, что станет меньше на два, например, что-то такое. Все-таки насколько сейчас эти оценки точные, приблизительные? Мы можем видеть какой-то, может быть, мультипликативный эффект от этой истории, и достаточно ли это в том направлении, которое выбрано, или может быть, имеет смысл думать о каких-то дополнительных мерах еще?
Вот те очень консервативные оценки в плане бедности, они касались предыдущей инициативы президента, когда было введено пособие от нуля до трех лет. Соответственно, это было сделано два года назад, он заявил об этом, вот прошлый год мы с этим пособием жили и этот год, второй год функционирования этого пособия. И действительно, категория семей с детьми от нуля до трех, очень важная, но не доминирующая в численности бедного населения. Сейчас эта категория сильно увеличена, продлено с трех лет до семи, то есть это увеличение более чем в два раза, при этом увеличивается собственно и пособие. Поэтому, на мой взгляд, вот уже совокупность этих мер, она даст значимый результат. Я не уверен, что это все-таки позволит нам в два раза сократить, но мы будем прямо близки вот к этому. Единственный там минус я вижу в том, что и после семи лет дети не начинают работать, как правило, они идут в школу, и соответственно, если семья была бедной до этого времени, ну может быть, у мамы будет еще дополнительное время для более активного участия на рынке труда. Но если у них, допустим, у обоих родителей заработная плата в районе минималки, или же работает только один из родителей, допустим, вообще мать-одиночка, то мы эту семью все равно из бедности не вытаскиваем. Поэтому нам нужно чуть-чуть пересматривать просто наш подход, увеличивать адресность, то есть сейчас сделано пособие одинаковое для всех, если у вас доход ниже прожиточного минимума…
На человека в семье.
На человека в семье, то на одного ребенка от трех до семи лет пять с половиной тысяч рублей. В следующем году одиннадцать тысяч рублей, уже неплохо, это действительно важно, но есть вероятность того, что кого-то мы сильно вытащим из бедности, ну как сильно, аж на десять тысяч у них будет больше, потому что у них, допустим, одной тысячи не хватало, мы им одиннадцать добавили, и вот на десять у них выше. А кому-то может все равно этого не хватить, у них, допустим, кто-то инвалид и так далее.
Не было никаких доходов, стало одиннадцать, этого все равно…
И все равно это не вытащило семью. Допустим, у них арендованное жилье, то есть масса еще может быть дополнительных минусов, которые утягивают эту семью в бедность и которые не учитываются в текущей методике оценки нуждаемости. Поэтому наша задача, конечно, в первую очередь сделать вот эту методику, которую давно мы призывали Минтруд, лично я и мой институт давно призывали Минтруд, сделайте, говорим мы, эту методику, скажите нам, кто бедный, кто не бедный. Потому что тот подход, который сейчас Росстат говорит, что тупо мы берем прожиточный минимум, доходы населения, и вот поделили на число и получили бедный или не бедный. Ну это же неправильно, есть масса факторов, которые, я повторяю, аренда с одной стороны может утягивать семью в бедность, а с другой стороны, есть излишки жилья, кто-то, может быть, не декларирует свои доходы, живет в классной квартире, в особняке, при этом у него доходов формально нет, мы считаем его бедным, может, и помогать ему активно будем.
Мишустин тоже об этом уже одно из первых заявлений, как раз переход на адресную социальную поддержку, мы сейчас обсудим там детали. В целом этот переход, который, видимо, теперь уже точно случится, судя по словам Мишустина, он в какую сторону эту цифру изменит, в большую, в меньшую, в смысле общего числа бедных и так далее?
Смотрите, этот переход по идее не должен изменить ни в большую, ни в меньшую, просто мы должны правильно их определить. Скорее всего действительно в нашей стране порядка 13-15% от наиболее нуждающихся, которым мы должны помочь. Потому что если эта цифра будет очень большой, значит, надо всем помогать, это значит, снова эту кашу размазать по тарелке, и в итоге никому не помочь. Если сделать очень маленькой эту цифру, значит, очень многие люди не будут получать помощь. Поэтому в большинстве развитых стран, в США, они выделяют именно вот эту группу, порядка от 10 до 20% населения, беднейших, которым надо помогать. Просто нам надо правильно их определить: и по доходам, и по имуществу, и по потребностям.
