Что Путин скажет в послании, к чему приведет иранский кризис, кому нужна новая пенсионная реформа

Кстати, интересно, что вот сейчас приходят новости о том, что российский МИД рекомендовал «Аэрофлоту» не летать в Тегеран по ночам. Вот уже как бы во всем разобрались, а вот теперь приходит такая рекомендация от российских дипломатов. Но тем не менее, что касается Ирана, в Иране, собственно, мы видим некоторый афтершок, теперь уже только фактически закончились там протесты, связанные с повышением цен на бензин, теперь новые протесты уже по результатам вот этой жуткой катастрофы с «Боингом», в котором больше всего погибло собственно иранцев, текущих и бывших, скажем так. И в общем, в целом есть, кажется, такое ощущение, что в Иране, так сказать, крепость режима все меньше и меньше, а соответственно, возможен какой-то там политический кризис, и соответственно, влияние на нефтяной рынок и прочее. Собственно, мы только что видели, как нефть поднималась до 70 долларов. Вот если мы говорим в разрезе, может быть, 2020 года, вы там ожидаете чего-то, серьезных каких-то движений в этом смысле?

Лев, я ожидаю каких-то изменений в Иране, я ожидаю, что там в политическом плане что-то будет происходить, но думаю, что это не выйдет ни в какую революцию, ни в какие-то такие серьезные потрясения, которые потрясут нефтяной рынок или которые как-то остановят нефтедобычу в Иране. Надо напомнить, что уже сколько, года два назад, наверное, Америка вышла из соглашения, такого всеобъемлющего соглашения с Ираном по так называемой «ядерной сделке» и ввела в одностороннем порядке санкции против Ирана, которые в общем-то бьют по иранской экономике. И вот то повышение цен на бензин, о котором вы говорили, как раз связано с тем, что экономика Ирана чувствует, она ощущает давление санкций, экономическая ситуация там явно неблагополучна. И так же, как и в России, где экономический кризис в первую очередь сказывается на уровне жизни населения, то же самое сказывается и в Иране. В этой связи, конечно, протесты иранского населения, они объективно будут происходить, в отличие от России, похоже, что вот этого вот конфликта телевизора с холодильником нет, они как-то вот работают в унисон. Иранские граждане, у них что по телевизору, то же самое в холодильнике, то есть там они очень четко понимают, что есть взаимосвязь между политикой, внешней политикой режима и тем, что у тебя творится в холодильнике, тем, что творится в кошельке. Соответственно, я напомню, что перед тем, как в 2015 году было заключено вот это соглашение, «ядерная сделка», а в 2012, по-моему, в Иране прошли президентские выборы, на которых в честной борьбе, как ни смешно это звучит в таком клерикальном государстве, победил более прогрессивный кандидат, который выступал о смене «ястребиных» позиций, который говорил о том, что необходимо идти на переговоры с Америкой и о том, что нужно выходить из режима санкций. То есть, собственно говоря, и иранское население, и иранская политическая элита, они достаточно адекватно в прошлый раз отреагировали на ужесточение санкций. Я не исключаю, что нечто подобное произойдет и на этот раз. В какой форме, мне говорить тяжело, но пока ничто не говорит о том, что масштаб народного протеста, народных волнений может выйти за пределы того, что мы видим в Иране в последние годы достаточно регулярно.

Ну что ж, наверное, это хорошая новость, скажем так, хотя вот даже непонятно, если честно, как ее оценивать с нашей точки зрения. Но если продолжать тему санкций, интересный тоже момент, встреча недавняя Путина с Меркель, где обсуждался, в том числе, и «Северный поток», и Меркель фактически прямо заявила о том, что она проект поддерживает, несмотря на санкции США, и Путин заявил, что в итоге газопровод, несмотря на санкции американские, будет достроен уже без партнеров, а сугубо, так сказать, российскими силами. Мне вот здесь интересно понять в очередной раз, вот эта позиция Германии, а значит в общем фактически объединенной Европы во многом, такой прямой конфронтации политической с курсом американским в части санкций, потому что до этого мы видели, как европейцы активно пытались обойти санкции американские против Ирана и найти какой-то способ все-таки покупать иранскую нефть, теперь то же самое относительно российского газа и российского газопровода. Как это можно понимать? Окончательно в этом смысле политэкономические, скажем так, пути Штатов и Европы разошлись?

