Amnesty International пока не будет признавать Pussy Riot узниками совести

Белоголовцев: Довольна ли ваша организация ходом расследования пыток в ОВД «Дальний»? Как вам кажется, насколько полноценным получится выяснение всех обстоятельств, которые там произошли?

Никитин: То, что происходит в настоящий момент, нас вполне устраивает. Однако надо смотреть, что будет дальше. Кроме того, не секрет, что пытки – это не уникальное явление ОВД «Дальний», а это вещь, к сожалению, распространенная. Сказать надо честно, не только в нашей стране, но и во многих других странах. Это очень серьезная проблема, которая имеет место в нашей стране. Такая ручная, точечная работа, когда Бастрыкин выезжает в Казань, разбирается на месте – это все показывает неэффективность системы. Наша организация говорила и продолжает говорить о том, что работа должна проводиться комплексно.

Белоголовцев: Общественные организации много об этом говорят, в СМИ всплывают какие-то жуткие истории, подобные той, которая произошла в ОВД «Дальний». Почему, с вашей точки зрения, именно в этом случае вдруг все приобрело такой широчайший резонанс, история вышла на федеральный уровень, когда очень похожие по фактуре истории оставались за кадром?

Никитин: Мы можем только догадываться об истинных причинах такого широкого освещения и привлечения всеобщего внимания. Есть такое мнение, что когда происходят пытки и появляется труп, то есть человек в результате пыток умирает, то тогда обязательно тот, кто был участником этих пыток, должен сесть, отвечать по закону. Как известно мне, известно моим коллегам-правозащитникам из других регионов, если речь идет только об увечьях, то, как правило, дела затягиваются, забываются, и все это покрывается мраком и пеплом забвения.

Белоголовцев: Две истории за последние месяцы, которые привели к некоторым системным изменениям. Я говорю об отставке главного полицейского Санкт-Петербурга Суходольского. Сейчас не произошло отставки в Татарстане, но произошло радикальное изменение системы управления МВД. С вашей точки зрения, конкретно в Питере и конкретно в Татарстане изменится ли реальная работа полиции?

Никитин: Я не думаю, потому что система, очевидно, больна в целом. Конечно, какой-то шлейф испуга останется в Питере и в Татарстане, но подходить к проблеме надо глобально. Надо смотреть в корень, что является причиной.

Белоголовцев: Вы не верите, что в одном отдельно взятом регионе, например, приходит некоторый начальник и говорит: «Господа офицеры, с этого момента любой, кто позволит себе это, будет наказан. Чтобы у меня этого не было, иначе будете отвечать передо мной лично». Например, такая ситуация, с вашей точки зрения, невозможна в российских правоохранительных органах?

Никитин: Боюсь, что нет. Начальник, конечно, скажет, страшным рычащим голосом всякие устрашения будут произнесены, будет широко оповещена общественность об этом, люди спокойно вздохнут. Но у меня есть сильное ощущение, что все будет продолжаться. Для того, чтобы что-то изменилось, надо произвести коренные изменения, надо оглянуться назад, посмотреть на все случаи, которые уже были, вскрыть все дела, которые положены в дальний ящик. Государство должно признать со вздохом сожаления, что да, это имело место, что это периодическая проблема.

Белоголовцев: Это процесс, безусловно, важный, но идущий параллельно с возможными изменениями в МВД. Мне кажется, для того, чтобы подобные истории перестали происходить, нужно чтобы каждый сотрудник понимал неотвратимость наказания.

Никитин: Произошел случай пыток. Куда жалуются люди? У нас жалуются на все злодеяния со стороны правоохранительных органов в те же правоохранительные органы. Это МВД, прокурор, возможно, омбудсмен, власть которого весьма ограничена. Если мы говорим о Следственном комитете, все жалобы попадают в руки тем сотрудникам следствия, будущее которых заключается в сотрудничестве с теми полицейскими, на которых жалуются.

Белоголовцев: Какой выход?

Никитин: Выход – создание независимой системы жалоб. Это то, о чем группа правозащитных организаций предлагает в своих посланиях президенту. Должна быть независимая от правоохранительных органов организация, которая будет рассматривать жалобы. Между прочим, я не исключаю, что наветы будут совершенно напрасные какие-то.

Белоголовцев: Мы же все смотрим на то, как в нашем государстве сосуществуют Следственный комитет и прокуратура, которые выписывают ордера друг на друга, воюют. Помирить их может только лично Владимир Путин, когда он сажает господ Чайку и Бастрыкина и говорит: «Джентльмены, брейк, дальше не ругаемся». Вы не боитесь, что если будет создан некоторый надзорный за МВД орган, то все перейдет в область вечной борьбы, когда надзорщики за МВД будут прессовать МВД, а МВД в ответ будет пытаться возбуждать уголовные дела против надзорщиков за собой?

Никитин: Это не надзорный орган, это орган, который будет независим от правоохранительных органов, он будет рассматривать жалобы. Напрасные жалобы тоже будут должны вскрываться этим органом. Тогда люди будут верить ему, и это будет то, что сдвинет с мертвой точки ситуацию, которую сейчас мы наблюдаем.

Сегодня также был разговор о том, создание такого органа – это дело, возможно, будущего, это очень серьезная работа. Но предложения, которые прозвучали сегодня, конкретны, просты и, очевидно, достижимы.

Белоголовцев: Хотел вас спросить об участниках группы Pussy Riot, которые сейчас находятся под арестом. Насколько я знаю, в российском отделении Amnesty International обсуждался вопрос о признании или непризнании их политзаключенными. Решили не признавать. Правильно ли я изложил суть событий и какова была мотивировка?

Никитин: Это всеобщее заблуждение, что политзаключенный и узник совести – это одно и то же. Это разные вещи. Политзаключенный – это термин, который когда-то использовался нашей организацией, там шла речь о людях, в действиях которых был некий политический контекст. Речь могла идти о каком-то насильственном действии, скажем, борцы за независимость с автоматом в руках на баррикадах помещены властью в тюрьму.

Белоголовцев: То есть политзаключенный – это не оценочное суждение?

Никитин: Мы говорили, что это политзаключенный и тем самым поясняли, что в отношении этого человека должны быть какие-то следственные действия, суд. Узник совести – это человек, который ненасильственно в силу своих взглядов – религиозных, философских, политических – и высказывания их публично вступает в конфликт с местными властями, и власти по этой причине упекают их в тюрьму. Мы всегда говорили, что политзаключенный должен предстать перед судом, а узник совести подлежит немедленному и безоговорочному освобождению. Чувствуете разницу?

Белоголовцев: Я понял. Почему Pussy Riot не стали узницами совести?

Никитин: На самом деле, финального решения не вынесено, но мы очень тщательно рассматриваем эту ситуацию, мы общаемся с адвокатами. Можем подчеркнуть, что абсолютно неадекватное применение мер пресечения – помещение этих молодых женщин в тюрьму. Та обстановка, которую мы наблюдаем, комментарии, которые с очень высоких трибун раздаются, нервные комментарии со стороны Русской православной церкви заставляют нас задуматься и предполагать, что решение суда может быть несправедливым. Поэтому мы ждем решения суда.

Белоголовцев: В зависимости от решения суда вы признаете или не признаете их узницами совести.

Никитин: Ведь решением суда они могут быть освобождены.

Белоголовцев: А сам факт нахождения их под стражей?

Никитин: Мы считаем, что это неадекватное применение мер.