Белковский: «После митингов больше всех переживает Кириенко, а его начальники спокойны как удавы»

Монгайт: Станислав, здравствуйте.

Белковский: Добрый вечер. Я просто хотел бы заметить, что сегодня впервые за много лет мне не удалось анонсировать нашу программу в моем фейсбуке в ленте, к сожалению, не по моей вине или, к счастью, не по моей вине, а потому, что фейсбук меня заблокировал или, как говорит молодежь, забанил на несколько дней. Причем кто-то написал на меня жалобы, обвинив меня в антисемитизме. Основание для обвинения меня в антисемитизме — цитирование мною классиков литературы и не только русской, в частности, известные строчки Марии Ивановны Цветаевой: «В этом христианнейшем из миров Поэты — жиды!».

Эта блокада пока продолжается, она в значительной степени ограничивает мои информационные возможности, в том числе и в плане промоушена наших программ на Дожде, поэтому я призываю всех наших зрителей, всем, кому нравится наша программа, обратиться к фейсбуку и поддержать мое уже направленное туда ходатайство о немедленном разблокировании.

Монгайт: А скажите, пожалуйста, Станислав, а вы вообще предполагаете, как работает этот механизм блокировки людей на фейсбуке? Там какой-то робот сидит, который реагирует на слово «жиды», и тут же выключает, независимо от контекста, или он просто необразованный робот?

Белковский: Нет, сам по себе робот не реагирует, поскольку эти записи, о которых идет речь, они были сделаны минимум полгода, максимум года полтора назад. То есть если бы робот там был, он бы устроил скандал по этому поводу уже давно. Нет, это все действует по жалобам определенных кляузников, которые, видимо, хотели мне за что-то отомстить, а фейсбук не раскрывает имен этих кляузников — таковы правила фейсбука. Поэтому нет, я стал жертвой политического террора и доносительства. Как говорил Сергей Донатович Довлатов, конечно, Сталин — кровавый тиран, но кто же написал четыре миллиона доносов?

Монгайт: Но есть и хорошие новости. Сегодня, говорят, уволили ту самую преподавательницу консерватории, которая внесла вас в списки врагов народа. Мы с вами обсуждали еще до эфира, что вы почти во всех списках врагов народа из ныне действующих.

Белковский: Я обязательно несколько раз в год появляюсь в каких-нибудь списках.

Монгайт: Но далеко не всегда увольняют авторов, наказывают их.

Белковский: Может быть, это компенсация за разгон митингов 26 марта, но я по-своему разочарован, поскольку если человек внес меня в столь солидный список, то, значит, у него есть какое-то ко мне личное отношение, неравнодушное.

Монгайт: А скажите, как вы думаете, это авторские списки или это какой-то общий официальный список, в который входят?...

Белковский: Я, честно говоря, не знаю, поскольку каждый год депутаты пишут на меня какие-то кляузы в Генеральную прокуратуру и Следственный комитет. Я просто стараюсь не привлекать к этому избыточного внимания, потому что я все же не считаю себя жертвой кровавого режима и не полагаю себя человеком, который уж слишком страдает в современной России, поэтому устраивать истерику по этому поводу было бы просто не остроумно и безвкусно, я бы сказал. Поэтому я не рад тому, что преподавателя уволили. Будем считать, что это сделали не из-за меня.

Монгайт: А теперь наша постоянная рубрика, я ее название прямо сейчас от руки написала, не очень видно, наверное, «Белковский о Навальном». И именно на эту тему у нас есть как раз телефонный звонок. Здравствуйте, представляйтесь. Задавайте вопрос Станиславу.

— Добрый вечер. Санкт-Петербург, Татьяна. Я хотела спросить: Станислав Александрович, почему усиленно внедряется мнение, что Навальный — кремлевский проект? Спасибо.

Белковский: Оно внедряется, во-первых, самим Кремлем, потому что важно как-то дискредитировать Навального исподтишка. С другой стороны, многими оппозиционными лидерами, которые, к сожалению, не могут похвастаться навальными успехами за последние 10 лет, и вынуждены признать приоритет Алексея Анатольевича в построении оппозиционной политической системы современной России. Но надо сказать, что это и не является полной неправдой, это является полной неправдой в том смысле, что Навальный, конечно, не кремлевский проект, но то, что в отдельных случаях он готов к сотрудничеству по некоторым вопросам — это правда, и, в частности, так было на выборах мэра Москвы в 2013 году.