Я правильно понимаю, что это не вопрос их дохода, так сказать, в абсолютных цифрах, а это просто беднейшая доля, грубо говоря, вне зависимости от того, сколько на самом деле в точности в рублях их доход состоит.
Да. И так, и так в итоге, конечно, мы должны прийти к относительному уровню бедности. Но сейчас у нас есть прожиточный минимум, сейчас отказываться от него не стоит, наверное, имеет смысл его правильнее считать, потому что большинство людей, когда их совсем уж припирают к стенке социологи и спрашивают, если совсем прямо выживание, сколько денег надо, они называют все-таки величину на 20% выше, чем этот прожиточный минимум.
Как минимально необходимую сумму.
Как минимально необходимую сумму.
То есть это там тысяч пятнадцать, вроде того, сейчас прожиточный минимум около одиннадцати.
Да. И это в свое время, я когда был молодым, только окончил вуз, только женился, мы с женой тренировались жить на прожиточный минимум. И могу вам сказать, что да, это можно, но при том, что жилье нам родители дали, то есть у нас не было проблемы съема жилья, мы платили только коммуналку, и мы почти не тратили деньги на лекарства, мы были молодыми и здоровыми. Поэтому да, если так, можно жить даже и на семь пар носков в два года, можно их штопать, жена их штопала. Поэтому теоретически это возможно, хотя так прикольно жить, когда ты действительно молодой, и у тебя перспективы. Когда у тебя какие-то проблемы, а тут еще и денег не хватает, то действительно в такой жизни ничего веселого нет. Поэтому я говорю, что необходимо нам этот прожиточный минимум, конечно, пересмотреть, то есть включить туда и расходы на аренду, если у людей нет собственного жилья. С другой стороны, выкинуть тех, у кого излишки жилья, вторые квартиры, дорогие машины и так далее. Пересчитать так называемую экономию на масштабе, что когда вы живете вдвоем, вы вдвоем оплачиваете коммуналку, то есть вам не нужно два прома, на самом деле, вам нужно чуть меньше. Но это чуть меньше должно включать, в том числе, лекарства, которые сейчас практически не учитываются. Поэтому там много что надо будет пересчитывать в этом прожиточном минимуме, но у меня ощущение, что в целом он будет процентов на 20 выше, чем сейчас.
Вот эта сама цифра прожиточного минимума будет выше?
Да. Если вот без дураков ее пересчитать.
Тут хочется уточнить, что параллельно же при этом нам в Конституцию сейчас внесут прожиточный минимум, не в виде цифры, а в виде того, что зарплата не может быть меньше прожиточного минимума.
Да.
Это как-то будет иметь какой-то эффект вот на сегодняшнее положение, на сегодняшний день и так далее?
Я бы это разделил, честно говоря, эти две проблемы. Есть реальная, действительно, проблема с бедностью, которую можно и нужно решить двумя способами: это экономический рост, который должен решить проблему 90% населения, что, в общем, доказала вся история человечества, и для тех 10–15%, до которых экономический рост не доходит, люди не участвуют на рынке труда или недостаточно там представлены, семья вся недостаточно представлена на рынке труда, нужно вот это адресное пособие, которое бы довело их доходы до некоего гарантированного минимума, гарантированного уровня.
Что же касается минимальной зарплаты, то я, честно говоря, считаю, что это вообще пережиток прошлого. Что это касалось раннего XX века, тогда это было актуально, а сейчас просто все по привычке тянут, тянут, тянут. У работодателей есть миллион способов, как уйти от этой минималки.
Да, всякие полставки, четверть ставки.
