Анонимка уберегла муниципального депутата от психушки

Макеева: Удивительная история с вами происходит. Расскажите, что именно с вами произошло? началось все в военкомате, вполне невинно, вскоре после выборов, которые привели вас в муниципалитет.

Мартыненко: Если говорить подробнее, то ситуация такова: я был выбран муниципальным депутатом на последних выборах 4 марта, наше муниципальное собрание начало работать 16 марта. У нас были заседания в марте, апреле, мае. Начиная с первого заседания, я пытался вникать во все вопросы, высказывать свою критическую точку зрения, браться за какие-то довольно тонкие, опасные вопросы, в том числе, с подозрением на коррупцию (есть там у нас один жилищно-строительный кооператив).

В итоге это, конечно, никому не понравилось. Это уже было ясно из заседаний собрания, что никому не нравится моя деятельность. Я мало того, что во все вникаю, я еще и приглашаю журналистов на собрания, пишу все в интернете, у меня помощники появились из активных жителей, которые сами пришли и которые тоже начали писать все в интернете. Естественно, это никому не понравилось. Это высказывали вначале на собрании, но я, конечно, не думал, что все может оказаться настолько тяжело.

Поскольку я аспирант с октября прошлого года, мне необходимо было оформить отсрочку в военкомате. В военкомат я пошел 16 мая, у нас по средам проходит заседание призывной комиссии нашего Ломоносовского района. Тем не менее, призывная комиссия в тот день сказала, что не может определить мою категорию годности – там процедура такая, что сначала медкомиссия определяет категорию годности – и выдала мне направление на дополнительное обследование.

Я сначала ничего не заподозрил. Но вдруг на следующий день в почтовом ящике обнаруживаю довольно интересную бумагу – анонимку, бумажную причем. Не просто любой человек написал, в общем-то, человек рискует тем, что там могут обнаружить какие-то отпечатки. В бумаге мне открыли глаза на то, что происходит.

Оказывается, в психоневрологический диспансер меня направили не просто так, это было гениальной задумкой кого-то, чтобы мне поставить психиатрический диагноз, после чего, в соответствии с нашим законодательством, человека при определенных условиях можно признать недееспособным. А это уже означает, естественно, лишение и депутатского статуса, и вообще всего – человек превращается просто в ребенка, за которого все решает мама или другой опекун.

Макеева: Мы сейчас показываем зрителям эту самую бумагу. Она так и выглядела?

Мартыненко: Да, а внизу мной подписано – я всегда на бумагах пишу, когда что получил. Я обнаружил ее утром 17 мая.

Макеева: У вас есть предположение, кто автор этого любезного предупреждения?

Мартыненко: Я так понимаю, что если такое происходит, то об этом знают все или почти все, в том числе, и самые низшие сотрудники и управы, и муниципалитета, и военкомата. Среди них нашелся, наверное, человек, который пишет: «жуликов-то мы покрывать можем, но когда такое происходит с человеком, то терпеть уже не можем». Поэтому, видимо, и написали.

Макеева: Вы не пошли в психоневрологический диспансер?

Мартыненко: Я начал более внимательно к этому относиться. В том направлении, которое мне дали, я нашел формальные недостатки, оно не соответствовало некоторым документам. Я написал заявление о том, что это направление не соответствует тому, тому и тому. Я давал шанс этим людям отказаться от своей затеи. Но они этим шансом не воспользовались. У них было два варианта. Первый – воспользоваться и прекратить все это, то есть призывная комиссия принимала решение об отсрочке или об освобождении даже, потому что там других медицинских документов достаточно... Кстати, хочу подчеркнуть, что речи о призыве вообще не идет, потому что у меня достаточно оснований для освобождения.

Они выдали повторное направление, но исправив формальные недостатки, они, тем не менее, подписались под тем, что они действительно делают что-то неправильное. Почему? Потому что они там указали диагноз. Это, собственно, и было формальным недостатком, что в первом направлении диагноза не было. Диагноз написали – «психическое расстройство», без дополнительных уточнений.

Макеева: Вам кто-то ставил этот диагноз?