Но Навальный вообще не является проектом, он абсолютно субъектен, он работает всегда на себя, действует в своих интересах. Если у него появляются партнеры или попутчики, он может с ними объединиться для решения каких-то локальных задач, но не в целом. И самое привлекательное в Навальном, как в политике, — это то, что он действительно хочет к власти и идет к ней, в отличие от подавляющего большинства остальных российских оппозиционеров, которые или заведомо не хотят к власти и только делают вид, что этот вопрос их интересует, или хотят, но совершенно клинически ничего не могут.

Монгайт: Не буду сейчас давать слово телезрителям, а начну задавать вопросы сама.

Белковский: Да, можно перед тем, как начнете задавать вопросы сами, Анна Викторовна.

Монгайт: Так, вы задаете сами себе.

Белковский: Нет, я просто забыл сказать, потому что так разгорячен темой с моим блокированием в фейсбуке, что сегодня я в очках модели Кант, и мы очень благодарны всем, кто принял участие в полемике и в нашем опросе о том, стоит ли мне выступать в Канте или в очках модели Гегель. Голоса разделились примерно поровну, поэтому принято решение советом директоров оптимистического телеканала Дождь, что будем делать через раз: раз — в очках Кант, раз — в очках Гегель, но есть еще очки модели Фейербах, и, может быть, раз в месяц или два вы увидите меня и в Фейербахе. Спасибо.

Монгайт: Фейербах. Я не знаю, кто такой Фейербах. Кто это? Какая это модель очков?

Белковский: Фейербах — это почти что фейерверк, только бах по-немецки — это ручей, то есть это огненный ручей, что-то типа того, поскольку изливать на зрителя огненный ручей — это моя основная задача как главного специалиста, я надеюсь, что очки модели Фейербах мне в этом помогут.

Монгайт: Продолжим наш огненный ручей. Итак, все-таки главный мой вопрос, связанный с уже событиями позавчерашнего дня. Как вы считаете, тот самый Навальный, который не проект, он вообще представлял себе масштаб и резонанс событий, которые случились, собственно, в воскресенье? Он предполагал, что это будет так? Учитывая, что к тому моменту его фильм действительно собрал почти 12 миллионов просмотров, и действительно он знал, что выведут силовые ведомства своих служащих на улицу.

Белковский: И все поверх зубов вооруженные войска, как сказал Владимир Владимирович Маяковский. Но это как по анекдоту про блондинку и динозавра, помните, у блондинки спрашивают, с какой вероятностью можно встретить на улицах Москвы динозавра. «50%» — «Почему?» — «Или встретишь, или не встретишь». Я думаю, что Навальный не мог быть уверен ни в высокой, ни в низкой явке, но его ситуация была беспроигрышной. Низкую явку можно было объяснить именно все-таки страхом населения перед полицейскими мерами и репрессиями. Но явка получилась высокой — это несомненный успех, и не только Навального, но и всей его президентской кампании в целом, поскольку мероприятия 26 марта, конечно, были важной составной частью этой кампании.

Монгайт: У нас есть еще несколько вопросов, которые мне редактор из аппаратной передает под грифом «Навальный». Но это все вопросы про Навального. Так давайте возьмем любой из вопросов про Навального. Представляйтесь, задавайте его.

— Владимир, Москва. У меня два вопроса. Первый вопрос: какого персонажа вспомнил Станислав, когда он первый раз увидел Навального с зеленым лицом? А второй вопрос: Навальный в своей предвыборной программе дает много обещаний материального характера, ключом выполнения которых он ставит борьбу с коррупцией. У вышедшей на митинг молодежи, лозунг Навального, вероятно, связан с превращением России в благополучную западную страну. Как Станислав считает, думал ли Навальный о том, что он будет делать в случае теоретического избрания его, когда многие люди, питающие эту надежду, поймут, что благополучие страны также связано, в первую очередь, с готовностью людей долго и упорно работать, что затруднительно, когда значительный процент желает стать чиновниками или силовиком? Например, в Латвии есть и суды, и свободная пресса, но работы мало, и она плохо оплачивается. Спасибо.