Нет, они пока не разошлись, пока и США и Европа являются достаточно тесными и политическими, и военными союзниками, хотя, конечно, степень напряжения в отношениях или степень охлаждения, кому как больше нравится, она постепенно нарастает. Но в том, что касается санкций, мне кажется, что в Америке, нужно же понимать, что в конце концов там действительно вот эта система сдержек и противовесов работает достаточно эффективно, и временами для России абсолютно непредсказуемо. Например, что мнение президента, который является кандидатом республиканской партии, далеко не всегда соответствует тому, как голосуют республиканцы в Палате представителей и в Сенате. И в этой связи, мне кажется, что политика администрации Белого дома, то есть непосредственно исполнительной власти, президента Трампа в отношении санкций, она достаточно мягкая. Потому что все те санкции, которые были введены законом против компаний, которые занимаются строительством «Северного потока-2», их можно было ввести и год, и два назад указом президента, и ничто этому не мешало, то есть действующий закон CAATSA, противодействие врагам Америки, где Россия, Иран и Северная Корея, он позволял президенту Трампу сделать одним росчерком пера. Но у него в администрации есть как «ястребы», так и «голуби» по каждому вопросу, и вот выяснилось неожиданно, что одним из основных «голубей», в части усиления санкций со стороны США в отношении России, выступал министр финансов США Стивен Мнучен. Он категорически возражал против введения каких-либо дополнительных санкций, даже не Госдеп, не разведка, не Пентагон, а вот министр финансов. И я хочу напомнить, что когда публиковался доклад, в начале 2018 года, по-моему, где была отдельная, что называется, приписка, о том, что не надо вводить санкций против российского госдолга, она была подписана как раз министром финансов, то есть чувствуется, что экономические интересы американских компаний, они в общем как-то уже тоже начинают потихонечку ущемляться. Позиция Европы более прагматична, более цинична, объем торговых отношений, экономических отношений с Россией там на порядок, на два порядка больше, чем у Америки, и конечно, Европе, Германии в первую очередь, не хочется терять свою прибыль. Так вот администрация Белого дома выступала против санкций, она их не вводила, но вот такое радикальное большинство в Конгрессе, где там хитрый ход, вопрос о санкциях включили в военный бюджет, и либо Трамп должен был накладывать вето против военного бюджета, который был поддержан и республиканцами, и демократами, или соглашаться с этими санкциями. В конце концов он согласился, но опять, я вот сказал и подчеркну лишний раз, что санкции были введены не против «Северного потока-2», не против тех, кто поставляет газ в «Северный поток-2», то есть против «Газпрома», не против тех, кто будет покупать газ, который выходит из «Северного потока-2», то есть европейские компании, в первую очередь немецкие. Санкции были введены против тех компаний, которые будут строить «Северный поток-2», конкретно одна швейцарская компания Allseas, которой принадлежало это судно по укладке труб. Компания швейцарская, не будь дураками, сказала, все, ребята, мы закончили, мы уехали, и мы отъехали. Я не сомневаюсь, что, конечно, Россия найдет какую-то другую компанию, у которой она так потихонечку купит судно и достроит эту трубу. Российская компания, которая достроит эту трубу, она может принадлежать кому угодно — Ротенбергу, Тимченко, Путину, не знаю, все равно, кому. На российскую компанию санкции накладывай, не накладывай, в общем ей как-то фиолетово, у нее активов в США нет, и бизнеса в США, очевидно, что эта компания никогда вести не будет. Поэтому, мне кажется, эти санкции, ну да, конечно, они неприятные, они на какое-то время, судя по всему, на год, может быть, чуть больше, затормозят завершение строительства «Северного потока-2», но по большому счету, это вот такие не очень страшные санкции, и большого конфликта между США и Европой по этому вопросу, мне кажется, не будет.

Вот тут опять же, если говорить, так сказать, в разрезе наступающего года, потому что правда, складывается ощущение, что в общем сам формат санкций, как некого инструмента, такого радикального инструмента внешней политики разных стран, и Штатов, и Европы, и в свою очередь России, он за последнее время, исходя из того, что мы видим, он как-то абсолютно девальвировался. Уже более-менее никто на них не реагирует, никто их не боится, союзники прямо заявляют, что мы санкции другого союзника исполнять не будем, мы найдем способ, как их обойти и так далее. Можно ожидать, что в связи с этим просто уже как-то закончат с этим, потому что никакого смысла уже в этом нет совсем? Или так и продолжится?

Лев, мне кажется, что ваше утверждение достаточно радикальное и не совсем соответствует действительности.

