Единоросс Вяткин: Мы не обидимся, если Путин отклонит новый закон

Макеева: Приветствую в студии Дмитрия Вяткина, депутата Госдумы от «Единой России». Дмитрий Федорович, здравствуйте.

Вяткин: Здравствуйте.

Макеева: Выспаться удалось сегодня, до ночи же обсуждали вчера?

Вяткин: Может быть, и не очень удалось, потому что, как говорится, время сна пересидели, а потом уже вроде и неохота.

Макеева: Какое у вас вообще впечатление от того, при каких обстоятельствах вчера в Думе принимался закон, поправки к закону «О митингах»: «итальянская забастовка», так называемая, поведение думской оппозиции. Такого ведь давненько не было, да?

Вяткин: «Итальянская забастовка», так называемая, вернее, затягивание времени со стороны наших коллег – вообще, на самом деле, это обычное дело. Тут, как говорится, велосипеда наши коллеги из «Справедливой России» не изобрели. Выглядело это жалко, выглядело это несерьёзно, временами по-детски. Этакая реакция обиженных детей, которые настолько уверены в своей правоте, что никакого возражения не принимают, никакого иного мнения не принимают. Вот мы правы, а вы все сгиньте, называется. И вот такое отношение, абсолютное нежелание вести диалог, абсолютное нежелание воспринимать другую точку зрения, абсолютное нежелание хоть на йоту сойти со своей позиции обусловило то, что происходило в Думе вчера. Выглядело это смешно и несерьезно. Вообще, за коллег из «Справедливой России», из КПРФ было стыдно, откровенно говоря. Потому что они это напоказ выставляли и делали на всю страну, дескать, посмотрите, чем мы здесь занимаемся. Тот вопрос, который по большому счету, можно было обсудить, дошлифовать, принять. Ведь на комитете, я вам могу сказать, происходило следующее: мы рассматриваем поправку, например, нашего коллеги Соловьева, или Пономарева, Гудкова, говорим: «Слушайте, нормальная поправка, мы, в принципе, в тексте ее учитываем. То есть нормальное предложение». Они говорят: «Нет, не надо, отклоняйте эту поправку, мы не хотим. Мы хотим, чтобы все наши поправки были отклонены». Вы представляете? Ну, детский сад. Я вам серьезно говорю.

Макеева: Прям так и говорили? Серьезно?

Вяткин: Серьезно. На комитете было именно так.

Макеева: А какая конкретная поправка это была?

Вяткин: Ой, это касалось там, допустим, указания в некоторых статьях, добавление обязательных работ, там еще ряда вещей это касалось, указание тех категорий граждан, в отношении которых, допустим, обязательные работы не могут применяться. В частности, в отношении инвалидов. И несколько поправок. Потом, сама форма, в которой вносились поправки. То есть, грубо говоря, 10 депутатов, я условно говорю, 6 депутатов, вносят один и тот же текст, который различается одной запятой. А потом пытаются его, так сказать, неким образом воспроизводить. То, что мы уже слышали, то, что мы уже десять раз обсуждали, то, что наши коллеги все всё прекрасно понимают. Их задача была не обсуждать закон, их задача была не решать проблемы, которые связаны с регулированием данного вопроса. А я ведь вам хочу сказать, то, как был вопрос урегулирован в законодательстве, это оставляло большой простор для двоякого толкования норм, для произвола, для неопределенности. Как применять закон? Кто виновен? Кто должен отвечать за те или иные действия, за те или иные последствия? Мы это все сейчас постарались четко разъяснить. Вот есть такие права у организаторов. Кто может быть признан организатором, что можно, что нельзя, в чем, кстати, обязанности полиции, в том числе - мы тоже это разъяснили. Ничего не хотят. Почему, я, честно говоря, не понимаю.

Макеева: Мы сейчас подойдем к некоторым пунктам законопроекта, в частности к тем, которые вызывают вопросы не только у думской оппозиции, безусловно. Скажем, такой вопрос хочу задать. Доходили ли до вас слухи в Думе вроде бы многие говорят об этом, что Владимир Путин может и отклонить в итоге этот закон, не принять его, отправит на доработку.

