США ослабляют рубль, Минск рвет с российской экономикой, и новая экспансия государства в бизнес

Полная расшифровка программы:

Давайте начнем с санкций. Казалось бы, три года этой теме, кажется, уже все привыкли, и уже совершенно нечего обсуждать. Но американские конгрессмены не дают об этой теме забыть и как-то расслабиться, потому что в Сенат США внесен законопроект о не то чтобы расширении, а сколько об углублении санкций со стороны США. Там разные предполагаются меры, которые отчасти закрывают некие дыры возможные, которые были в существующих мерах против российской экономики.

Насколько я понимаю, наиболее чувствительный там момент, хотя, казалось бы, может быть, и формальность — это сокращение вот этого срока кредитования, который возможен для российских компаний. Потому что, как мы знаем, вроде как крупным российским и, в первую очередь, госкомпаниям запретили получать капитал в США, но оставили такую лазейку, что сроком до 30 дней его можно привлекать. Теперь предполагается до 14 дней сократить этот срок. Действительно ли это может как-то серьезно изменить ситуацию, как вам кажется?

Это действительно повлияет, потому что, собственно говоря, банки совершают операции в интересах клиентов, например, торговое финансирование, тогда нужно на какое-то время действительно у западного банка прокредитоваться на короткий срок и потом эти деньги запустить уже в интересах клиента в оплату. Поскольку срок сокращен, то фактически госбанкам, которые попали прежде всего под санкции, будет довольно трудно для клиентов делать такие операции.

Они их продолжали делать все это время?

Конечно, продолжали, безусловно. До сих пор просто санкционным банкам невозможно было выйти на рынок капиталов, там занять на долгий срок деньги. Сейчас это остается, плюс еще ужесточается вот этот срок, когда можно временно прокредитоваться у иностранного банка. Ну да, значит, это повлияет таким образом, что клиенты, видимо, от этих банков пойдут в частные банки, которым сегодня это пока санкциями не запрещено. Хотя контрагенты чувствуют себя некомфортно, даже когда взаимодействуют и с негосударственными банками, потому что на всякий случай, комплаенс требует быть очень внимательным.

Я как раз поэтому и спросил, продолжают ли они пользоваться, потому что мне так казалось, что несмотря на то, что какие-то возможности остались, но по сути реально ими тоже не пользовались, так, на всякий случай, что называется, чтобы, не дай бог, какие-то риски не реализовались.

Со временем на самом деле немножко происходила эрозия этих санкций в том смысле, что страх и комплаенс-контроль немножко смягчался под влиянием времени, и на самом деле целый ряд российских банков, например, разместили бессрочные бонды, которые, в том числе, покупали инвесторы из Европы и из Америки. То есть нельзя сказать, что это было совсем запрещено, и этим не пользовались.

Что касается бондов, то бишь облигаций, я так понимаю, что есть еще речь о том, чтобы все-таки ограничить вложения в то, что называется, суверенный долг, по сути, облигации Российской Федерации, которые выпускает Минфин, которые, насколько я понимаю, сейчас очень популярны у западных инвесторов, в том числе и у американских, благодаря высокой ставке и высокой доходности по этим бумагам. Давно это обсуждалось вроде как, и теперь это перешло на следующий уровень уже такого конкретного обсуждения в Сенате. Как вам кажется, во-первых, будет ли это принято, а, во-вторых, опять же, какие это может иметь последствия?

Да, это серьезный вопрос, потому что американские фонды обеспечивают почти 70% российских ОФЗ. То есть это означает, что их уход может сильно повлиять.

Давайте здесь поясним коротко. 70% российских облигаций, так или иначе, или покупаются, или продаются американскими фондами.

Совершенно верно. С другой стороны, это означает, что эти фонды очень сильно заинтересованы в том, чтобы все-таки не уходить. Потому что если начинаешь распродавать, ты теряешь, получаешь убыток. И конечно, американские власти и даже сенаторы, они, наверное, не хотят нанести такой ущерб.

А он может быть и для них серьезный тоже в этом смысле?

Да, могут быть потери. В масштабах американской экономики и финансов это ерунда.

Если мы говорим о конкретных фондах?

Да, у конкретных фондов могут быть конкретные потери. Поэтому мне кажется, что пока до конца неясно, как здесь ситуация повернется.

Но если все-таки?