Возможно.

Я попробую объяснить. Понятно, что те санкции, которые введены против России по итогам агрессии в Донбассе и по поводу отравления Скрипалей, вмешательства в выборы, по большому счету они не очень жесткие и не очень страшные. Если сравнивать те санкции, которые введены в отношении России и те санкции, которые существовали в отношении Ирана в период между 2010-2011 и 2015 годом, когда была подписана «ядерная сделка», то в моей оценке собственной, интуитивной, это примерно от 5 до 7% тяжести, то есть иранские санкции были в 15-20 раз сильнее, давили на экономику Ирана, и это Иран почувствовал. При том, что Иран страна с гораздо меньшим масштабом экономики, гораздо более просто устроена, и это страна, которая не обладает ядерным оружием. Очевидно, вот вы правильно очень сказали, что санкции являются инструментом дипломатии. И это один из инструментов дипломатии, а у России, у Америки с Россией, так правильнее говорить, есть большой набор проблем, большой набор узлов, в которых страны вынуждены и очень желательно, чтобы они сотрудничали. По крайней мере, нельзя разрывать все контакты в части терроризма, в части киберпреступности, в части ядерного оружия, нераспространения ядерного оружия, а дальше есть Северная Корея, тот же самый Иран, есть Ближний Восток, в общем, короче говоря, есть много узлов в международных отношениях, где Россия и США скованы одной цепью и вынуждены сотрудничать в той или иной форме. И понятно, что любое ужесточение санкций в отношении России, оно, конечно, мешает американцам прагматично получать то, что они хотели бы, поддержку России в тех или иных пунктах. Это первая часть, почему Америка не сильно идет на усиление санкций против России. Но ваше утверждение о том, что санкции не так страшны и их не так боятся, посмотрите на Олега Дерипаску. Неужели у вас язык повернется сказать, что ему санкции не страшны и он так с улыбочкой их принял? Его фактически, что называется, отобрали у него, или лишили его возможности пользоваться своим имуществом, причем в таких больших достаточно объемах, и он не получает ни экономической прибыли. Вот человека, что называется, не скажу обобрали до нитки, понятно, что Олег Владимирович остается достаточно богатым человеком, но по большому счету удар по его имуществу, по его финансовому состоянию был нанесен очень серьезный. Санкции конкретно были введены против Олега Дерипаски, против Виктора Вексельберга, последняя волна, связанная с «кремлевским докладом». Я подчеркну, повторю еще раз, что среди всего набора санкций, которые введены Америкой, нет ни одной санкции, которая касается России, как страны. Субъектами санкций являются банки, компании, отдельные персонажи, но Россия в целом под режим санкций не попала. Может быть, поэтому нам и кажется, что санкции пока слабые, что они не очень чувствительные.

Дай бог, чтобы так и осталось. В общем, пожалуй, такая картина, кажется, всех устраивает, и американцев, и нас, в некотором смысле устраивает. Давайте вернемся к внутренним вопросам, к нашей российской экономике. Начать я хотел этот разговор все-таки с исследования Всемирного банка по поводу бедности. Была опубликована записка аналитиков Всемирного банка, достаточно очевидная, но тем не менее интересная в нашем разрезе. Пишут аналитики Всемирного банка о том, что производительность труда, фактически главный и единственный источник устойчивого роста доходов населения, и соответственно единственный и главный инструмент борьбы с бедностью. При этом там отмечают, что после кризиса еще 2008 года по-прежнему что в развивающихся странах, что в развитых, в экономиках первого мира, темпы роста и производительности труда так и не вышли на докризисные уровни. Хочется понять, насколько для нас это тоже непреложная истина, или может быть, все-таки у нас есть и другие инструменты в арсенале борьбы с бедностью, которая очевидно сейчас становится, судя во всему, одним из главных вопросов, в Кремле, по крайней мере.