Полставки, четверть ставки, нормы выработки. Можно… И плюс сама еще теневая занятость, то есть можно ее вообще не оформлять. То есть есть миллион способов, как уйти. Я считаю, что не надо предпринимателя в этот блуд вгонять. Пусть платит столько, сколько надо, столько, сколько экономически обоснованно. Если мы считаем, что он так уклоняется от налогов, то налоговая должна его проверить. Если это так, то он должен понести наказание. Если все он делал чисто, просто так экономика сложилась, надо людям помочь, крепостное право отменено, работодатель ― это не барин, который ответственен за своих крепостных. У них абсолютно свободные отношения, у работника и работодателя. Если мы как общество считаем, что эта заработная плата очень низкая, и хотим помочь этому человеку повысить уровень его доходов, это правильная постановка вопросов. Для этого все эти пособия и придумываются. Просто надо чуть более по-разумному выделять. Можно и размер увеличить.
Смотрите, вы об этом говорите, вполне звучит разумно и здраво, но тем не менее тот самый МРОТ из начала XX века сейчас вписывают в Конституцию.
Слушайте, это и в Соединенных Штатах, там в Калифорнии зверствуют левые. Поэтому, к сожалению, и левая повестка имеет право на существование, и иная повестка имеет право на существование. Просто я говорю о том, что да, это будет вписано в Конституцию, но не это сократит бедность. То есть уповать, что это хоть как-то поможет бедным, ― это иллюзия.
Хорошо. Возвращаясь к адресной поддержке, о которой сказал Мишустин, вы перечислили довольно много факторов, которые предстоит учитывать: и аренда, и лекарства, и совместная оплата ЖКХ и так далее. Насколько вообще существующая сегодня база знаний, грубо говоря, о гражданах, так сказать, количество информации, которое есть у Росстата и других разных ведомств и так далее, вообще позволяет такие оценки сделать, и достаточно точно? А если нет, то как далеко мы находимся от этой точки, которая нам необходима?
Существующие базы данных достаточно полны. Единственный их минус в их разрозненности. В принципе, наше государство очень много о нас знает, только оно знает в отдельных ведомствах. Есть ПФР, который сейчас сделал такую большую работу, создал так называемый сетевой ЕГИС, единый государственный реестр социальных обязательств, где учитываются все пенсии, пособия, которые уплачиваются всем гражданам. Эта большая работа была проделана, до конца еще не довели, но близки к завершению. Несколько лет трудились, сделали.
Но, к сожалению, эта система не скоординирована с налоговой статистикой. То есть когда и если человек приходит в собес и говорит, что он бедный, ему говорят: «Отлично, принеси-ка справку из налоговой». Он должен идти и получать эту справку. Или с места работы, если он не работает, тогда откуда ему брать эту справку. То есть там целый ряд вопросов возникает, как ему с этим жить.
Мы, короче, людей гоняем туда-сюда, потому что налоговая, которая, в свою очередь, знает, какое у нас имущество, потому что мы уплачиваем налоги на землю, налоги на недвижимость, мы уплачиваем налоги на автотранспортное средство, поэтому они знают, какой у нас транспорт, насколько он у нас дорогой, доходы они наши видят, заработную плату. Все это налоговая видит.
Поэтому наша задача только в одном ― состыковать базу данных налоговой с ЕГИС Пенсионного фонда. И наложить все это еще на реестр, который ведет ЗАГС, реестр нашего народонаселения. То есть если эти три базы данных будут состыкованы, Мишустин как раз сказал, что это можно сделать за два года, то у нас будет идеальная картина, мы можем уже очень точечно решать, чтобы не было этого перехода, например. Сейчас очень несправедливая картина, что если у вас доход на один рубль выше прожиточного минимума, то до свидания, пособия не получаете. На один рубль ниже ― пожалуйста, вот вам 11 тысяч в следующем году.
Получите все.
На самом деле неправильно. Надо поставить планку повыше, как в прошлый раз было, два ПМ, от нуля до трех лет планка сделана два ПМ.
ПМ ― это прожиточный минимум.
До двух прожиточных минимумов. Но мы, соответственно, дотягиваем вас, определенную долю до этих двух прожиточных минимумов. Допустим, 70%. И каждый получает разную цифру, ровно ту, которую именно его семье с учетом аренды, с учетом того, сколько там человек живет, с учетом всех их доходов, всего этого имущества, именно столько, сколько нужно этой семье для того, чтобы обеспечить им гарантированный минимум.