Если все-таки жесткий сценарий, то, во-первых, упадет цена российских облигаций федерального займа, вырастет их доходность и, конечно, для Минфина будет сложнее делать дальнейшие размещения. То есть планы по финансированию долга через займы на финансовом рынке могут быть сильно скорректированы. Ну а для западных фондов это какие-то потери. Соответственно, это, кстати, на рубле скажется.

Да, вот про рубль как раз хотел уточнить.

Рубль тогда у нас припадет. Сбудутся прогнозы, о которых Минэк говорил, там, 60 рублей будет.

Минэк что-то подозревал. Про это тоже хотел спросить, последние заявления на эту тему министра Мантурова, министра промышленности, о том, что оптимальный курс для российских производителей — это около 62 рублей за доллар. Я здесь не столько хотел вас про конкретную цифру спросить, сколько вообще про вот эти бесконечные разговоры в российских эшелонах власти и в разных министерствах — крепкий, слабый, такой должен быть, нет, такой. Это вообще, во-первых, имеет ли какое-то значение на самом деле для рубля, собственно, а, во-вторых, имеет ли смысл искать и вообще обсуждать это как-то, если мы считаем, что у нас вообще свободный рынок, и как он определит, так и будет?

Ну, вы ответили. На самом деле все эти рассуждения носят умозрительный характер. Да, если мы возьмем конкретное предприятие, конкретную компанию, то для какой-то компании сильный рубль лучше, для какой-то — слабый рубль лучше, для каких-то компаний это по барабану: слабый, сильный, лишь бы только внутри России можно было что-то продать. А рассуждения чиновников о том, что 62 было бы лучше, они строятся на умозрительных заключениях на самом деле. И, на мой взгляд, конечно, рубль должен быть таким, какой он есть, и он таким и будет. Им манипулировать можно, но толку будет от этого мало.

Но не нужно.

Но не нужно. И Центробанк, кстати, в этом смысле проявляет… это не мудрость, но сознательность.

Понятно. Если возвращаться как раз к этим американским санкциям, которые могут затронуть российские долговые бумаги и, соответственно, дальше рубль, отчасти, насколько я понимаю и позицию ЦБ, в принципе как раз все были озабочены тем, что очень большое присутствие иностранных инвесторов в российских бумагах, из-за этого во многом слишком сильно укрепляется рубль и так далее. То есть, может быть, это даже будет, в конечном счете, если это случится, если мы не берем последствия для будущих займов, но в моменте, что называется, это, может быть, будет и позитивно, как вам кажется?

На самом деле это может быть такой еще небольшой внешнеэкономический шок. Конечно, мы пока рассуждаем о гипотетической ситуации, то есть у меня такое ощущение, что здесь большой жесткости сенаторы Америки не проявят, я думаю, какие-то лазейки будут, так, чтобы это все осталось как есть или мягко регулировалось. Но если все-таки будет шок, мне кажется, это плохо. Потому что, во-первых, будет инфляционное давление опять, рубль падает — всегда это влияет на инфляцию. И вообще нестабильность рубля — зачем она нужна? Сейчас рубль гуляет 56-57, и все довольны на самом деле, в конечном счете, все довольны. У нас стабильность рубля — это стабильность экономики.

И наоборот, стабильность экономики — это стабильность рубля. Чтобы закончить тему с рублем, такая довольно неожиданная новость сейчас к нам пришла из Белоруссии о том, что Белорусский Национальный банк перестанет учитывать российский рубль в своих золотовалютных резервах. С точки зрения, в абсолютных цифрах, наверное, это не очень серьезная история, потому что в общей сложности там резерв около 5 миллиардов долларов. В общем, по российским меркам совсем немного. Но скажем так, чисто символически можно ли как-то рассуждать на эту тему, потому что были очень долгие разговоры про рубль как резервную валюту, региональную  хотя бы, давно это было последний раз, но тем не менее. Все-таки о чем-то говорит нам эта новость? Как вам кажется?

Ну говорит. Обычно Центральные банки держат в резервах чужую валюту для как бы цели поддержания экономических связей и торговли, прежде всего, и инвестиционных потоков. Белоруссия в свое время рассчитывала на очень тесную интеграцию с Россией экономическую, и Россия это приветствовала, безусловно. И дело дошло до того, что белорусские, скажем, бонды продавались в России, и даже компании белорусские продавали свои облигации за рубли в России, а потом рубли использовали для внешнеэкономических операций и инвестиционных операций тоже. Сейчас это означает, что это стало менее интересным.