Ну, я вот насчет Кремля сомневаюсь. Мне кажется, что все-таки при всей риторике там, видимо, на днях Владимир Путин будет об этом говорить, о том, что борьба с бедностью является приоритетом, но конечно, на деле это не является приоритетом российских властей, это последнее, о чем они думают. Я бы поспорил, в вашем пересказе, с экспертами Всемирного банка, потому что вообще-то говоря, правильно утверждать, что единственным средством борьбы с бедностью является быстрый рост экономики. То есть как бы во всех странах инструмент борьбы с бедностью это быстрый рост экономики, рост числа рабочих мест, рост заработных плат, рост доходов бюджета и по возможности рост социальных программ. А дальше мы должны раскладывать, из чего может состоять рост экономики. Рост экономики это рост численности занятых, это рост производительности труда, и это такой, что называется, тотальный фактор производительности, который связан с внедрением современных, в широком смысле, технологий, потому что, например, внедрение интернета в экономическую жизнь, в деятельность экономических субъектов, оно прошло тотально во всей стране, во всех странах, и вот страны, которые смогли этим воспользоваться, у них появился вот этот общий глобальный фактор производительности. И разные страны, безусловно, находятся в разной ситуации. Вот возьмем Китай, где с 1984 года, вот уже соответственно 35 лет, основным, одним из главных факторов, мощных факторов движения экономики вверх, роста экономики, является рост производительности труда под воздействием того, что сельское население переезжает в города. Вот сельское население, которое там мотыгами обрабатывало рисовые поля, переезжает в города, где получает рабочие места. И вот этот процесс урбанизации, он там связан со многими факторами, и он во многих странах является таким двигателем роста экономики. Понятно, что эту часть Россия прошла. Россия, Советский Союз прошли урбанизацию, наверное, где-то между 1930 и 1970 годами, и у нас доля населения, живущего в деревне, на селе, она уже такая маленькая, что вряд ли она дальше будет снижаться, у нас уровень урбанизации в стране высокий. Дальше, второй фактор, производительность труда, но сразу нужно сказать, что производительность труда это не означает, что люди должны работать не восемь часов, а десять, или в единицу времени выполнять не пять движений, а пятнадцать. Так уже давно, это интенсивность труда на самом деле, это не производительность труда, и в общем здесь, конечно, ресурсы повышения интенсивности человеческого труда, они фактически исчерпаны. Это опять, конечно, каждый работает по-своему, они делают вид, что платят зарплату, мы делаем вид, что работаем, это аргумент еще работает, но в целом в экономике считается, в экономике относительно развитых стран, включая Россию, считается, что этого фактора нет. Соответственно, фактором роста производительности труда является новое оборудование, современные технологии, выпуск товаров с более высокой добавленной стоимостью, и это все невозможно сделать на оборудовании, условно говоря, двадцатилетней давности, тридцатилетней давности, пятидесятилетней давности. Для этого оборудование должно быть современным. Экономика любой страны, которая хочет идти по этому пути, должна встраиваться в глобальные цепочки создания добавленной стоимости и участвовать в них. К сожалению, после того, как Россия развязала агрессию против Украины, Россия была выкинута вот из этой глобальной экономики, и собственно, лишилась доступа и к иностранным технологиям, к западным технологиям, и российские компании практически лишись возможности привлечения прямых инвестиций, включения себя в глобальные цепочки стоимости. Вот это, наверное, такая ключевая проблема, с которой сегодня российская экономика сталкивается, почему не растет производительность труда, потому что мы пытаемся все сделать своими руками. Казалось бы, хороший пример, самолет Superjet, вот все считают, что он российский самолет, а у него на самом деле, как считать, то ли 48, то ли 52% импортных комплектующих. Никакой он не российский, он нормальный самолет, который пытались создать в кооперации с большим количеством международных компаний.

Тут надо сказать, как и Boeing и Airbus, в общем тоже примерно.

Да-да. Это ничем не отличается ни от Boeing, я думаю, у них еще больше даже уровень вот такой интернационализации. Это нормально, ни одна страна в мире сегодня, ни одна экономика в мире сегодня не может произвести все от начала до конца, не знаю, от носков до ядерного реактора, все своими силами, так не бывает. Вот все страны вынуждены и должны сотрудничать, потому что кто-то делает что-то лучше, кто-то делает что-то дешевле. Как только началась агрессия России против Украины, обратите внимание, что вообще Superjet перестал пользоваться спросом, потому что сами по себе, с опорой на собственные силы, российские компании не смогли обеспечить повышение его качества и поддержание его летной годности. Вот это очень простой ответ, что вот будучи изолированными, самоизолированными, когда российское политическое руководство во главу угла ставит вот такое геополитическое противостояние развитым странам, конфликт со всем развитым миром, говорить о росте производительности труда, наверное, не приходится, ни в 2020 году, видимо, ни в 2021 тоже.

