6 мая организовал «Левый фронт»

Сахнин: Но только слепой её не видит. Летом и осенью, когда начались эти аресты и эти репрессии, мы с самого начала говорили, что опасаемся оказаться в сердцевине этого удара, стать главными героями этой драмы. Тогда нас утешали и говорили: «Ничего ребята, сейчас всем тяжело». Но сейчас все, даже наши политические оппоненты видят, что мы, к сожалению, стали основной целью репрессивных органов.

Самсонова: Но здесь могут быть два варианта, да? Первый вариант – что среди тех людей, которые оказались в эпицентре событий 6 мая, было много людей из «Левого фронта», и поэтому логично, что следствие идёт к ним. Второй вариант – «Левый фронт» хотят закрыть, и поэтому под дело 6 мая приходят к активистам, чтобы всех пересажать. К какому варианту вы склоняетесь?

Сахнин: Я думаю, верно и то, и другое, но гораздо важнее второй вариант. Потому что, мне кажется, политический смысл происходящего заключается в том, что 6 мая прошлого года стало для путинского режима тем грехом, который простить нельзя. Почему – потому что 6 мая произошла огромная мобилизация, которая обошлась без Кудрина или Прохорова, по большому счёту, без многих статусных либеральных оппозиционеров. Где был господин Пархоменко? Он уехал на дачу на майские праздники. Я не в порядке обвинения.

Самсонова: Если вы думаете, что мы будем сейчас обсуждать, чья заслуга и поражение 6 мая, мы не будем.

Сахнин: Нет-нет. В чём здесь дело? Выяснилось, что есть силы, которые способны самостоятельно, без участия истеблишмента, организовать протестную мобилизацию. Что это означает? Что с этими силами нельзя договориться. У них нет представителей в верхах общества, нельзя пойти к министру А или к олигарху Б, чтобы сказать: «Ну, ты своих сдержи, и вот тебе пост».

Самсонова: Вы сейчас говорите о том, что «Левый фронт» организовал 6 мая?

Сахнин: Конечно не один, просто «Левый фронт» оказался в центре низовой мобилизации. Роль «Левого фронта» была наиболее заметна. А делалось это, конечно, руками не только «Левого фронта». Я вовсе не хочу ущемить союзников.

Самсонова: Вы понимаете, что сейчас вашего соратника Сергея Удальцова обвиняют и судят по организации беспорядков, и вы сейчас в эфире, по сути, даёте показания в пользу следствия?

Сахнин: Нет, ничего подобного. Я говорил, что мы организовали мобилизацию. Мы организовали мирную, разрешённую демонстрацию. Просто было принято считать, что без мощного медийного сопровождения, без участия статусных политиков, крупных бизнесменов, бывших министров сделать это невозможно. А мы доказали, мы – это не только «Левый фронт», мы доказали, что это можно сделать. И это страшный грех, это значит, что российское общество само, не в порядке вертикальной мобилизации, а само мобилизуется и накопило достаточный протестный потенциал, и этот потенциал должен быть разгромлен и задавлен в зародыше.

Самсонова: А вы можете перечислить имена тех активистов «Левого фронта», которые сейчас проходят по делу о Болотной и к которым либо приходили с обысками, либо на них заведено уголовное дело?

Сахнин: Всех уже не перечислю, потому что это уже десятки людей. Как известно, в тюрьмах, в СИЗО сидит Володя Акименков, сидит Леонид Развозжаев, под домашним арестом сидит Сергей Удальцов, вчера арестовали и сегодня предъявили обвинения, завтра будет Басманный суд по мере пресечения  для Димы Руковишникова. Есть ещё ряд левых активистов – Саша Духанина, которая не член «Левого фронта», есть Константин Лебедев, который тоже не член «Левого фронта», но несомненно левый активист. С обыском приходили ко многим, например, ко мне. В первую волну, в июньские обыски, когда Удальцов, Навальный, мне тоже досталась честь стать жертвой этих обысков. Ко мне тоже полицейские влезли через окно.

Самсонова: У меня плохой вопрос, и я не могу его не задать. Почему в вашем случае, несмотря на то, что к вам приходили с обысками после 6 мая, это не закончилось предъявлением обвинений?