Даже несмотря на то, что Россия по-прежнему основной, очевидно, торговый партнер Белоруссии?

Да, значит, стало не так интересно, ведь можно и доллары использовать в торговле. Можно обойтись без рублей, это же все-таки другая страна. Внешнеэкономическая торговля может быть построена на долларах. То есть это некий шаг, отход от той идеи и тенденции, которая была раньше. Ну, мы понимаем, с чем это связано, потому что сейчас отношения между Белоруссией и Россией, они в принципе дружеские, но не настолько.

Натянутые, я бы сказал, немного.

Ну я мягко говорю. Поэтому как бы решили, что можно обойтись без рублей.

Понятно. А действительно, если мы говорим только о Белоруссии, наверное, это, правда, не такой большой фактор, но вот эта сама идея некой резервной валюты, если бы она была действительно в Белоруссии, Казахстане, странах СНГ, может быть, еще и в странах Восточной Европы, можно было бы говорить о том, что это тоже было бы, так сказать, какой-то поддержкой рублю и его стабильности?

Безусловно, конечно, валюта, которая широким спросом не только в стране, но и в мире — это, в принципе, способствует стабильности, безусловно. Но надо хорошо понимать, что российская экономика не настолько сильна, я имею в виду с точки зрения объема валового внутреннего продукта, чтобы быть центром притяжения для вот окружения. Европейская экономика мощнее, законы гравитации действуют. У кого больше ВВП и ближе границы — те стремятся торговать больше, поэтому, собственно, и тянутся страны: Казахстан тянется к Китаю, среднеазиатские страны ищут на Ближнем Востоке. То есть это некие законы экономические, которые не преодолеть.

Да, по-другому этот закон еще звучит «деньги к деньгам».

Да, стань сильным, мощным и большим, и с тобой все будут торговать с огромной радостью. И скажут: «Рубль — это прекрасная валюта».

Это то, что нам надо. Ну вот я здесь хотел, чтобы завершить вопрос про санкции, хоть дежурный вопрос, но тем не менее, вот он вновь актуален в связи с последними новостями из США. Дмитрий Петраченко задает нам его на сайте: «На ваш взгляд, снятие антироссийских секторальных санкций возможно ли при действующем президенте страны, или это несовместимые понятия?».  В общем, сначала думали, что сейчас все получится. Теперь кажется, все в другую сторону, так сказать, мнения пошли по части отмены санкций. Вопрос не в персоналиях. Вопрос, так сказать, при нынешнем сроке, при следующем сроке Путина ли, Трампа ли, или это все равно все отодвигается дальше на какие-то следующие поколения, что называется?

На самом деле я бы так ответил, что нынешняя власть российская, она представлена в том числе, президентом, и премьер-министром, и Государственной Думой, ну, может быть, еще некоей политической элитой, нынешняя власть, она идет на конфронтацию. То есть не вызывает огонь на себя, то есть пытаясь как бы спровоцировать, но, на мой взгляд, сложилась какие-то отношения, что каждый обвиняет друг друга. Американцы говорят: «Вы виноваты. Вы там вмешивались», Россия говорит: «Вы виноваты, вы на Украине себя вели неправильно». Когда две стороны так разговаривают, не будет перспективы никакой, пока не изменится риторика коренным образом. Почему она изменится? То ли потому что кто-то уйдет, а кто-то придет — не факт, неизвестно. Вот Трамп же хотел улучшить отношения с Россией, ну так говорят и так пишут, но ему просто не дали этого сделать.

Да, получается пока все немножко наоборот. Вот еще один вопрос от нашего зрителя, касающийся налогов. Он периодически поднимается экспертами и нашими зрителями. Касается он прямых налогов. Давид его задает на нашем сайте: «Добрый вечер. На ваш взгляд, возможно ли в России отказаться от НДС и других косвенных налогов (не просто так все-таки) в пользу прямых, и перенести ответственность за уплату НДФЛ на самих граждан?». Периодически действительно поднимается этот вопрос. Но почему-то все время он никак не доходит, так сказать, до практики.

Ну, вообще говоря, прямые налоги, но не граждан. На граждан прямые налоги во всем мире существуют, они разные, у кого-то выше, у кого-то ниже. Во многих странах граждане сами несут ответственность за предоставление декларации и уплату этого налога. В России, в основном, это делают работодатели, за исключением, когда у человека есть какие-то еще иные доходы, которые он не получает под контролем налогового агента.