Но при этом, возвращаясь все-таки к упомянутому вами выступлению Владимира Путина, я напомню, что в среду ожидается федеральное послание президента ежегодное, в этом году оно сильно раньше, чем обычно. И действительно, на праздниках, что довольно внезапно, и я бы сказал даже странно, президент вдруг упомянул о том, что он, мол, обеспокоен вопросом бедности, тем, что не удается справиться, и как-то намекнул, что будет много об этом говорить в послании. Вы чего ожидаете от этого послания, в части борьбы с бедностью и может быть, не только? Будут ли это какие-то конкретные решения, будет это какое-то скорее направление движения, какие ваши ожидания в этом смысле?

Лев, если коротко, я от этого послания не ожидаю ничего сущностного, то есть я не считаю, что в результате этого послания случится что-то, что изменит жизнь в России в лучшую сторону. Я не сомневаюсь, что в этом послании будет сказано много правильных слов и много правильных фраз, там, как всегда, будут какие-нибудь случайные ошибки или перевернутые факты. Там, как всегда, будет роздано много обещаний, там будет поставлено много задач, как реалистических, так и не реалистических. Я думаю, что там нужно будет погрозить миру какой-нибудь дубинкой очередной военной, напомнить о том, что она у нас существует. Но по большому счету мы все это слышали уже много раз, уже двадцать раз. И считать, что будет что-то новое, судя по всему, то, что мы наблюдаем, в России в принципе не работает вот та самая вертикаль управления, которой так гордился Владимир Путин. Вот приказы вниз не доходят, или может быть, приказы доходят, но их выполнять никто не собирается. Вот буквально сегодня я прочитал в газете, что вышел очередной отчет Счетной палаты, которая сказала, что губернаторы врут Кремлю, когда сообщают цифры о реализации национального проекта, в частности, о безопасности дорожного движения, что вот есть статистика ГИБДД, которая говорит одно, а есть статистика губернаторов, которая говорит другое, причем расхождение порой до знака и в разы, не минус 20, а плюс 40, или не минус 40, а плюс 60, то есть расхождения какие-то капитальные. Это означает, что Кремль, первое, когда он ставит вот эти индикаторы выполнения каких-то поручений президента, национальных проектов, не знаю, как они, национальные цели, как ты их не называй, он, во-первых, не опирается на имеющуюся статистику, а каждый раз изобретает что-то новое, а во-вторых, когда губернаторы врут, выясняется, что Кремль не имеет никаких инструментов их проверить. Ну хорошо там Кудрин чего-то раскопал, сказал, ну слушайте, царь-батюшка, вам врут. Ну и хорошо, выяснилось, что не один губернатор врет, они там в массовом порядке врут. Поэтому когда Путин поставит какие-то очередные задачи в части повышения уровня жизни населения, то выяснится, что значительное бремя будет переложено на регионы, регионы скажут, ну слушайте, у нас денег-то нет, Силуанов скажет — ну и у нас денег нет, поэтому давайте, вы какие-нибудь расходы там порежьте. Вот я думаю, что этим примерно все и закончится. Потому что в конечном итоге, вот есть разговор, который ведется постоянно, что может быть, введут более высокий налогонеоблагаемый минимум для подоходного налога, чтобы низкодоходным слоям населения поднять доходы и повысить плоскую шкалу налогообложения, не 13%, а 15%, или сделать ее прогрессивной. То есть это может быть, конечно, но это означает, что не экономика вырастет, а просто государство перераспределит, не знаю, от более обеспеченных россиян менее обеспеченным. Но это тоже не решит проблему, потому что основная масса российских бедных это пенсионеры. Средняя пенсия в России 14 тысяч рублей, и пенсионеры не платят подоходного налога, то есть им этой мерой никак уровень жизни не поднять. И вот поднять в принципе уровень жизни пенсионеров без роста экономики невозможно. Поэтому я так отношусь достаточно спокойно, вот что бы Путин не сказал, неделю мы об этом поговорим, а через месяц мы об этом забудем.

Да, вот про налог вы сказали, это действительно одна из самых популярных сейчас версий, что поменяют, будут приняты решения какие-то в части реформы налога на доходы физических лиц. Вторая популярная версия, и это такая самая простая и в некотором смысле топорная, опять же в условиях, как вы отметили, такого кризиса управляемости, скажем так, это просто прямые социальные выплаты. В общем действительно кажется, что сейчас с точки зрения резервов едва ли они не самые большие вообще за всю историю, со времен Адама и Евы, в том смысле, что они примерно такие же, как были в 2008 году резервы, но при этом доллар уже в два раза дешевле, чем тогда, а расходная часть все-таки чуть меньше, чем в два раза, я имею в виду бюджета, чуть меньше, чем в два раза больше, чем в 2008 году. И вот это кажется действительно самое простое, ну просто хотя бы часть вот каким-то самым бедным дать какие-то небольшие дополнительные выплаты. Может это случиться, как вы думаете?