Белковский: Спасибо за вопрос, скорее, несколько вопросов в одном, поэтому я отвечу дискретно на несколько вопросов, которые были в одном. Во-первых, на мой взгляд, мы должны понимать, что сейчас Алексей Навальный не борется за президентский пост, хотя формально он утверждает обратное. Он понимает, что шансы на его избрание в рамках этой политической системы стремятся к нулю, независимо от его реальных или потенциальных политических успехов, от эффективности его пропагандистской кампании. Конечно, могут быть «черные лебеди», что-нибудь приплывет, например, по какой-то причине Владимир Путин не сможет участвовать в выборах, элиты отступятся, и тогда чем черт не шутит. Но в рамках некого инерционного сценария, планируемого Кремлем, у Навального шансов нет.

Кроме того, не так много шансов ему вообще зарегистрироваться на этих выборах, и события 26 марта, скорее, понизили эти шансы, чем повысили. Поэтому истинная цель участия Навального в президентских выборах, точнее, неучастие в выборах, а проведение этой президентской кампании даже без шансов быть зарегистрированным — это окончательное вытеснение конкурентов с оппозиционного поля, трансформация Алексея Анатольевича в того самого единого безальтернативного лидера оппозиции, аббревиатуру эту мы проводить в эфире не будем, к чему он стремится с 2012-2013 годов, стремится достаточно последовательно и во многом успешно.

То есть если к весне 2018 выяснится, что да, пусть даже Навальный не баллотируется, но ни одного другого серьезного оппозиционного кандидата в президенты в стране нет, цель будет достигнута. Собственно, в рамках именно этого сценария он и действует. Поэтому ему сейчас не очень важна реалистичная подробная программа. Программу будут потом писать другие люди, видные экономисты, например, нынешний исполнительный директор Европейского банка реконструкции и развития Сергей Гуриев или бывший первый зампред Центробанка России Сергей Алексашенко.

Но сейчас Навальный, как мне кажется, исходит из предположения, что любая излишне подробная и конкретная программа может отпугнуть от него часть сторонников, а не только привлечь их. Поэтому он выдвигает наиболее общие тезисы и лозунги, на которые падко большинство населения, в частности, отнять и поделить, потому что борьба Навального с коррупцией благородна, но в подтексте этой борьбы это «отнять и поделить» все же звучит и светится оттуда из подтекста.

Монгайт: А эти люди, которые вышли в воскресенье на митинг или на шествие, на митинги в других городах, они действительно вышли против коррупции или против чего все-таки они вышли?

Белковский: В любой такого рода массовой акции всегда важны не только экономические и политические, а, может быть, и не столько они, сколько этические и эстетические аспекты. Люди вышли против тотального пренебрежения власти к ним, где на одном поле, если денег нет — держитесь там, на другом — недвижимость Дмитрия Медведева, точнее, подконтрольная Дмитрию Медведеву де-факто, стоимостью свыше миллиарда долларов. С одной стороны, кричащие запросы населения, связанные с ухудшением его экономического состояния, особенно после крымской весны и введения антироссийских санкций США и ЕС, с другой стороны, представление о том, что надо затянуть потуже пояса, иначе к нам тут в студию войдут войска НАТО.

Это противоречие между абсолютно лицемерной и ханжеской позицией власти и реальными запросами народа и породило, собственно, энергию протеста, потому что все-таки власть всегда стремилась к какому-то пакту с собственным народом. При Ельцине это подразумевало свободу, отказ от материальных благ, но приобретение свободы. В первые сроки правления Владимира Путина это был пакт — отказ от демократии политических свобод в обмен на качественный рост благосостояния и бытовые свободы, этот пакт выполнялся.

Монгайт: Стабильность — главное слово.

Белковский: Стабильность даже вторична, именно бытовые свободы в полном объеме. То есть, да, уже выбирать себе власть россияне не могли, но, по крайней мере, никто не лез к ним в постель с духовными скрепами и всякой прочей ерундой. А действительно русский народ никогда в истории не жил так сытно, как в первом десятилетии 21 века, несмотря даже на кризис 2008 года. Но сейчас уже нет никакого пакта. Власть говорит народу: «Вы должны нас любить просто потому, что мы считаем вас рабами и холопами». Это и привело к взрыву эмоций, и вывело 25 тысяч человек, по моим подсчетам, на несанкционированную акцию.