А вот НДС — это косвенный налог, который фактически является налогом на потребление. А прямые налоги — это налоги на инвестиции. Что такое налог на прибыль? У предприятия есть прибыль. Прибыль используется для чего? Для того, чтобы расширять производство, в классическом смысле. Можно ее, конечно, проесть мгновенно, но собственники так не делают. И когда вы изымаете слишком много из этой прибыли, вы уменьшаете инвестиции. Поэтому в мире сложилась система, когда есть и прямые налоги на прибыль, но они такие, как бы сдержанные, с тем, чтобы не дестимулировать инвестиции.

Вот, например, президент Трамп предложил прямые налоги сократить в Америке для того, чтобы простимулировать инвестиционный процесс. А косвенный налог  — он позволяет поддерживать стабильность бюджетов государственных, потому что это… Мы все что-то потребляем, мы не можем потреблять. И немножечко государство отщипывает в этот бюджет для того, чтобы исполнять уже общегосударственные задачи. То есть это достаточно разумная продуманная система.

Ну вот в Америке нет НДС, но там есть налоги с продаж. И они довольно-таки большие. По штатам варьируются, но они есть. Ну то есть тоже налог на потребление. Просто они умеют его собирать. У нас была дискуссия, что, может быть, нам надо налог с продаж ввести, а НДС как-то сократить или вообще там убрать. Но есть опасность, что мы просто не сумеем этого собрать. У нас другая экономика.

Хорошо, у нас есть вопрос от наших зрителей по телефону. Добрый вечер, вы в прямом эфире. Как вас зовут? И откуда вы?

— Добрый вечер. Меня зовут Галина, я из Москвы. Вопрос такой: почему до сих пор государство не вернуло в свою собственность винно-водочную промышленность, которая давала колоссальную прибыль в нацбюджет? Можно было бы, наверное, не такие большие налоги на население давать, потому что это бы гораздо больше компенсировало. Вот почему такое решение не принято до сих пор?

Спасибо.

Как вариант это возможно, но я так понял, что все-таки, во-первых, был сделан шаг и была приватизирована эта отрасль. Во-вторых, государство решило пойти по другому пути: пусть производство алкогольной продукции остается в руках негосударственных владельцев, не государства, но ввести такую систему учета и обложения налогом производства алкогольной продукции, которая бы давала сопоставимые с государственной монополией доходы. Потому что государственная монополия в этом случае зачем нужна? Просто чтобы побольше собирать налогов, потому что в стоимости алкогольной продукции налоги составляют совершенно огромную величину — 200-300%. То есть пошли по такому пути.

В принципе если его удастся, этот пресловутый ЕГАИС, это акцизные марки и так далее, то есть строгий учет производства, соответственно, если есть строгий учет производства, понятно, сколько должно предприятие платить налогов. То есть таким способом. Наверное, если это довести до конца, это будет примерно эквивалентно доходам от госмонополий, но в чем выгода? Все-таки частная инициатива и проявляется там… появилось огромное количество качественной водки, хотя водка — это алкогольный и плохой продукт, но тем не менее много хорошей и чистой водки, а много плохой водки. Вопрос контроля.

Да, но он как-то связан. В общем, с другой стороны, есть ощущение, что даже в случае с государственной монополией он так же в той или иной степени останется, потому что частное или государственное производство, но это не отменяет контрафакта, контрабанды и всех прочих явлений. У нас, кажется, есть сразу еще один звонок, если я не ошибаюсь. Добрый вечер, вы в прямом эфире.

— Здравствуйте. Меня зовут Геннадий. Я проживаю в Израиле, у меня есть родственники, которые проживают в Приморском крае, и я недавно проверял билеты до Владивостока, и оказалось, что билеты из Тель-Авива до Владивостока стоят почему-то дороже, чем до Нью-Йорка, скажем, тоже через Москву. И оказывается, что из Москвы до Владивостока стоит дороже, чем перелет из Москвы до Нью-Йорка или из Москвы до Пекина. У меня такой вопрос: как в России собираются бороться с инфляцией, если кругом есть монополии, я понимаю, что из-за монополий не получается снизить цены? И как люди будут просто передвигаться по России?

Спасибо. Но инфляция, кстати, в общем, уже побеждена, несмотря на все монополии, практически побеждена.