Хорошо. При этом возникает вопрос по поводу, скажем так, теневой занятости, грубо говоря, и вообще теневого сектора. Довольно много лет уже с тех пор прошло, но вряд ли с тех пор что-то поменялось. Помним и заявления Голодец, если я правильно помню, вице-премьера тогда, о том, что десятки миллионов человек, мы не знаем вообще о них, на что они вообще живут, где у них доходы и так далее, потому что все это некая кустарная экономика, какие-то кустарные услуги, кустарные производства. Они как-то живут, очевидно, это люди, так сказать, в экономически активном возрасте. Но они нигде не значатся, что называется, никаких налогов не платят, ни отчислений и так далее. Насколько серьезная это сейчас проблема и что с ней, собственно, делать? Если мы говорим действительно про десятки миллионов человек, если это действительно так, как их вывести на свет, грубо говоря?
Должно быть много инструментов. Прежде всего выйти на свет должно быть легко. Люди не должны бояться того, что когда они выйдут на свет, с ними случится что-то плохое, придет огромное количество контролеров, отнимут бизнес и так далее. То есть первая часть ― это все-таки улучшение делового климата.
Если же мы говорим просто про то, что мы не хотим пособия платить, что они на самом деле не бедные, а мы не хотим платить пособия, то для этого мы должны сделать несколько вещей. Первая вещь ― создав эту единую базу данных, мы уже увидим их имущество. То есть если это на самом деле не бедные люди, у них в какой-то момент появляются хорошее жилье и автотранспортные средства. Увидев их имущество, можно уже сказать: «Ребята, вы не такие уж бедные, несмотря на то, что доход»… Вы просто недообследованные. О ваших доходах государство пока еще не все знает. Это первый способ.
Второй способ ― это так называемый социальный контракт. Если у вас в семье есть трудоспособный человек, он не ухаживает за инвалидом, не сидит с маленьким ребенком, просто есть трудоспособный человек, про доходы которого мы ничего не знаем, пожалуйста, есть форма социального контракта. Государство входит с тобой во взаимоотношения только при условии, если ты идешь на биржу труда, соглашаешься на любую подходящую для тебя работу, что, по сути дела, в нашем случае означает почти на любую работу, вот тогда государство, соответственно, готово твою семью, не только тебя, но и целиком всю твою семью вытаскивать из бедности.
Если тебе это не интересно, идти на биржу труда и развлекаться, следовательно, ты не очень бедный.
Ну да. Хорошо, собственно, президент как раз тоже в послании про социальные контракты говорил. Это как раз была та часть, которая была наименее конкретная, такая общая. Посыл был такой, что пока этот институт не очень работает, давайте пересмотрим, подумаем, углубим и расширим.
Пока непонятно, к чему мы его пришиваем. Мы, к сожалению, поставили телегу впереди лошади. То есть мы вначале сказали: «Давайте социальные контракты», а потом уже придумываем это пособие большое, а потом еще создаем эту систему, базу данных, кому это все. По идее, все делать надо было немножко в другой последовательности: вначале создать базу данных про население, его доходы и имущество, вторым шагом сделать пособие, хорошее, большое, которое вытягивает гарантированно семьи из бедности, третий шаг ― именно как фильтр сказать: «Ребят, те, кто может, но не хочет работать, именно для вас социальный контракт».
А у нас это попытка втюхать, грубо говоря, корову человеку, которому она не очень нужна.
Да. При этом по поводу этой базы данных, которую мы здесь обсуждаем, все равно все время звучат такие сомнения, довольно классические для нашей страны: да знаем мы, сейчас они все про нас узнают и дальше нам только от этого хуже будет, с нас какие-нибудь налоги дополнительные снимут, еще что-нибудь. В широком смысле вопрос доверия, грубо говоря, государству, государственным институтам, к тому, чтобы действительно открыться перед ними, просто обнажиться с ног до головы полностью.
Как вам кажется, насколько это серьезный фактор сейчас и как он может, собственно, повлиять на результат этой работы?