Лев, все может быть. Все может быть, и мне кажется, что это, знаете, условно говоря, с какой ноги Путин встанет. Встанет с левой ноги, значит, этого не будет, встанет с правой ноги, это случится. Понятно, что объем фискальных резервов у России, он большой. Уже в общем все, включая и министра Силуанова, такого главного скупердяя в российском правительстве, согласились с тем, что начиная с 2020 года, с текущего года, уже деньги, которые направляются в Фонд национального благосостояния, можно начать тратить. Вот дальше возникает вопрос, на что их тратить? Вот тратить их на повышение уровня жизни пенсионеров, или на социальные программы, или на медицину, или на образование, или на генерала армии Шойгу с его ракетами, или на строителя мостов и дорог Ротенберга, строителя газопроводов. Вот кому раздавать деньги? И вот что-то мне подсказывает интуитивно, что вот в основном деньги пойдут генералу армии Шойгу и друзьям президента, которые строят всевозможные, нужные и ненужные, объекты в нашей стране. Вот как-то про то, что деньги нужно раздать друзьям президента, говорилось очень много, из Фонда национального благосостояния. Про то, что нужно вообще-то говоря, меньше отчислять в Фонд национального благосостояния, больше оставлять в бюджете и тратить на социальные программы и на поддержку пенсионеров, я не слышал. Поэтому мой такой, что называется, прогноз состоит в том, что эти деньги из Фонда национального благосостояния пенсионерам и низкообеспеченным слоям российского населения не пойдут.

А вот к слову, как раз о пенсионерах, тем временем продолжается обсуждение на разных площадках очередной новой пенсионной реформы, так называемого гарантированного пенсионного плана, который Центробанк вместе с Минфином разрабатывает, это такой аналог упраздненной по факту накопительной пенсионной системы. И вот некоторые новые подробности в интервью «Российской газете» рассказал первый зампред ЦБ Сергей Швецов. По его словам предполагается, что можно будет по достижении пенсионного возраста или спустя тридцать лет после начала вот этих добровольных дополнительных отчислений деньги просто забрать, целиком всю сумму одним разом забрать, вернуть, правда, обратно некие налоговые льготы по опять же налоговой НДФЛ, льготы, которые к этим взносам будут применяться. Это такое довольно интересное решение, опять же учитывая степень, я бы сказал, недоверия российских граждан к пенсионной системе в целом и к накопительной в частности, после всех событий, теперь вот предлагается такое — можете просто сразу получить все свои накопления за тридцать лет и быть свободны. А можете, если захотите, получить некий пожизненный пенсионный план дополнительный и так далее. Что думаете об этой идее?

Вот, Лев, если из всей этой идеи убрать российское правительство, то идея хорошая и правильная.

Чем вам не угодило тут российское правительство, Сергей?

Потому что у российского правительства кредит доверия отрицательный.

Ну вот, да, я же об этом и сказал. Но при этом предлагается, что просто сразу по выходу забираете все и свободны. Никаких там формул…

Лев, не сразу по выходу, а через тридцать лет как минимум. Вы должны поверить российскому правительству, что за тридцать лет оно не изменит правила игры. Я напомню, что с 2004 года, когда была первая пенсионная реформа Путина, это уже шестая попытка изменить правила начисления пенсионного обеспечения и так далее, шестая за пятнадцать лет. И вот вы, принимая решение…

Идея неплохая. Да, там можно искать какие-то отдельные недостатки, но, в принципе, идея хорошая, правильная, потому что в современной экономике вот эта солидарная система пенсионного обеспечения уже не работает. Для того чтобы люди получали достойную пенсию, они должны копить. Те, кому сегодня 30–35 и меньше, если они думают о выходе на пенсию через 30–35 лет, ребята, у вас нет другого шанса жить как-то более-менее обеспеченно, кроме как копить. Через банковские депозиты, через покупку недвижимости, через пенсионные планы вы должны копить себе на жизнь в будущем.

