Арсений Рогинский: благодаря власти день жертв репрессий начал выхолащиваться

Рогинский: Тут надо начать сначала. 38 лет назад в 1974 году политзаключённые мордовских, а потом и пермских лагерей придумали объявить некоторый день Днём политического заключённого. Это придумали там зэки и передали на волю. Одновременно там были объявлены голодовки, а на воле пресс-конференции на квартире Андрея Дмитриевича Сахарова о положении тогдашних на октябрь 1974 года политических заключённых. Так состоялся первый день политзаключённого в СССР. Он проходил каждый год, а потом наступил 1991 год. Это уже была другая страна, правда, ещё в эту минуту фактически ещё старая в октябре, когда был принят закон о реабилитации жертв политических репрессий. День 30 октября, это мы внесли своё предложение, оно было тогдашним Верховным советом принято, был объявлен днём, но не политзаключённого, как мы первоначально просили, а днём памяти жертв политических репрессий.

Лобков: Все политзаключённые  сталинской и брежневской эпохи были освобождены к 1991 году.

Рогинский: Были освобождены, поэтому этот день объявили. Потом стал проходить день памяти, который стал проходить по всей стране. Потом мы заметили потихонечку, что этот день как-то выхолащивается. Собираются жертвы, произносятся какие-то слова, куда-то уходит дух.

Лобков: Но недавние события как-то оживили интерес к этому дню.

Рогинский: Да, они оживили, но об этом я расскажу через минуту. И вот тогда мы поняли, что день 30 октября пускай будет днём, когда все  встречаются на площади, и проходит такая массовая встреча, а к истории нужно прикасаться индивидуально, через человека, через имена. Тогда и придумалась эта акция Возвращения имён.

Лобков: Я не помню имя молодого человека, но помню, что это был 1988 год, он один из основателей «Мемориала».

Рогинский: Его звали Дима Юрасов. Он живёт в России, он не в «Мемориале», но отдельно тоже делает своё дело.

А как сделать, чтобы ощутить свою сопричастность, потому что эти цифры, миллионы скользят по сознанию и выскакивают. Тогда придумали, что просто люди будут выходить и читать имена расстрелянных, возраст, профессию, место работы и точную дату расстрела. В этом году уже четвёртый раз люди с 10 утра до 10 вечера люди прочитывают эти имена, ставят свечку. И так огромная очередь выстраивается. Так происходит это прикосновение к прошлому.

Лобков: Что касается последних событий, решили ли вы включать их в вашу акцию?

Рогинский: Таких людей по одним подсчётам 19, а другие считают за сотню. Вопрос - считать их жертвами, не считать, кого считать, кого не считать - очень сложный. Конечно, есть несколько десятков человек, которые находятся в заключении сегодня, кто-то под следствием, а кто-то уже отбывает срок по политическим мотивам власти. Конечно,  «болотное дело» относится туда, конечно, Таисия Осипова, конечно, Ходорковский.

Лобков: Вот Таисия Осипова, Илья Фарбер: в одном случае предъявлены обвинения о наркоторговле, в другом - о мошенничестве и хищении. Признаёт «Мемориал» этих людей политическими заключёнными?

Рогинский: «Мемориал» рассматривает вопрос по сути, когда имеются политические мотивы власти. Тогда, конечно, признаёт. Типичное дело Таисии Осиповой, в котором и сомневаться не в чем. Или Ходорковский, мало ли какие формальные причины. Страшен сам факт этих преследований, но ясно, что это не массовое, как когда-то, а избирательное преследование. Вызывает опасение, что ведь никогда даже в истории советской власти не готовилась так тщательно законодательная база для всего этого.

Лобков: Ясогласен с вами, потому что 158 статья, появившаяся после убийства Кирова сильно проэволюционировала. Сначала в ней было пунктов 10, а сейчас очень вырос список этих пунктов.

Рогинский: Это статья 20 годов, просуществовала в видоизмененном виде  до конца советской власти  в качестве 70-й статьи. Вот эта мелочность и тщательность законов последнего времени на каждый случай жизни внешне не политический, там же шла сначала контрреволюционная, а потом антисоветская деятельность, а сейчас же совершенно другие вещи во всём этом новом законодательстве.

Лобков: Есть даже две статьи на эту тему, то есть они размножаются.

Рогинский: Статьи размножаются, появляются новые составы, и они явно будут появляться и дальше. Есть новая инициатива за критику политический партий - это же бред. Казалось бы, бред, но получается так, что, если это всё соединить, и если это всё ещё будет множиться, то действительно под каждый случай найдётся нечто.

Лобков: А сколько существует тех случаев, о которых мы не знаем, в том числе, в провинции?

Рогинский: Мы не сможем это узнать, хотя сейчас мы знаем намного больше, чем раньше. В советское время полуподпольная информация выходила, тем не менее, о массе людей, люди не знали. Масса людей садилась по 190 статье, это почти то же самое, что 70-я, только без цели подрыва советского строя, и массу людей сажали по общеуголовным статьям, а кучу людей закрывали в психушках. Мы тогда действительно очень многого не знали. Сейчас благодаря интернету и новым технологиям мы знаем об этом значительно больше. А всё знать, я не уверен, что такой учёт ведётся даже в какой-то точке власти.

Лобков: А у вас есть отделения в каждом субъекте федерации?

Рогинский: К сожалению, не в каждом, и надежды возлагаются не только на «Мемориал», «Мемориал» - одна из многих общественных организаций, которые функционируют в России, а на самые разные организации. Неожиданные активности проявляют какие-то экологические организации или даже некоторые социальные, которые начинают интересоваться.  Информации сегодня намного больше, в сумме вся эта информация, конечно, производит тягостное ощущение. Это темповое её усиление за последние месяцы, в частности «болотное дело», приговор по Осиповой, но только соединённые с этим молотовым законодательством, которое как будто каждую щёлочку закрывает. Митинги - значит, сделаем специально закон для них, разговоры с иностранцами о чём-то таком - сделаем для них. Это всё вместе, конечно, внушает опасения.

Лобков:А цель какая, потому что посадить всех невозможно ведь? Сейчас же не будут повторять ошибки 80-х годов.

Рогинский: Во-первых, будут и будут наступать на одни и те же грабли. Во-вторых, надо сказать, что андроповская политика была немного другая, не такая как предшествующая. Она была очень точечная, очень избирательная, избирались центровые люди, кроме случайных, с которыми счёты сводили в регионах. В основном, забирались или изгонялись из страны какие-то люди, которые становились центром.  В количестве это всё несравнимо с предыдущим периодом, со сталинским, и даже с половины хрущёвским. Эффективность довольно высока, потому что в параллель этому существовала так называемая профилактика, люди не могли делать карьеру, подписав письмо в защиту кого-то, происходил обрыв. Происходила маргинализация, выталкивание этих людей, но и постоянное держание их крючке. Сейчас я думаю, что маргинализировать им не удастся, а вот подержать на крючке, чтобы они напугались и сто раз подумали  прежде, чем что-то написать, им удастся.

Лобков: Эти посадки - это репрессии по отношению к тем людям, которые находятся сейчас под арестом, а что бы показать остальным?

Рогинский: Я думаю, что главное - это абсолютный контроль над обществом и запугивание недовольной части общества с тем, чтобы спокойно продолжать властвовать так, как властвуется.