«Дальше [2024 года] ― черная дыра»: Сергей Алексашенко о том, почему не стоит надеяться на улучшение жизни ни до президентских выборов, ни после

Если ваш горизонт составляет пятнадцать-двадцать лет, то на этом горизонте весьма вероятно, строительство новых угольных электростанций точно прекратится и, скорее всего, начнут постепенно действующие угольные электростанции закрываться. Просто угольные электростанции нельзя закрыть, будь это Китай, Индия, не знаю, Бразилия, Европа, их нельзя закрыть единомоментно, потому что должно что-то прийти им на смену, то есть должны прийти другие источники генерации энергии, электроэнергии. На это все требуется время, на это требуются деньги.

Если горизонт пятнадцать-двадцать лет, то очевидно совершенно, что потребление угля в мире будет снижаться. И поэтому если смотреть на долгосрочную перспективу в пятнадцать-двадцать лет, то вложение денег в развитие Транссиба и БАМа ― это абсолютно бессмысленное занятие, потому что через двадцать лет третья очередь БАМа будет в том же состоянии, как БАМ находился, не знаю, к концу Советского Союза, который строился как дублер Транссиба на случай войны с Китаем, он был никому не нужен. Через двадцать лет мы увидим, как этот расширенный БАМ, то же самое, будет никому не нужен, потому что спрос на уголь упадет.

То есть мы, получается, исходим из того, что очень удобно ориентироваться на эту относительно краткосрочную перспективу пять-семь лет, а дальше, как говорится, после нас хоть потоп.

Конечно, потому что весь наш экономический горизонт ― это 2024 год. Наш ― в смысле это правительства, администрации президента. Самое главное, что к 2024 году мы должны показать темпы роста, а дальше… Нельзя же говорить: «Смотрите, если развитие, расширение БАМа и Транссиба будет стоить 800 миллиардов рублей, эти 800 миллиардов рублей освоят, условно говоря, за пять лет, то 160 миллиардов рублей каждый год ― это 1% ВВП каждый день». Послушайте, 1%, когда российская экономика растет со средней скоростью 1% начиная с 2010 года, ― это очень много.

Да, вот так появляются темпы роста, только мы дальше хорошо понимаем, что единственным бенефициаром расширения БАМа и Транссиба являются производители угля, владельцы российских угольных компаний.

И строительные компании, конечно же, которые будут расширять.

Строительные компании ― да. Знаете как? Они в краткосрочной перспективе тоже что-то построят, да, но в долгосрочной перспективе, если это дольше периода строительства, то, конечно, только угольщики будут зарабатывать на этом деле деньги.

Да. Опять же, если будут. Просто меня не может все равно не удивлять такое отношение, потому что все-таки 2024 годом, судя по всему, общий горизонт планирования текущей власти не заканчивается, да, и довольно логично…

Заканчивается.

Нет, заканчивается?

Маргарита, заканчивается. В 2024 году, смотрите, во-первых, состоится голосование по переназначению Владимира Путина президентом. И, вообще-то говоря, сейчас эта тема ушла на второй план, но, смотрите, я думаю, что уже где-то через год, где-нибудь к концу 2022 года мы все начнем говорить, нет ли нового транзита, собирается ли Путин оставаться.

Как говорит наш президент, рыскать глазами начнем.

Вот! Все начнут рыскать глазами, не только мы с вами.

Мы с вами и так рыскаем, да.

Мы и так рыскаем, мы знаем, что Путин будет сидеть до смерти. Но окружение Путина, бюрократия не знает этого, да, соответственно, это первое. И это очень важный момент и для Путина лично, и для всей российской бюрократии.

Дальше мы хорошо знаем, что как только Путина переназначат, да, он сам себя переназначит и вручит себе мандат президента, удостоверение, корочку, да, тут же сформируется новое правительство. Извините, тут вы как министр не знаете своего будущего: останетесь вы этим министром, не останетесь, или вас Путин куда-то переведет, или вас Путин куда-то переназначит, повысит, понизит, задвинет в ящик куда подальше. Вы всего этого дела не знаете, поэтому весь горизонт планирования ― это до марта 2024 года, до выборов президента. Дальше абсолютно такая черная дыра, пустыня, никто не понимает, что там дальше будет. Будет ли там Путин, будет ли там Белоусов, будет ли там Мишустин?

Вообще, слушайте, поэтому дальше 2024 года они, конечно, не думают. В какой-то момент они начнут думать о том, что хорошо бы, как только пройдут выборы и еще новое правительство не сформируется, тут они все начнут суетиться, объяснять Путину, что они самые лучшие кандидаты на пост министра того же самого, а еще лучше ― сделать из меня вице-премьера, а из вице-премьера сделать премьера. Но это уже все будет потом. Пока рубеж планирования ― 2024 год.

Сергей Владимирович, у нас с вами остается очень мало времени. Я все-таки задам вам еще один наивный вопрос, пополню свою коллекцию наивных вопросов. Мы с вами сейчас нарисовали довольно мрачную картину с точки зрения качества управления, качества экономической политики. В этой мрачной картине есть ли какие-то все-таки светлые пятна? Есть ли люди внутри, на ваш взгляд со стороны? Может быть, у вас есть какое-то тайное знание. Есть ли люди внутри, которые говорят: «Нет, минуточку, все-таки уголь, да, надо задуматься о долгосрочной перспективе», «Нет, минуточку, у нас реальная проблема с уровнем жизни населения» и так дальше? Вы понимаете, какие слова здесь можно произносить.

Есть такие люди, безусловно, но, вы знаете, спорить с начальством ― это задача такая сильно бесперспективная. Я сейчас слушаю замечательную аудиокнигу The Best and the Brightest, это о поколении технократов, министров, которые пришли в администрацию Джона Кеннеди в 1961 году, и о том, как они ввязывались во Вьетнамскую войну.

И вот во всех уровнях американской бюрократии: и в Белом доме, и в Пентагоне, и в ЦРУ, и, соответственно, в Госдепе, ― везде были люди, которые знали очень много, которые рисовали совершенно плохие прогнозы и которые говорили: «Не надо нам ввязываться во Вьетнам». И тем не менее бюрократическая машина и сначала Кеннеди, а потом особенно Джонсон говорили: «Нет, наша политика состоит в том, чтобы сдерживать коммунизм во Вьетнаме». Те люди, которые спорили, соответственно, с этой генеральной линией, их или задвигали, или они лишались карьерных перспектив, или их просто выкидывали на обочину.

Российская бюрократия ничем не отличается от американской, там существуют те же самые правила. Если начальник сказал, что дважды два ― это пять, вы должны это повторять, в это верить и ни в коем случае не подвергать это сомнению. Что же касается вашего утверждения, что это такая страшная картина, что неуправляемая, да нет…

Я сказала «мрачная». Здесь можно спорить об оттенках слова «мрачная», но она мрачная все же таки, нет разве?

С точки зрения Путина, с точки зрения Белоусова, Мишустина, ничего мрачного нет, все хорошо.

А с точки зрения российской экономики и качества жизни российских граждан, мне кажется, довольно мрачная.

Это правда. Это означает, что следующие десять лет российская экономика опять будет расти слишком медленно и отставать в рейтинге мировых держав. Доля российской экономики в мире будет снижаться, а наши доходы не будут расти. Знаете как? Кого это волнует в Кремле, правда?

Здесь мне добавить нечего. Мне кажется, на этом месте нам нужно на этот раз закончить.

Фото: Илья Питалев / РИА Новости