Вяткин: Я таких слухов не слышал. Сегодня один звонок был из средств массовой информации. Такое впечатление, что желаемое пытаются выдать за действительное. Не будем пока прогнозировать реакцию главы государства. Вот как оно будет, так оно и будет.

Макеева: Вам было бы обидно, скажем так, жаль усилий своих, если бы так события развивались в итоге? Потому что слухи ходят упорные, и уполномоченный по правам человека, и глава Совета по развитию институтов, содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека при президенте, они всячески призывают как раз Владимира Путина таким образом и поступить.

Вяткин: Принимать закон, дорабатывая его, внося туда серьезные поправки, меняя не только Кодекс об административных правонарушениях, но и 54-й закон, мы действовали абсолютно искренне, абсолютно открыто, с моей точки зрения, профессионально. Потому что мы старались подойти к тексту именно с точки зрения чистоты юридической техники, в первую очередь, ясности и прозрачности, понятности. Почему столько критики было? Вуаль была сброшена: было четно написано, что такое хорошо и что такое плохо, что можно и что нельзя. Именно это вызвало яростную критику, потому что когда была неопределенность, то тогда было выгодно, так сказать, прятать одно под другое, и так далее.

Макеева: Вы не отвечаете на мой вопрос.

Вяткин: Возвращаюсь к вопросу. Поэтому, действуя профессионально, мы не можем отреагировать как дети, то есть обидеться, на ту или иную реакцию главы государства, потому что реакция со стороны президента – положительная, либо отрицательная – тоже будет подкреплена определёнными профессиональными юридическими претензиями. К примеру, либо не подкреплена, если президент подпишет этот закон. В том случае, если законопроект не будет подписан, если он будет возвращён, то, в таком случае, будет определённое обоснование юридического характера, с которым мы будем разбираться, работать, смотреть, что можно и нужно было бы с этим текстом сделать. Почему было такое вступление? Мы работали над законом не с точки зрения политической, хотя и этот момент присутствовал, в первую очередь, но мы в первую очередь работали с точки зрения юридической над этим текстом, поверьте. Именно поэтому здесь никакого места для обид не будет, будет серьезный доскональный разбор ситуации.

Макеева: Мы дали возможность нашим зрителям с помощью социальной сети предлагать тоже встречный вопрос вам. Вас раздосадовала формулировка вопроса, а вопрос, между тем, и довольно многое, остался.

Вяткин: Там не вопрос, там были некие оскорбительные пожелания, в том числе, и некие сетования.

Макеева: Вы почитали уже сами. Я брала не оскорбительные, я брала по существу.

Вяткин: Слабые сетуют. Я что могу поделать?

Макеева: Слабые сетуют. А сильные как поступают?

Вяткин: Сильные обсуждают.

Макеева: Давайте обсудим. «Почему так быстро единороссы не принимают законы по защите детей, по пенсиям, по инвестициям и так далее, так быстро, как принимали этот закон. Куда торопимся?», - спрашивает Светлана.

Вяткин: Закон «О защите детей», я напомню, был принят самым первым в начале шестого созыва. Он, кстати, дорабатывался, вернее, начата работа была в прошлом созыве. Закон принят был.

Макеева: То есть, вы все законы принимаете также быстро, вы хотите сказать?

Вяткин: Самым первым - что касается детей, повышения пенсий, социальных выплат. В прошлом созыве и в этом созыве мы действительно в спешном порядке принимали именно эти законы.

Макеева: Дума всегда так работает, я правильно понимаю?

Вяткин: Знаете, честно говоря, мне не нравится этот конвейерный режим, но он присутствует только потому, что очень многие вопросы требуют своего разрешения. Хотя, допустим, я бы не стал выносить на рассмотрение Думой те законы, которые очевидно необходимо отклонять, но мы вынуждены тратить часы на то, чтобы обсуждать пустые абсолютно законодательные инициативы.

Макеева: По сути, вы не видите особой спешки именно с этим законом, вы не связываете никак это со скорым Днем России 12 июня?

Вяткин: Он прошел абсолютно в рабочем порядке, поверьте. Понимаете, когда нам говорят, что сначала детей защитите - мы уже приняли эти законы; пенсии поднимите - она поднимается до 30% ежегодно, несмотря на экономический кризис. Мы это делаем, поймите. И сейчас надо было решить эту проблему, и мы ее решили. Дума работает оперативно, но эта оперативность, извините, ни в коем случае не носит какого-то избирательного характера.