Обнажаться-то не надо. В принципе, государство уже много чего знает, ему просто надо все эти знания свои интегрировать в единую систему. Поэтому от человека никаких дополнительных требований «ты должен что-то задекларировать и так далее» не надо. От человека требуется только одно ― это, по сути дела, если ты бедный, обратись за помощью, скажи: «Мне нужна помощь». Это, по сути дела, станет разрешением социальным службам заглянуть во всю информацию, которая о тебе в этой системе уже есть. Если ты чего-то боишься, не обращайся в эту систему за помощью.
Понятно. Хорошо, хочется еще пару слов поговорить по поводу в целом нового кабинета. Много очень оценок мы тоже слышали, начиная с тех, что абсолютно новые люди, премьер-технократ, какие-то достижения в ФНС, команда, которую сам премьер набирал, тоже некий нонсенс по сравнению с последними годами, так сказать, и так далее, что какая-то команда единомышленников. До обратной стороны: все, конечно, может быть, люди и прекрасные, но в целом ничего не поменялось. Нацпроекты так же вызывают большие вопросы, инвестклимат так же, санкции так же. И люди эти все, в общем, тоже так или иначе занимали какие-то посты. Не очень понятно, почему, оказавшись на других постах, они должны сейчас выдать какой-то невероятный результат.
При этом, очевидно, с точки зрения плана экономической политики она не поменялась, по-прежнему нацпроекты ― вот что должно вывести нашу экономику в счастливое будущее и так далее. Вы на этой шкале где находитесь, как вы оцениваете, так сказать, эти перспективы? Можем ли мы ожидать, действительно, что история с нацпроектами, которая буксовала, очевидно, фактически с того момента, как они начались весной 2018 года, получит сейчас некоторый прорывной толчок вперед? Или действительно обстоятельства, которые вокруг этих нацпроектов, сильнее, чем персоналии и способности конкретных людей, которые ими теперь занимаются?
Я бы разделил этот вопрос на две части. По исполняемости нацпроектов, мне кажется, ситуация должна улучшиться. Во-первых, первый вице-премьер Андрей Рэмович Белоусов, соответственно, принимал огромное участие собственно в разработке указа, из которого и родились нацпроекты. Поэтому он очень хорошо понимает, чего надо достичь в итоге.
В чем идея, собственно, была.
Да, в чем идея. Поэтому логично, что человек, который понимает, в чем идея, теперь отвечает за реализацию, это очень правильно. Второе ― что в целом команда действительно технократичная, я думаю, что они повысят степень реализации этих проектов. Плюс год уже прошел, какие-то вещи обкатаны, мне кажется, что эта команда способна будет придать больший темп реализации национальных проектов, то есть мы в конце года не очнемся с неосвоенным триллионом.
Да, но вопрос-то…
Да, второй вопрос: приведет ли это к экономическому росту? Тут я больший пессимист. В этом году да, а в среднем по больнице нет, на долгую не совсем, потому что нужны иные вещи, в основном связанные с инвестиционным климатом. То есть нужна глубокая судебная реформа, реформа правоохранительной системы, реформа надзоров, контролей. Без этого мы, конечно, не сможем вдохнуть уверенность в наших предпринимателей, а без этого мы, соответственно, не сможем подстегнуть темпы экономического роста.
Поэтому да, государственный спрос увеличится, он потянет за собой и предпринимательскую активность. Поэтому в этом году, я уверен, 2% роста у нас должно быть. Но выйдем ли мы на 3% в долгосроке…
А надо 3% плюс вообще.
А надо 3% плюс. Я очень сильно сомневаюсь. Одних нацпроектов недостаточно.
Окей, тот факт, что про эту часть вообще пока ни слова нет, о которой вы сказали, судебная реформа и все, что касается инвестклимата, свободы предпринимательства и так далее, еще есть шанс, что что-то подобное мы услышим, мы можем такое ожидать, учитывая супермасштабные пертурбации, которые мы сейчас наблюдаем во всех сферах, от Конституции до Генпрокуратуры? Или все-таки, так сказать, политика Кремля в широком смысле слова, верховной власти в том, что нет, нацпроектов достаточно, это и есть решение?
Мне трудно судить, я там со свечой не стоял.
Нет, я имею в виду ваши впечатления, наблюдения за процессом.