Сахнин: А чёрт их знает. Во-первых, будет правильно сказать – пока не закончилось обвинением. Я, конечно, рад, что сижу не в СИЗО, и очень переживаю за товарищей, которые там оказались. Я не знаю логику следствия, но каких-то реальных данных у него нет ни на кого. Очевидно, что «Левый фронт» не был участником международного заговора и никакие активисты не были участниками международного заговора.

Я думаю, что у них была такая логика – после 6 мая они приняли решение мочить. И начали мочить, они похватали тогда самых разных людей, обычных активистов, которые первый раз пришли на протестное мероприятие, и выяснилось, что случилось маленькое чудо, и ни один из этих людей не дал показаний на лидеров протеста, на организаторов демонстрации. Хотя такие показания из них выбивали, не пытая физически, но оказывая серьёзное психологическое давление. Вы легко можете проверить в интернете, тогда адвокаты первых задержанных делали об этом заявления.

Самсонова: Алексей, а у «Левого фронта» есть общий адвокат, или чем-то  занимается Аграновский, чем-то…? Как это устроено в «Левом фронте»?

Сахнин: Это устроено, скорее, так, что у нас есть дружественные адвокаты. Это и Аграновский, и Виолетта Волкова, и Николай Полозов, Марк Фейгин, хотя Марк – либеральных взглядов человек.

Самсонова: Вы, возможно, видели колонку Лимонова, точнее, его комментарий. Он говорил, что он согласен с вами, он считает, что действительно целенаправленная атака на «Левый фронт», но он удивляется, что с вами работает госпожа Волкова, например. Насколько вы ей доверяете, как адвокату, и как так получилось?

Сахнин: Так получилось очень просто, Виолетта появилась на волне первых протестов декабрьских. Просто приходила на акции и безвозмездно, насколько это возможно, помогала всем задержанным подряд. Поскольку активисты «Левого фронта» часто оказывались задержанными, она помогала нам часто. Мы познакомились с ней прошлой зимой, у нас нет никаких данных о том, что она ангажирована, что она что-то скрывает. Мы ей полностью доверяем просто благодаря её честному активистскому участию. Мы видим её эмоции, она живой человек. И мы стараемся игнорировать те сплетни, которые, мне кажется, сознательно распускаются в интернете про неё в связи с делом Pussy Riot и так далее. Мы отдаём себе отчёт, что дело, жертвами которого стали наши товарищи и многие, может, ещё станут, оно политическое. Поэтому наша главная стратегия – это стратегия, направленная на диалог с обществом. Мы хотим это дело превратить в суд над путинским режимом.

Самсонова: Сергей Удальцов не может сейчас вести диалог с обществом, но я думаю, что вы каким-то образом осведомлены о его положении. Например, живёт ли он в той квартире, в которой проживал с женой и детьми или где-то отдельно? Вы можете рассказать про это?

Сахнин: Нет, в той самой квартире, где он всегда жил. Но дети сейчас в Украине, потому что это не способствует психическому здоровью, когда к вам вламываются, приходят следователи.

Самсонова: У родственников жены, соответственно.

Сахнин: У родственников жены, да.

Самсонова: А Анастасия живёт в той же квартире, что и Сергей?

Сахнин: Анастасии сейчас приходиться циркулировать между Москвой и Украиной, всё-таки дети там учатся, и за ними нужно приглядывать.

Самсонова: Их перевезли в школу?

Сахнин: Их перевезли в школу, конечно.

Самсонова: А Анастасия может приходить в ту саму квартиру, где Сергей, и может уходить?

Сахнин: Она может уходить и может приходить.

Самсонова: Она может приносить ему сведения из окружающей среды?

Сахнин: Она и адвокаты могут с ним общаться, пересказывать новости.

Самсонова: А она может пересказывать вам, например, что Удальцов говорит по поводу текущих событий?

Сахнин: Да.

Самсонова: Тогда расскажите, пожалуйста, комментарий Удальцова по текущим делам. Что он обсуждал с Анастасией? Что вы знаете?

Сахнин: По поводу новой серии арестов?

Самсонова: Да.

Сахнин: Мы думаем, что следствие столкнулось с полным отсутствием…

Самсонова: Нет-нет, не мы…

Сахнин: Здесь у меня и у Сергея полностью совпадает точка зрения.

Самсонова: Я понимаю, поэтому я спрашиваю, что Анастасия пересказывала вам из слов Удальцова?