Макеева: «Почему привязывают к конкретным суммам в законе все, а не у к уровню годового дохода гражданина? - Алексей Савич интересуется. - Почему таким образом нарушается принцип равенства перед законом людей? Почему один человек должен будет пять лет работать, чтобы отдать штраф 300 тысяч, а чиновник, например, его отдаст даже с белой зарплатой за полгода?».

Вяткин: Я вам могу сказать, что те люди, которые организуют массовые мероприятия, митинги, шествия, манифестации, прекрасно знают, что подобные мероприятия стоят огромных денег. Огромных денег, причем зачастую счет идет не на сотни тысяч, а на миллионы рублей для того, чтобы организовать или провести то или иное мероприятие. Следовательно, и ответственность организаторов за нормальное проведение без какого-либо причинения ущерба и нарушения закона.

Макеева: В законе не только организаторы привлекаются к ответственности.

Вяткин: Естественно. Соразмерно тем затратам, которые проводятся. Это первое. Второе - данный штраф не является налогом и поэтому он не может быть привязан к доходам. Это налоги можно привязать неким образом к доходам. Данная санкция, она привязывается несколько к иным вещам, то о чем я сказал. Поверьте, организаторы - это те, кто проводят так называемые «Марши миллионов», на которые собираются тысячи людей, а не миллионы, конечно же.

Макеева: Только организаторы штрафуются?

Вяткин: В крупных размерах штрафуются организаторы, да, вне всякого сомнения.

Макеева: А гражданин, просто участник?

Вяткин: Если гражданин не уличен в том, что он непосредственно своими действиями причинял ущерб, нападал, рушил, крушил и так далее, и тому подобное, то есть, и за это будет наступать, непосредственно, ответственность вплоть до уголовной. Организаторы, должностные лица, юридические лица - это партии, общественные движения - они будут нести действительно повышенную ответственность. Когда говорят, что, дескать, граждане, которые вдруг поучаствовали в том или ином мероприятии, которое, закончилось, мягко говоря, плачевно, будут платить по 300 тысяч, это, мягко говоря, неправда. Граждане заплатят штрафы от 10 до 20 тысяч рублей, что вполне подъемно и сравнимо со средним заработком.

Макеева: Московские власти вас поддерживают, считают, что правильный, хороший закон. А вот уполномоченный по правам человека и глава Совета при президенте по правам человека, как я уже сказала, нет. Как вы считаете, почему? Почему они усматривают нарушение Конституции?

Вяткин: Слава Богу, у нас в обществе, среди, в том числе, профессионалов, среди юристов, есть самые различные мнения на этот счёт.

Макеева: Я не спросила, хорошо это или плохо. Я спросила, как вы думаете, почему? Потому что разные мнения?

Вяткин: Потому что есть разные мнения. Вообще, есть такое выражение «два юриста - три мнения». Понимаете, да? И вот у нас в обществе действительно есть возможность высказывать самые различные мнения. А нам говорят, что мы «зажимаем демократию» - пожалуйста! Но давайте мы будем все делать в режиме диалога, а не в режиме ультиматума. Вы принимаете закон, а мы будем сейчас, так сказать, буянить, протестовать, а мы не будем есть кашу.

Макеева: Это вы про уполномоченного по правам человека, сейчас?

Вяткин: Нет, я, к сожалению, про некоторых наших коллег, которые вместо диалога...

Макеева: Давайте не будем сейчас про коллег. Я поняла ваше отношение досады.

Вяткин: Что касается мнения уполномоченного по правам человека, то это мнение уважаемо, это мнение воспринимается как профессиональное мнение, но оно не является указанием, и не является некой директивой, которая спускается сверху. И слава богу! У нас нет тех директив, в том числе, и в виде поправок. Поверьте мне, были поправки, предлагались, но мы их даже в таблицы некоторые не включали, которые были настолько жесткие. Но мы сказали: «Давайте, ребята, вот мы это не будем делать, на уровне идеи, так сказать». Ведь нам предлагалось вообще оставить штрафы, какие есть - миллион, да полтора миллиона, максимальные.

Макеева: Ну, то, что хуже может быть, это мы тоже знаем.