Монгайт: Это имеется в виду в Москве?

Белковский: В Москве.

Монгайт: Фишка же в том, что вывело по всей стране. В те города, куда никто не ходит никуда.

Белковский: Вы знаете, есть известная лемма Белковского, согласно которой определяется реальная численность участников той или иной массовой акции.

Монгайт: Как?

Белковский: Лемма Белковского гласит, что органы внутренних дел всегда занижают число участников акции в число Пи, то есть 3,14 и так далее раз, а организаторы завышают число этих же участников в число Е — основание натурального логарифма 2,72 и так далее раз. В данном случае организаторов не было формально, поскольку акция была несанкционированной, и организаторы ничего официально заявлять не могли в силу их собственного отсутствия, а органы внутренних дел заявили, что 7-8 тысяч — это значит 22-25 тысяч на самом деле. И, по отзывам очевидцев, и других независимых измерителей числа участников так примерно и было.

На Болотную площадь выходило, на первую Болотную, в декабре 2011 года 50 тысяч, потом на проспект Сахарова — около 100. Но не будем забывать, что то были санкционированные акции, участники которых ничем, по большому счету, не рисковали, а эта акция была несанкционированной, и участники рисковали весьма серьезно, и 1030 человек, как мы знаем, было задержано по итогам акции, многие из них получили административные аресты. И все-таки вышли и, думаю, что никто из них об этом не пожалел.

Монгайт: А как вы считаете, эти 1300 арестованных…

Белковский: 1030.

Монгайт: 1030, почти 1040, извините. Это говорит о том, что все-таки испугались, что была разнарядка мести всех? Почему произошло именно так? Почему такая стратегия?

Белковский: Но не то чтобы совсем испугались, но побаиваются эмоциональной энергии этого протеста, не хотят дать понять, что власть индифферентна к этому.

Монгайт: А я себе представляю: это все случилось, дальше собралась могучая кучка, и вот они оценивают произошедшее. Они действительно в шоке: не может быть, все эти вышли, дети, подростки. То есть есть ли смятение или?...

Белковский: У Владимира Путина и Дмитрия Медведева смятений, безусловно, нет, поскольку их общая установка — мы все это игнорируем, да, пусть десятки тысяч вышли по всей стране, но за нас-то десятки миллионов, поэтому чего нам бояться? Смятение может быть только у чиновников типа Сергея Владиленовича Кириенко.

Монгайт: Это его же факап?

Белковский: …кремлевского куратора внутренней политики, поскольку ему не удалось убедить общество и особенно активную часть общества в том, что в стране наступила оттепель, и нужно мириться с властью. Никакой оттепели нет, мы теперь видим со всей пугающей очевидностью, как сказал бы Владимир Ильич Ленин, извините за тавтологию небольшую, но это вообще присуще Ленину и его цитатам. И все более становится понятно, что Сергей Владиленович Кириенко, в общем, назначался в администрацию президента в качестве первого заместителя и руководителя как контактер с Хиллари Клинтон, будущим тогда, а ныне несостоявшимся президентом США.

И это кадровое решение было принято не только потому, что у Сергея Кириенко есть остаточный имидж либерала, не побоявшегося пустить ко дну финансовую систему России в 1998 году, но и потому, что в бытность его главой госкорпорации «Росатом» аффилированные структуры «Росатома», в частности компания «Атомредметзолото», участвовали в покупке американо-канадского поставщика урана, который называется «Uranium One». В то время Хиллари Клинтон была государственным секретарем США, она, как считается, способствовала этой сделке. И, по странному совпадению, вскоре после приобретения структурами «Росатома» этой «Uranium One» поступили некие пожертвования, опять же, от структур, близких к «Росатому», в фонд Билла и Хиллари Клинтон. И поэтому считалось, что Сергей Кириенко, как человек, который имеет опыт коррумпирования семьи Клинтонов, будет очень полезен во время пребывания Хиллари на президентском посту. Но потом пришел Трамп, вся эта схема развалилась, не начавшись, и теперь Сергею Владиленовичу надо отвечать на вопрос, как политтехнологическими методами он собирается мобилизовывать народ за Владимира Путина.