Она не то что побеждена, она поставлена сейчас под достаточно жесткий контроль, но я бы не делал таких заключений, что это навечно, нужно еще посмотреть, как будут развиваться события. Потому что сейчас во многом фактор низкой инфляции связан с тем, что потребительские возможности семей российских очень сильно ограничены по доходам, то есть люди не очень много покупают. И главное, что есть еще ожидание некоторого ухудшения материального положения, и поэтому семьи не очень хорошо тратят деньги — это, конечно, очень сильно влияет на цены. Ч

то касается билетов, я бы так не делал однозначные заключения. Дело в том, что авиакомпании продают билеты, и стоимость их определяется в зависимости от спроса. И я уверен, что можно найти стоимость эконом-класса из Москвы в Нью-Йорк или из Москвы во Владивосток, примерно одинаковое расстояние и примерно одинаковая будет цена. Но иногда в какие-то моменты из Москвы во Владивосток очень трудно купить дешевый билет, потому что вдруг какой-то всплеск спроса. У авиакомпаний фактически математическая модель зашита в продаже билетов: как только растет спрос, начинает расти цена. Может быть, в Нью-Йорк никто не хотел лететь, когда наш слушатель смотрел цены, а во Владивосток было много желающих. Эти цены сдвинулись. Наоборот — цены наоборот сдвинутся.

И, конечно, все-таки конкуренции на внутренних линиях не хватает, потому что «Аэрофлот», в основном, обслуживает большинство этих длинных плеч по стране. Если говорить про полеты за границу, то есть еще иностранные авиакомпании. China Airlines летает в Россию, значит, можно выбрать между «Аэрофлотом» и китайской компанией. Американские авиакомпании летают в Россию. Есть европейские компании, которые обеспечивают стыковочные перелеты в большом количестве, там конкуренция очень мощная, поэтому там ценообразование менее подвержено давлению спроса, а внутри страны подвержены.

Да, действительно, что касается внутренних перелетов, где действительно «Аэрофлот» как-то правит балом. Но были же обсуждения какие-то и такие разговоры на тему: а, может быть, нам все-таки пустить иностранные авиакомпании на внутренние рейсы. Понятно, эффекты экономические, в смысле доходов того же «Аэрофлота» и так далее. С другой стороны, это ведь радикально может изменить просто доступность, грубо говоря, регионов и связанность регионов, и возможности людей перемещаться, в том числе для решения каких-то деловых вопросов и так далее.

Но вообще в какой-то степени это было. Например, Lufthansa в свое время, когда российская экономика очень быстро росла, это первые 10 лет нынешнего века, летала активно в наиболее крупные города, ей разрешили летать в наиболее крупные города России: Екатеринбург, Новосибирск, Нижний Новгород, вообще очень активно летала. Потом они эти рейсы убрали из-за экономического кризиса, но и как-то обратно не вернулись.

Я думаю, что все-таки да, российские министерства поощряют «Аэрофлот». И сейчас происходит какой-то шеринг, то есть если из Рима надо попасть, например, в Екатеринбург, то можно лететь из Рима до Москвы Alitalia, а из Москвы в Екатеринбург уже «Аэрофлотом». И эти рейсы стыкованы по времени, и Alitalia может продавать этот билет до Екатеринбурга, и «Аэрофлот» тоже может такие билеты, у них делятся места. Решили по такому пути пойти. Этот путь, конечно, менее эффективен, настоящая конкуренция более выгодна для потребителя.

Для потребителя, конечно, да. И давайте сразу начнем со звонка в студию от нашего зрителя. Добрый вечер, вы в прямом эфире.

— Добрый вечер. Меня зовут Евгений, Подольск, предприниматель. Вопрос к господину Вьюгину: скажите, пожалуйста, какой ваш прогноз после выборов 2018 года? Государство окончательно одержит победу в войне против малого и среднего бизнеса или есть какие-то надежды на выживание? Спасибо.

На реванш, я бы сказал.

Мой прогноз такой, что в принципе укрепление государственного сектора в экономике будет происходить после выборов.

Все равно?