Мартыненко: Военкомат. До этого, естественно, никто не ставил. А военкомат затруднился объяснить, почему они поставили. Они сказали: у вас в карте написано, что 2-3 года назад вы обращались в поликлинику с жалобами на повышенную утомляемость. Конечно, на 4-5 курсе учился, еще на полторы ставки работал – я действительно обращался в поликлинику с жалобами на повышенную утомляемость. Но причем здесь психическое расстройство? Это же совершенно не то.

Макеева: Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Вы работаете учителем в школе – разве это само по себе не презумпция о невиновности? Учителей же проверяют перед тем, как допустить к детям.

Мартыненко: У меня есть из того же ПНД справка. Там как получилось: когда я получал эту справку, была очередь у моего врача по месту жительства, и поэтому справку по месту работы мне выдали там. Не просто выдали, задали необходимые вопросы и признали, что противопоказания для работы с детьми отсутствуют. Я эту справку тоже опубликовал.

Надо понимать, что эта записка – это не единственная информация, которая позволяет сделать такой вывод. У меня есть некоторые косвенные сведения. Некоторые я скажу вначале в прокуратуре, потом уже массово, как говорят – в интересах следствия. В итоге, как следует из этого документа, меня направили туда действительно для того, чтобы признать ненормальным. Это, естественно, мне не понравилось.

Я на заседании призывной комиссии сказал: вы не можете на основании жалоб о переутомляемости поставить психическое расстройство, я буду это обжаловать. Тем не менее, они все равно сказали, что они это направление выдают.

Макеева: Вы работали себе учителем в школе. Потом что случилось, почему вы решили стать муниципальным депутатом? Это же хлопотно – и в школе, и в муниципалитете. Вы же вряд ли предполагали, когда шли на выборы, какие удивительные события в вашей жизни будут происходить.

Мартыненко: Во время агитации распространяли листовки с клеветой на нас – это тоже активно освещалось в СМИ, так что это все продолжение. В качестве дополнительных подтверждений – это то, что у нас в районе это традиция. На одну жительницу, которая боролась с руководством ЖСК и писала жалобы на них, они пришли в полицию и написали, что она неадекватная. Правда, выяснилось, что она военная и каждый год проходила медосмотр, поэтому им пришлось замолчать.

Мне приходилось иметь дело с управой, с местными властями, это мне очень не понравилось. Когда нужно было решить простейший вопрос – поставить освещение или еще что-то мелкое по благоустройству, мне в течение нескольких лет писали жуткие отписки. В общем, вопрос решить не удавалось. Как я считаю, основная проблема нашей власти в том, что она чувствует себя повелителем. А она должна себя чувствовать обслуживающим персоналом. Если приходит житель и говорит, что надо то, значит, власть должна сделать все для того, чтобы реализовать его просьбу, а не то, чтобы его куда-то отправить. Это и сподвигло меня на то, чтобы пойти и самому своими руками в это влезть. Если хочешь сделать хорошо – сделай сам. Не просто как житель постоянно писать кучу бумажек, на которые будут писать отписки, теперь я могу действовать от имени всех жителей нашего района, которые недовольны положением дел.

Макеева: В школе по месту работы у вас не было никаких сложностей в связи с активной жизненной и гражданской позицией?

Мартыненко: У нас очень хорошая школа, мне очень повезло. У нас хороший коллектив, хорошее руководство, которое не участвует ни в каких политических интригах. Мне тут иногда на собрании говорят: мы напишем по месту работы. Я говорю: со своим руководством я сам все это обсужу, можете писать все, что угодно. Я рад, что работаю в таком учреждении, где нормальное руководство.

Макеева: Вы пишете: ничего не боюсь, никогда не боюсь.

Мартыненко: И никого.

Макеева: Может, стоило бы действительно испугаться?

Мартыненко: Испугаться?

Макеева: Адвоката нанять. Какие ваши действия?

Мартыненко: Я сам без 5 минут юрист.

Макеева: Самому одному тяжело, это же целая машина.

Мартыненко: Тяжело, но опыт есть. Я давно уже занимаюсь бумажной перепиской с разными инстанциями, уже накоплен некоторый опыт, как с ними бороться, поэтому я точно могу сказать: я бюрократ не хуже их. Если они хотят со мной войну, им придется побегать так, как они заставляют бегать обычных жителей.

Макеева: То есть вы хотите бюрократическую машину победить ее же методами?

Мартыненко: Конечно. Ну не то чтобы сразу победить, это все-таки большая машина, но она сейчас сама откажется от этого всего.