Сахнин: Хорошо, Анастасия со слов Удальцова пересказывала, что, очевидно, у следствия нет достаточных материалов для того, чтобы провести показательный процесс. И они начали собирать новую группу жертв, рассчитывая на то, что хотя бы среди них появится тот, из кого можно будет и шантажом и психологическим насилием вынудить дать эти показания. Это основная гипотеза.

Самсонова: Как он оценивает ту меру пресечения, которую ему дали, что он будет до конца лета находиться?

Сахнин: Плохо оценивает, потому что он ни в чём не повинен. Без всяких оснований его закрыли дома, ему мешают заниматься общественной деятельностью, ему мешают зарабатывать, просто ходить по улице и смотреть на небо. Это, конечно, лучше, чем СИЗО, вне всякого сомнения, хотя по каким-то параметрам чем-то и хуже. Например, в СИЗО разрешают прогулку, сейчас начинается весна, а Удальцову гулять не придётся этой весной.

Самсонова: Никто из вас не ропщет, что лидера посадили дома с женой, а всех остальных – по камерам?

Сахнин: Дело в том, что «Левый фронт», в основном, состоит из не идиотов, и все понимают логику происходящего. Все понимают, что следствие пыталось внести раскол в наши ряды, дискредитировать Удальцова тем, что Развозжаева и Лебедева посадили, Акименкова посадили, а Удальцову какое-то время дали погулять на свободе.

Самсонова: А вы собираетесь вместе это обсуждать?

Сахнин: Как в любой демократической организации у нас проходят собрания, есть встречи с новичками, есть встречи с активом, есть руководящие органы.

Самсонова: А сколько у вас человек в организации в Москве?

Сахнин: Это с большим трудом подаётся учёту. Параллельно со следователями нами ещё интересуется прокуратура в рамках проверки нас на экстремизм. Когда с нами встречаются они или центр «Э», который они напрягают с нами встречаться, они тоже задают вопрос, сколько у нас членов. И мы так же, как им, вам отвечаем, что это не поддаётся учёту, потому что у нас нет фиксированного членства. В частности, потому, что это станет предметом интереса для репрессивных органов.

Самсонова: Когда вы устраиваете сборы членов «Левого фронта», вам приходится прятаться, или вы это можете сделать в кафе, в любом публичном месте?

Сахнин: Пока мы это делаем в кафе, в общественных организациях. Своего помещения у нас сейчас нет с недавних пор.

Самсонова: Были ли такие члены «Левого фронта», которые вышли из организации, приостановили свою деятельность, просто перестали ходить, потому что это опасно?

Сахнин: Публично никто таких заявлений не делал, но, наверное, люди не из ядра актива, а из периферии, наверное, это учитывают. Скорее, это те, кого можно назвать, условно, сторонниками, они стали с опаской относиться. А ядро сплотилось сильнее. С другой стороны, появились новые люди, которые рассматривают эти репрессии, как свидетельство того, что мы на верном пути.

Самсонова: Вашей свободе сейчас, как вам кажется, что-то угрожает? Вас могут посадить?

Сахнин: Я думаю, могут.

Самсонова: С какой вероятностью?

Сахнин: Мне трудно, я не хочу быть Кассандрой и гадать здесь на кофейной гуще. Могут. Ко мне приходили с обыском, меня дёргали в центр «Э», меня вызывают в Следственный комитет по всем делам в качестве пока свидетеля, как это было и с Удальцовым, с Развозжаевым до того, как их арестовали.

Самсонова: В каком вы моральном состоянии, зная, что вас могут в течение…?

Сахнин: Это угнетает, это ужасно угнетает. Но некоторое противоядие заключается в том, что раз и навсегда для себя нужно принять какое-то решение.

Самсонова: Может, к чёрту всё? Может, свобода дороже?

Сахнин: Нет, не к чёрту. Мы так долго призывали людей к мужеству и говорили, что надо менять страну, что если мы сейчас спасуем… Почему Удальцов не мог уехать – потому что предупреждали, доводили по разным каналам до предъявления обвинений, что будет всё очень страшно, что будут ужасные статьи.

Самсонова: Это мужество или глупость – садиться в тюрьму сейчас?

Сахнин: Мне кажется, что это необходимое мужество. Это необходимое мужество, потому что это наша страна, нам в ней жить, и мы не хотим отсюда уезжать. И за это надо бороться.