Да. Будет происходить. Здесь есть одна фундаментальная причина: развитие государственных компаний и их существование позволяет, или это так кажется власти, больше контролировать экономику, а такое желание есть, может быть, даже где-то это и политическое желание, а не только чисто рациональное экономическое. Второй фактор: государственные компании, они же тоже склонны к экспансии, но поскольку они имеют некое скрытое преимущество по отношению к негосударственным, то есть они защищены государством неформально и могут получать какое-то финансирование, например, многие оборонные предприятия получают финансирование, нефтяные государственные компании пользуются поддержкой при получении финансирования, то это тоже будет подталкивать.

Государство не против, я так понимаю, развития малого и среднего бизнеса, и даже на словах кажется, говорят, что это очень хорошо, это правильно. Но ведь для того, чтобы эти сектора развивались, нужно создавать им нормальные экономические условия. К сожалению, по самому менталитету чиновников, я бы так сказал, это вопрос создания условий понимается ими очень своеобразно. Да, можно что-нибудь просубсидировать. В свое время московское правительство, но это в рамках общей программы государственной, субсидировало процентные ставки по кредитам малому бизнесу.

Но ведь это не все, нужно же еще как-то сделать так, чтобы действительно малый бизнес не должен был продираться сквозь тернии регулирования, причем на таком уровне, о котором иногда это правительство даже не знает, что там происходит. Этого менталитета, этого такого чувства в российской бюрократической системе нет. Российская бюрократическая система во многом унаследована от Советского союза и менталитет от Советского союза.

То есть поддержка в виде патернализма такого же? Мы вам дадим денег просто?

Да, патернализм. Да, мы дадим денег, мы с вами ласково поговорим, но реально создание среды, когда легко просто, но просто не бывает, но когда, во всяком случае, инициатива реализуется — этого нет.

Здесь удивили меня ваши слова по поводу того, что государственный сектор будет укрепляться после выборов. Потому что, насколько мы знаем, хотя это почему-то большой секрет, в программах экономических, которые представлены в Кремль на следующий цикл с 2018 года, который представлен и Столыпинским клубом, и Центром стратегического развития, и еще есть некоторые программы Минэко. Насколько я понимаю, они все сходятся в том, что надо проводить приватизацию, опять, правда, эти разговоры мы давно слышали, но тем не менее. Вы говорите о том, что, наоборот, будет государственный сектор укрепляться. Это означает, что никакая из этих программ не будет принята или просто ни одна из них не будет исполнена? В этом смысле Ольга Курцева спрашивает: «Вообще почему ничего не слышно про экономические программы, ничего мы не слышим и про следующий президентский срок Путина? Есть ли вообще смысл их писать в этой неясности российской экономики и политики?».

Программы пишутся для того, чтобы существующая власть, представленная разными институтами, могла посмотреть и, может быть, позаимствовать какую-то более-менее стройную экономическую платформу, о которой можно будет сказать на выборах. Вопрос реализации совершенно в другой плоскости находится. Реализация — это уже… ну мы же не живем в стране, где если президент сказал, то тут же все сделано. Он сказал...

Это иногда так кажется.

Так кажется, да. Но есть очень большая система интересов, о которой я тут чуть-чуть упоминал, которая препятствует реализации этих программ. У нас же в России ни одна программа не была выполнена. Была замечательная программа Грефа начала 2000-х, которая, в общем-то, по признанию экспертов, что была выполнена где-то на 35-40%, и этого уже было достаточно для того, чтобы российская экономика дала очень хороший толчок к развитию. Потом были еще программы. Я сейчас уже не помню их названия, я помню, что около тысячи экспертов из институтов разрабатывали программу «2020», но она вообще просто в корзину была отправлена.

То есть у нас есть разрыв между формулировками программы и их объявлением и реальным исполнением, и этот разрыв очень большой. Поэтому когда мне говорят, что у правительства большие планы приватизации, я всегда к этому отношусь так: я понимаю ваши планы, но на самом деле попробуйте что-нибудь приватизируйте по-настоящему в условиях, когда интереса к этому ни у кого нет — ни у менеджеров госкомпаний, потому что если они станут частными, их новые акционеры переизберут и, вполне возможно, что заменят другими, ни все-таки у самой бюрократической системы, которая, мне кажется, не хочет терять контроль над очень многими мощными секторами, потому что если в этих секторах появятся частные собственники, они будут вести себя как частные собственники, и от этого даже могут быть политические последствия такого поведения.

Надо сказать, что действительно, в общем, последние сделки большие были осенью, если я не ошибаюсь: «Башнефть», «Роснефть», «Алроса». И говорили, что вроде как это только начало, но с тех пор, собственно, уже больше полугода так ничего и не происходит.