В принципе, во всем мире это работает, весь мир развитый уже идет по этому пути. И в этом отношении сама по себе схема, которую предлагают российский Центральный банк и Минфин, не такая плохая, она вполне может работать. Осталось только одно ― поверить, что правительство не изменит правила игры и еще что-нибудь за эти 30 лет не сделает. Вот вы верите российскому правительству?

Я считаю, смотрите, Путин просидел 20 лет, ему 67, достаточно молодой, крепкий человек, еще лет 20 он просидит. И чего? У него кредит доверия в вопросе пенсионной реформы, в вопросе пенсионной системы, я сейчас даже все остальные вопросы убираю в сторону, кредит доверия отрицательный, потому что он уже столько раз все менял! Он вводил и такие коэффициенты, и такие коэффициенты, и обязательные накопления вводил, и забирал, сказал, что через год вернет, потом сказал, что не вернет, и балльную систему, и балльную систему отменял, и пенсионный возраст повышал… Что он только не делал со своими министрами!

Все, что можно было сделать с пенсионной системой, Путин сделал. И что? И вы считаете, что за 20 лет он сделал столько попыток поменять, а в следующие 20 лет он эту систему ни разу не поменяет? Вы верите?

Знаете, когда-то же они должны остановиться? Хочется спросить.

Кто? Послушайте, другие придут. Эти умельцы уйдут, другие же придут.

В этом же и вопрос на самом деле. Окей, тут я с вами полностью согласен и сам лично про себя и свое собственное, так сказать, пенсионное будущее примерно так и думаю. Но вопрос в том, что хорошо, а что делать-то в этой ситуации? Просто вообще забыть про это лет на десять и лет через десять кто-нибудь другой уже без всего этого шлейфа придумает какую-то новую пенсионную систему, а сейчас даже просто не тратить на это время? Или что? В ситуации такого недоверия.

Лев, что делать кому?

Правительству, от них, видимо, ждут каких-то новых идей. Или уже не ждут, не знаю, может быть, уже на автомате как-то они продолжают про это думать и тратить на это свое время, ресурсы, мозги и так далее.

Лев, послушайте, когда мы говорили про предыдущий эпизод, что мы услышим в послании Путина, я считаю, что в этом послании, в следующем послании, в послеследующем послании есть единственный месседж, который Путин может послать, который будет верным, правильным и адекватным: «Я устал, я ухожу. Я ухожу из политической жизни». Вот это будет реальной новостью и реально изменит жизнь в России.

Что делать правительству? Если оно действительно, Путин лично, его правительство, где на самом деле одни и те же люди-то сидят, если они действительно хотят в какой-то степени восстановить кредит доверия и чтобы пенсионная система заработала, то они должны россиянам сказать: «Окей, ребята, извините, пожалуйста, простите, христа ради. Все те пенсионные отчисления, которые должны были идти в обязательные накопления и которые мы у вас забрали, мы вам возвращаем и даже на них насчитываем доход по уровню инфляции». По моей оценке, это где-то 3–3,5 триллиона рублей, Фонд национального благосостояния выдержит, ничего с ним не случится.

Это около 10% всего-навсего от Фонда национального благосостояния, если очень грубо.

Нет, это больше, чем 10%, это чуть меньше половины. Я так понимаю, что он где-то триллионов восемь, наверно. Лев, даже если это 60% Фонда национального благосостояния, если правительство хочет вернуть себе кредит доверия по этому конкретному вопросу, то оно должно отдать людям то, что оно у них забрало, потому что по существующему закону эти пенсионные накопления являются пенсионными накоплениями граждан. Они управляются, администрируются Российской Федерацией, но это пенсионные накопления граждан, они принадлежат гражданам.

Вот если вы хотите, вы ― это сидящие в Кремле и по ту сторону, за стенкой, да, вот если они хотят действительно как-то с людьми, с гражданами России восстановить отношения и доверия, они должны сказать: «Окей, ребята, мы признаем свою ошибку, мы исправляем ее и при этом одновременно чуть-чуть меняем правила». Тогда, я думаю, очень многие бы подумали и, возможно, даже бы согласились участвовать в этой системе.

Я не исключаю, что и сейчас даже в таком виде найдутся люди, которые захотят в этой системе участвовать, потому что если там есть весь этот масштаб льгот, если там нет подоходного налога на отчисления работодателей, гарантированный пенсионный продукт, то, в принципе, финансово схема эффективная. Всегда найдутся люди, которые захотят что-то попытаться вложить и на чем-то заработать, особенно, не знаю, в каких-то госкомпаниях типа «Газпрома», «Роснефти», РЖД, Сбербанк, ВТБ… Их много таких у нас, да, у нас в госсекторе почти пол-экономики работает.