Пока дышу, надеюсь. Рано или поздно эти вопросы должны быть подняты, должно произойти понимание, что без их решения невозможно дальше развиваться стране. Придет ли это понимание до 2024 года или после 2024 года, сказать сложно.
Опять же, если вы говорите о том, что 2% мы получим экономического роста по итогам года, при этом сейчас пришла оценка Росстата, что по итогам 2019 года был 1,3%. Мало, но вроде как что ожидали, то и получили, примерно такой прогноз и был. Опять же при этом мы много слышали таких комментариев о том, что, в общем, были прямые претензии к кабинету Медведева, что, собственно, результата работы особенно нет в широком смысле этого слова.
Если мы увидим по итогам этого года те же 2%, то есть фактически примерно тот же результат, может быть, чуть лучше, да, как вы говорите, что в долгосрочной перспективе это лучшее, на что мы можем надеяться. Опять же как вам кажется, можем ли мы рассчитывать на смену просто парадигмы и подхода? Один кабинет попробовал с нацпроектами, ничего не вышло, другой попробовал, стало чуть лучше, но не радикально, может быть, все-таки тогда надо менять подход к этому снаряду?
У меня гораздо скромнее запросы к этому кабинету. Я бы хотел, чтобы они просто создали действительно эффективную систему помощи нуждающимся. Это план минимум, я считаю, который должен быть поставлен перед этим кабинетом. Все остальное выходит как бы в верхнюю политическую плоскость, где уже нужны решения другого уровня.
И где кабинет может быть не очень полномочен. В части судебной реформы, например.
Да, явно выходит за рамки.
За рамки их полномочий.
Понятно, хорошо. Последнее, про что хочется спросить сейчас коротко, это одно из решений еще медведевского кабинета, да, которое сейчас начало действовать. Регуляторная гильотина, про которую очень много говорили, на которую очень много надеялись. Собственно, сегодня, если я не ошибаюсь, пришла первая новость про первую сработавшую гильотину. Правительство отменило необоснованный контроль в сфере аккредитаций. С этого куска решили начать.
Тем не менее очевидно, что по плану в этом году, собственно, основная часть должна быть, так сказать, этой работы уже закончена, то есть основная часть актов должна быть отменена. Можем ли мы ожидать в этом году каких-то прямых эффектов от этого? Просто в цифрах, в каких-то опережающих индикаторах и так далее. Или это все-таки какая-то более долгоиграющая история?
Это более долгоиграющая. Конечно, тут нужен более системный подход, потому что если вы убрали одну норму, которая мешала жить, но оставили огромное количество других, которые мешают жить, то ситуация не поменялась. Это как границы. Границу надо держать на замке. Если вы оставили, полграницы охраняете, а пол- не охраняете, значит, вы ничего не охраняете.
Поэтому здесь та же самая ситуация. Должен перелом быть в самой ментальности. Для этого мы каждый день должны слышать эти новости, причем они должны быть действительно значимыми. Не просто некая аккредитация, никто не понимает, кого, к чему, а что буквально сегодня аккредитация этих, завтра этих, послезавтра вот этих, сокращены такие-то надзоры. Должна быть каждый день какая-то позитивная новость. Ни дня без позитивной новости в сфере регулирования.
Понятно. Да, это вопрос вообще пиара.
Благо регулирования у нас столько, что новостей хватит на каждый день.
Хватит на 365 дней, понятно. Да, то есть это вопрос пиара и коммуникаций в некотором смысле, да?
Пиара и абсолютной последовательности политики. Не просто чтобы мы взяли что-то самое безболезненное и отменили, а просто что мы целые надзоры, допустим, уничтожили. Взяли пожарный надзор и заменили страхованием, целиком ликвидировали, а деньги отдали пожарным, закупили больше пожарной техники, повысили зарплату МЧС. А надзор не нужен. Пожарные нужны, а надзор не нужен, нужно страхование ответственности.
Понятно, звучит вполне разумно. Посмотрим, с завтрашнего дня начнем следить за новостями, появятся ли у нас каждый день такие сюжеты. Я думаю, все были бы рады такому новостному фонду. Спасибо вам большое.
Не бойся быть свободным. Оформи донейт.