Да. Кроме «Алросы», это сделки, которые не родили новых частных компаний.

Да, это правда.

«Алроса» — да, там просто free-float был увеличен, хотя все равно, по-моему, она остается под контролем.

Да, это правда. Собственно, как и «Роснефть».

То есть это не приватизация на самом деле, это продажа пакетов мажоритарным акционерам.

Понятно. Хорошо. Давайте еще один примем звонок в прямой эфир. Добрый вечер, вы в прямом эфире, пожалуйста, ваш вопрос Олегу Вьюгину.

— Здравствуйте. Меня зовут Александр. Вы знаете, когда началась одна из очередных войн с офшорами, были точки зрения, что вообще в целом офшорные зоны полезны для глобальной торговли, для мировой экономики. Я бы хотел попросить господина Вьюгина, чтобы он объяснил, вообще в чем смысл этой теории, что офшорные зоны полезны для мировой экономики, для международной торговли. И отдельно для офшорных зон, которые налоговые, также для чего нужны в мире зоны, где можно регистрировать компании анонимно, физические лица анонимно.

Что-то вроде Британских Виргинских островов, например.

— Да. Почему тоже против них как-то страны не борются.

Понятно. Спасибо. Но вообще на словах-то борются. Действительно, есть ли какая-то польза от офшоров налоговых и офшоров в смысле юрисдикции, где очень многие предпочитают регистрировать свои компании, таким образом скрывать бенефициаров и так далее? Как вам кажется, есть ли вообще такая польза?

Здесь есть действительно два интереса, что ли, у компаний пользоваться офшорами. Первый интерес — это действительно налоговая оптимизация, а второй интерес — это укрытие бенефициаров, может, «укрытие» — неправильное слово, в общем, сокрытие бенефициаров по тем или иным причинам, иногда это собственники хотят, но это свобода моего решения. Я не хочу, чтобы знали о реальных моих активах, которые находятся в данном месте.

Что касается налоговой оптимизации, действительно было время, когда офшоры вызвали уже жуткое раздражение властей во всем мире, не в России, а в Америке, в Европе, что крупные транснациональные компании, крупные владельцы капиталов через офшоры практически перестали платить налоги своих родных юрисдикциях.

И была придумана система обмена информацией, это не до конца еще сделано, но процесс идет, когда фактически все офшоры поделили на черные и белые. Черные — это которые не хотят обмениваться информацией и предоставлять эту информацию по требованию относительно уплаты налогов зарегистрированных там компаний. Понятно, что если черная юрисдикция, то уже с ней работать — это большой ущерб репутационный и чисто экономический. Поэтому потихоньку ситуация стала расчищаться. Сейчас налаживается обмен налоговой информацией между разными странами, и фактически в этом смысле офшоры как способ избежать уплаты налогов, потихонечку эта роль у них уйдет. А второе — это действительно маскировка бенефициарных прав собственности.

Я считаю, что с этим бороться не надо. Если компания платит налоги, но собственник скрывается от того, чтобы его точно знали, в этом ничего плохого нет, значит, ему так удобнее. Это значит, что он испытывает какие-то неудобства, если он открывает свою собственность. И, кстати, закон о дефшоризации, который в России был принят, он-то был принят не в связи с тем, что… казалось бы, для того, чтобы налоги платили, а получилось, что для того, чтобы раскрыть бенефициарное владение. Что сделали крупные российские владельцы активов? Они просто поменяли налоговое резидентство, они стали жить больше 180 дней за границей, и таким образом они вообще не обязаны платить налоги в России.

Они лично, как физические лица?

Да. Теперь они платят эти налоги как физические лица другим странам. Мне кажется, это была большая ошибка.

Получилось как-то совсем наоборот, чем хотели.

Как всегда, да.

Я хотел бы в конце нашей программы еще обсудить сегодняшнее заявление Максима Орешкина, такое довольно смелое. По его словам, экономика России находится в уникальной точке, без структурных дисбалансов и перегревов, отметил Орешкин, это цитата по агентству ТАСС. По его словам, были два непростых года, связанных с адаптацией к снижению цен на нефть, и если прогнозировать структуру экономики и прогнозировать состояние рынков, то можно отметить, что ни структурных дисбалансов, ни перегревов в отдельных сегментах российской экономике не наблюдается. Таким образом, он ожидает длительную волну роста российской экономики. Но здесь, с одной стороны, можно, наверное, сказать, что нет перегревов, потому что есть заморозка в каком-то смысле. Но действительно что можете сказать по поводу этого мнения Орешкина, то, что в некой такой очень уникальной точке находимся?

