Всю вторую половину года Ингушетия и Чечня, два вайнахских народа, делили границу. Как часто на Кавказе, под официальные гладкие речи о братстве, малейший спор о принадлежности квадратного метра разжигает столетние споры — а, собственно, кто тут главный?
Неформально главный на Кавказе уже много лет Кадыров — он фактически создал собственную армию, его люди в Москве выполняют функции резидентов его личных силовых структур и вершат правосудие. И его, в отличие от лидеров соседних республик, Москва сменить не в силах. И он прекрасно это знает.
По соседней Ингушетии, где, кстати, во время второй чеченской войны укрывались тысячи мирных и не очень жителей Чечни, он проходит как хозяин — то ищет банды Доку Умарова, то завозит технику и строит дороги, отправляясь с экспедициями по спорным территориям. И вот — договор о дружбе и границах. Его партнер Евкуров тоже человек не простой, герой России и ветеран ГРУ.
Тут же в Ингушетии митинги — жители обнаруживают, что в Чечню ушли их родовые башни, а на новых границах появились блокпосты. Митинговая волна захватывает Магас и Назрань. Тут дело даже не в том, равноценными ли участками обменялись Чечня и Ингушетия, а что нарисовался старший партнер, региональная сверхдержава с особыми бюджетными привилегиями и связями в Москве. Что дозволено пехотинцу Путина, не дозволено ингушскому крестьянину.
Евкуров пытается сдержать своих и даже задерживает активистов. На горизонте митингового сентября появляется забытая инстанция — Конституционный суд Ингушетии, который денонсирует договор. Народ ликует, а Кадыров продолжает грозить: «Если вы мужчины — придите на мою территорию и сделайте там хоть один митинг. Если вы оттуда живыми уйдете, я тот, кем вы меня обзываете».
Евкуров не идет к митингующим. Это не Кадыров, который сам митинги организует и их возглавляет. Его козырь — рассудительность, а его слабость — демократия.
Глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров: Тяжело выходить к такому количеству людей, я не хочу называть народ свой толпой, но к такому количеству людей и пытаться в микрофон объяснить необъяснимое в той ситуации. Объяснить необъяснимое, потому что для того, чтобы объяснить, должна быть группа лиц, карты развешаны, специалисты, комиссии должны сесть и всё рассказать.
Чечено-ингушский кризис ярче, чем что-то другое, показал: в России при наличии правильных названий — главы республик, парламенты, суды, — в критические моменты включаются совсем другие слова. Мужчины, обычаи, война — все атрибуты удельных княжеств и суверенов. Евкуров распорядился не пускать в республику чеченских силовиков без его согласия — что это, если не некое смешение понятий федерального МВД и частной армии?
Рамзан Кадыров со свитой прибывает в Ингушетию просто «поговорить за чаем» с недовольными активистами. А председатель чеченского парламента Магомед Даудов по кличке Лорд, от имени которого трясутся поджилки и вспоминаются мрачные истории о пыточных подвалах, — этот мирный спикер едет в Ингушетию утихомиривать несогласных.
Евкурову легче приструнить своих, чтобы не разжигать аппетиты брата и соседа, потому что в Средневековье — а осенью 2018 года мы наблюдали именно типичный пограничный конфликт эпохи Священной Римской империи — именно споры между братьями о кусочке земли становились поводом для многолетних кровопусканий.
Фото: Елена Афонина/ТАСС
' style='fill:%23c4c4c4;fill-opacity:1'%3E%3Cpath d='M93.28-57.4h2.52l-6.33 11.74h-2.6l6.41-11.75zM98.5-57.4h2.52L94.7-45.67h-2.6l6.4-11.75zM103.78-57.4h2.52l-6.33 11.74h-2.6l6.4-11.75z'/%3E%3C/a%3E%3C/svg%3E)