В этом смысле события 26 марта совсем не добавили ему очков, и мы сразу увидели, как отреагировала Государственная дума, явно манипулируемая основным конкурентом и оппонентом господина Кириенко — Вячеславом Володиным, спикером нижней палаты российского парламента. Тут же 27 марта выяснилось, что, черт побери, администрация президента полностью утратила контакт с фракциями Государственной думы, надо что-то делать. Об этом заявили официально представители системной оппозиции — КПРФ, ЛДПР и «Справедливая Россия». В общем, да, думаю, что больше всех переживает Сергей Владиленович, но его начальники спокойны как удавы.

Монгайт: А вы думаете, его уволят сейчас?

Белковский: Сейчас — нет, потом ближе к выборам могут, если выяснится, что проблема 70% явки на выборах и 70% голосования за кремлевского кандидата, скорее всего, Владимира Путина, не решается политико-технологическими средствами, а решается только тяжелыми политическими наркотиками, типа куда-нибудь ввести войска, откуда-нибудь вывести войска, отправить в отставку правительство. Но ясно, что все эти вопросы не находятся в компетенции Сергея Владиленовича, они находятся в компетенции Владимира Владимировича, а тогда, собственно, зачем внутриполитический блок администрации президента и нужен со всеми его технологами, методологами. Мой давний приятель Олег Матвейчев сейчас после событий 26 назначается куратором молодежной политики, я желаю ему всяческих успехов и заочно жму руку. Олег, удачи тебе. Покажите, как я желаю Олегу Матвейчеву удачи.

Монгайт: А что Олег Матвейчев сейчас будет делать?

Белковский: Ну это надо спросить у Олега. Можно пригласить его даже в эту студию, я думаю, он с удовольствием придет.

Монгайт: И расскажет, разумеется.

Белковский: Но боюсь, что продать духовные скрепы патриарха Гундяева, Ирину Яровую, Сергея Кургиняна и всю эту прочую нечисть и все хтонические персонажи молодежи не получится даже со всеми талантами господина Матвейчева никогда и ни при каких обстоятельствах.

Монгайт: А если в ритме хип-хопа, что-нибудь такое?

Белковский: Только не хватало еще, чтобы Яровая с Кургиняном танцевали хип-хоп. Тут, мне кажется, здание российской государственности может и обвалиться окончательно под треск и грохот этого хип-хопа.

Монгайт: А как вы считаете, они вообще способны на какие-то действительно революционно модные шаги для того, чтобы завоевать молодежную аудиторию, как это удалось Навальному сейчас?

Белковский: Нет, не способны, потому что это противоречит консервативному миросозерцанию кремлевских правителей. И я прекрасно помню, я, собственно, близок к Кремлю никогда не был, но на околокремлевской орбите я в качестве маленького искусственного спутника обращался в начале нулевых годов, я же входил с какими-то своими предложениями по протекции одного влиятельного лица в путинский штаб, где мне ответили, что предложения твои, конечно, очень оригинальные и креативные, но Владимир Владимирович их отвергает, потому что его главная задача перед выборами — не расплескать, то есть не потерять то, что у него есть. А любой радикальный креатив может принести очки, но может их и отнять, то есть угроза расплескать возрастает, поэтому мощный креатив уже вреден с этой точки зрения.

Но, кроме того, как мы уже с вами обсудили, политтехнологическими методами не отделаешься, нужно устроить какую-нибудь войну или что-нибудь еще, или начать массовые репрессии, или отменить точечные репрессии, или устроить либерализацию, или, наоборот, завинтить гайки по максимуму. Или, как вы помните, мы с вами, Анна Викторовна, в предновогоднем эфире обсуждали возможность ограничения интернета в этом году, и тогда мы думали, что могут ограничить фейсбук, собственно, меня пока в нем уже ограничили, в том числе.

Монгайт: Теперь решили, что ютюб, да?

Белковский: Нет, я думаю, что сейчас уже пойдет разговор и про социальную сеть Вконтакте, где сидят многие из тех, кто вышел на мероприятие 26 марта. Я помню, что когда начинались боевые действия на юго-востоке Украины в 2014 году, министр внутренних дел Украины Арсен Аваков призывал боевиков срочно сдаться и сложить оружие, и тогда родилась шутка, что почему боевики не сдаются — потому что Арсен Аваков вещает через фейсбук, а они сидят Вконтакте. Выясняется, что противники кровавого режима сидят не только в фейсбуке, но и Вконтакте.