Действительно, какие перегревы может российская экономика испытывать? Во-первых, большой приток капитала — это всегда перегрев, его нету по известным нам причинам. Второе — это чрезмерная кредитная активность банков, как в Китае они периодически пытаются бороться с этой чрезмерной кредитной активностью, которая грозит перегревом китайской экономики. В России этой активности нет. У нас кредитные портфели банков не растут.

То есть в этом смысле — да, тишина. Но это не значит, что будет рост, это просто означает, что по ряду специфических причин, а именно декапитализация банковской системы, эти два года, которые Россия пережила, она, конечно, их пережила экономически, но банки лишились капитала, они ничего не могут кредитовать, у банков нет капитала, за исключением, наверное, государственного банка «Сбербанк». Это породило риски огромные инвестиционные, поэтому банки тоже не хотят эти риски брать, а компании, у которых после нескольких лет начала образовываться прибыль, они не инвестируют эту прибыль серьезно, потому что они не понимают, какое будет развитие рынков. Поэтому длительная волна роста-то может быть, вопрос — какого роста.

Какой высоты будет волна.

Да. То есть это будет просто такой прибой или это будет действительно лава.

Здесь действительно интересное, наверное, наблюдение, может быть, в том, что, пожалуй, и правда с 2000-х годов мы привыкли, что экономика или очень сильно растет, или очень сильно падает. А сейчас…

А сейчас ни то, ни другое.

Можно ли говорить, что в этом тоже есть какая-то своя польза, или все-таки это во всех смыслах плохо, потому что просто ничего не происходит?

Тишина на могиле — это вещь не очень приятная.

Понятно. Кстати, это заявление Орешкин тоже сделал как раз в Китае, о котором вы только что сказали, может быть, отчасти это на встрече с министром из китайского правительства он захотел такую оценку дать.

Заявление его корректное, в принципе это вообще абсолютно корректное заключение.

Вопрос в выводе, который из этого следует. Что касается иностранных инвесторов, в конце хотел задать вопрос от Татьяны Жихаревой о прошедшем экономическом форуме в Петербурге, вот что она пишет: «Знакомые петербургские предприниматели были на форуме и в прошлом году, и в этом, заявляли проекты, подписывали контракты, но знаю, что мало из этого было выполнено, скорее, для вида, руководство города, мол, попросило. Про форум этого года я читала разное, то больше зарубежных участников, то, наоборот, меньше. Какова ваша оценка именно в отношении заинтересованных иностранцев?». Какие ваши впечатления от Питера в этом году?

Иностранцев довольно много. Приезжают по разным причинам: некоторые — из любопытства, некоторые — понюхать воздух, некоторые — реально встретиться с российским контрагентом, может быть, не знаю, не подписать, но, во всяком случае, поговорить. Это хорошо видно было на форуме, люди разговаривали с удовольствием друг с другом. Скорее, форум — это реклама, попытка как-то, что ли, сделать такой промоушн, промоутировать российскую экономику. Конечно, обилие чиновников немножко тоже вызывает вопросы. Но, с другой стороны, они являются говорящими головами.

Промоутируют то, что есть.

Они — говорящие головы, они несут в себе информацию о том, что собирается делать государство, и можно оценить, насколько это все искренне и соответствует.

Какую-то тенденцию мы можем проследить с последних лет, грубо говоря, до нынешнего? Или они все как-то вразнобой?

В принципе после  2014 года характер этого форума не изменился. Был один год, 2014 год, когда было большое уныние, это все признавали. Это был международный форум, на котором были иностранные участники этого форума, были российские участники, все были в жутком унынии. Люди, когда встречались, они друг другу говорили: «Ну что?». Сейчас не так. Я бы не сказал, что есть огромный оптимизм, мы сейчас горы сдвинем. Но люди спокойные.

Привыкли.

Привыкли, а потом ситуация стала более предсказуемой, честно говоря, это надо признать. И Орешкин в этом смысле корректно сказал, что у нас нет дисбалансов, у нас все нормально.

Все очень сбалансировано.

Нигде ничего не выпирает.

Спасибо большое.