Поэтому я не считаю эту идею абсолютно провальной, что туда никто не будет вкладывать, кто-то будет. Но это никак не изменит взаимоотношения населения и правительства с точки зрения доверия.

Да, я сейчас как раз проверил, действительно, по итогам 2019 года 7,8 триллиона рублей в ФНБ. Могли бы позволить. Кстати, вообще была бы интересная идея, заодно бы и потребительский спрос со стороны пенсионеров как-то поддержали.

Нет-нет, Лев, стоп-стоп. Мухи отдельно, котлеты отдельно. Пенсионная реформа ― это о пенсиях тех, кому сегодня 35 минус. Вот эти все накопления остаются тем, кто на пенсию еще не вышел, кому до пенсии еще надо поработать лет десять-пятнадцать.

Если я не ошибаюсь, по-моему, начиная с 60-х годов рождения, так что как раз сейчас они должны начать, могли бы начать получать.

Там то ли с 1964-го, то ли с 1967-го даже.

Хорошо, тем не менее идея интересная, может быть, для будущих руководителей, так сказать, отложим ее и не будем забывать. Она правда выглядит довольно симпатично.

Последнее самое, совсем коротко, у нас буквально пара минут осталась. Опрос «Левада-центра» по поводу ожиданий от 2020 года, попробуем сравнить ваши ожидания и ожидания в целом всех россиян. Большинство ждет от предстоящего года скандалов и отставок, в первую очередь коррупционных, массовых протестов. Скандалов и отставок ― 66%, массовых протестов ― 45%.

Но в то же время при этом снижается доля тех, кто ждет серьезного экономического кризиса, на 8%, теперь меньше половины его ждет. И меньше ожидают разных вооруженных конфликтов, как с соседями, так и со странами НАТО, США и так далее. Вы разделяете мнение сограждан в этой части?

Я думаю, что мое мнение… В этом смысле я близок к среднестатистическому россиянину. Я считаю, что угроза военных конфликтов для России крайне низка, соответственно, считаю, что здесь, в общем, да, снижается. Она и в прошлом году была невысокой. Будем считать, что снижается. То, что экономического кризиса жестокого не будет, это точно совершенно. Даже если в мире начнется рецессия, вряд ли она будет сопоставима с тем, что мы видели десять лет назад, в кризис 2008–2009 года. Соответственно, такого сурового кризиса не будет. Мы уже с вами вроде бы договорились, что американцы суперсуровые санкции вводить не будут для России, значит, российская экономика от этого не пострадает.

Скандалы и отставки ― это вещь такая сложная. Мне кажется, что количество новостей, которые могли бы стать скандалами в нормальной республике, в демократическом государстве, где есть политическая конкуренция, в России настолько велико, что, не знаю, в нормальной стране правительство раза два в год бы менялось, если бы в нем такое происходило.

Но поскольку в России правительство не избирается населением, а назначается президентом Путиным, то я думаю, что никаких серьезных крупных политических отставок нам ждать не следует. Путин известен, мы двадцать лет уже наблюдаем, поэтому примерно понимаем его кадровую политику и хорошо видим, что он не любит менять правительство посередине цикла. Что его менять? Пусть сидят. Какая разница, Иванов, Петров, Сидоров? Все равно от него мало что зависит.

Поэтому ожидать, что… Я, конечно, понимаю, что бывают случаи типа Улюкаева или Кудрина, когда один идет на конфликт такой принципиальный с начальником, другой вляпался в какой-то скандал или интригу, непонятно даже до конца, почему, зачем и что там такое было. То есть такое, конечно, может быть, но это скорее исключение, чем правило. За двадцать лет Путина таких случаев, не знаю, три-четыре, и все. Поэтому коррупция будет продолжаться, с ней никто не борется. Лучшее средство борьбы с коррупцией ― это политическая конкуренция, и об этом в России сегодня никто не говорит, что мы движемся куда-то в сторону расширения политических свобод.

Поэтому скандалы будут, но они будут такие, знаете, как очередное расследование Навального, какого-то губернатора поймали с 30 миллионами долларов в коробках из-под обуви. Подумаешь, нашли, чем удивить, правда? Поэтому скандалы будут, коррупция будет, но никаких громких отставок, которые вызовут изменения на российской политической сцене, мне кажется, ждать не следует.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.