Монгайт: А что могут сделать с Вконтактом?

Белковский: Нет, но сейчас же активно обсуждается на уровне президентского помощника Германа Клименко, помощника по интернету, и на уровне Министерства связи и массовых коммуникаций, возглавляемого супер-менеджером Николаем Никифоровым, что надо законодательно как-то ограничить действительно влияние внешних сил и усилить контроль российских властей над так называемой критической инфраструктурой рунета — русского интернета. То есть надо иметь возможность всегда отключить рунет или, по крайней мере, отдельные его сегменты в тех ситуациях, когда власть находит себя в опасности.

Монгайт: Но вы на что ставите? Вы ставите на маленькую победоносную войну новую или на отключение интернета и его коррекцию?

Белковский: Я не исключаю ни одного из вариантов. Путин как тактик, а не стратег, всегда такие решения принимает в последний момент. А, кроме того, все важнейшие решения, особенно предвыборные в России, принимаются в августе-сентябре, такова уж традиция. В 1999 году Путин был назначен преемником в августе, а в сентябре случились пресловутые взрывы домов и началась Вторая Чеченская война, приведшая Путина к власти. Соответственно, в 2003 году происходили схожие события. В 2007-м Путин в последний момент поменял правительство и выдвинул в преемники Дмитрия Медведева, а не Сергея Иванова, как ожидала большая часть элит. В 2011 году в августе-сентябре было принято решения о пресловутой рокировке и т.д. Поэтому, думаю, надо будет...

Монгайт: Мыслит категориями школьников, на самом деле, вы понимаете, да? Начался школьный год…

Белковский: Да, вообще учебный год.

Монгайт: Пора что-то новенькое.

Белковский: А учебный год же для всех один, все мы чему-то учимся. Поэтому, я думаю, что полгода в запасе у нас примерно еще есть, месяцев пять-шесть, а тогда мы и поймем, как будет действовать власть. При этом мы, естественно, не исключаем «черных лебедей», то есть случайных событий, доселе невиданных и неслыханных, которые могут поменять политические предвыборные контексты чуть менее, чем полностью, но предсказать разумно мы эти события, разумеется, не можем, на то они и «черные лебеди».

Монгайт: То есть вы не верите в усилие вашего коллеги и друга Олега Матвейчева, его креативной идее, потому что то, что вы перечислили — это все не...

Белковский: Я верю в добросовестность Олега Матвейчева, но не в полезность его усилий Кремлю. Впрочем, еще раз пожелаю ему всяческих успехов.

Монгайт: Придется нам все-таки вернуться к вопросам телезрителей. Вспоминаем, что наша программа все-таки называется «Прямая линия». Итак, Петр Шалимов спрашивает: «Когда следующий митинг? Мне не терпится выйти. Эта власть уже бесит», — пишет нам Петр.

Белковский: Когда, собственно, Петр, вы призовете людей выходить на митинг, тогда он и будет. Сейчас Алексей Анатольевич Навальный еще выйдет из спецприемника после 15 суток административного ареста, и надо, конечно, спросить у него, хотя я считаю, что далеко не все участники акции 26-го вышли за Навального и ради Навального, но все же ключевую роль его в организации этой системы акции тоже оспаривать бессмысленно.

Монгайт: У нас есть телефонный звонок. Представляйтесь, пожалуйста, называйте ваше имя, откуда вы и задавайте вопрос Станиславу.

— Здравствуйте. Меня зовут Юрий, я из Москвы. Я хотел узнать: может быть, этот самый митинг в воскресенье и есть то самое изменение, которое нам обещал уже Заратустра в конце марта, по крайней мере, начало?

Монгайт: Да, отличный вопрос. Отличный. Еще 17 вопросов от телезрителей на эту тему, Станислав. Я, конечно, думала в конец это все перенести.

Белковский: Заратустра пообещал нам, что новый большой политический цикл русской истории начнется 21 марта, собственно, именно поэтому и переносили предыдущий раз программу на 22, чтобы уже оказаться в новом политическом цикле, но помимо того, что как вы помните, я участвовал в международной конференции по правам животных в Берлине. Да, конечно, это уже началось, и то, что мы видели 26-го — это первые проявления нового политического цикла. При этом я хочу подчеркнуть, упреждая возможные вопросы, что ни Заратустра, ни я, как транслятор его точки зрения, не говорили о том, что власть сменится в конце марта 2017 года. Мы говорили о том, что начнутся процессы, которые неминуемо ведут к смене этой власти.

Монгайт: И надо сказать, что никто, кроме Станислава, этих процессов, конечно, предсказать и предугадать не мог, потому что то, что случилось в воскресенье...

Белковский: Нет, их предсказал Заратустра, я только пересказывал его точку зрения. Ни в позитивном, ни в негативном ключе я не буду приписывать себе никаких заслуг.

Монгайт: Станислав и Заратустра. Я все время забываю, что вы работаете в тандеме.

Белковский: Я всего лишь пресс-секретарь Заратустры.

Монгайт: Даня Ястребов спрашивает: «Станислав, как вы считаете, правда ли, что школьникам платят за митинги? И за кого сегодняшние школьники будут голосовать в 2018 году?». Я думаю, ни за кого, они пока школьники. Но все-таки платят или нет? Меня, честно говоря, эта версия повергла просто в оторопь.

Белковский: Нет, я думаю, что никто им не платит, во всяком случае, Алексей Анатольевич Навальный, как главный инициатор этой сети массовых акций, не настолько примитивен, чтобы даже предполагать такую возможность, да и кому нужны школьники, которые выходят за деньги? Нужно ведь реально протестировать общественное настроение, а это можно сделать только с помощью людей, которые выходят забесплатно.

Монгайт: Но потом как в голову вообще придет собирать школьников и платить школьникам? Это какая-то извращенная концепция.

Белковский: Это связано с тем, что Дмитрий Сергеевич Песков и другие высокие кремлевские чиновники получают справки из правоохранительных органов, а правоохранительные органы очень любят найти какое-нибудь сообщение в интернете, сделав вид, что они получили эту информацию агентурным путем с помощью прослушивания или наружного наблюдения.

Монгайт: Своих детей.

Белковский: Немножко его перелицевать и выдать в виде важной аналитической записки. И простое официальное и открытое публичное заявление Алексея Навального о том, что он готов судиться за каждого незаконно задержанного и подавать иски в Европейский суд по правам человека, который может присудить до 10 тысяч евро по такому иску, было просто переписано сотрудниками спецслужб. И получилось, что Навальный как будто предлагает по 10 тысяч евро каждому незаконно задержанному, вот и вся история. Мне кажется, что когда Дмитрий Сергеевич Песков в этом разобрался, он...

Монгайт: Так можно посчитать примерный бюджет митинга.

Белковский: Не митинга. Если 1030 задержанных на 10 тысяч евро — это значит где-то 103 миллиона евро. Но это нет, это не бюджет митинга, это то, что можно заработать на митинге, себестоимость-то ноль, поэтому митинг становится гораздо более выгодным делом в такой ситуации, чем любая нефтяная или газовая компания, и даже чем торговля наркотиками. Видимо, это и свело с ума авторов этой липовой справки, а Дмитрий Сергеевич Песков, будучи человеком весьма неглупым, все-таки быстро, наверное, разобрался, что именно случилось и кто его так позорно обманул, и Кремль съехал с темы.

Монгайт: А мне, честно говоря, показалось, что просто они были абсолютно не готовы отвечать в понедельник на этот вопрос, то есть у них как-то не случился тот самый мозговой штурм, где была бы придумана какая-то изящная затея, какая-то классная идея, что отвечать.

Белковский: Ну, мозговой штурм не случился, во-первых, потому что вышло гораздо больше народу, чем Кремль предполагал, и каждый боялся оказаться крайним….

Монгайт: И они ответили какую-то первую глупость, которая им попалась.

Белковский: …и ответственным, что так случилось.

Монгайт: Ну и, видимо, они не могли поверить, что это действительно просто так.

Белковский: Нет, ну они никогда не верят, что это действительно просто так ― за всем всегда стоит Госдеп или что-нибудь госдепоподобное. Но здесь, конечно, никто не мог всерьез верить, что школьникам платят ― это результаты псевдопрослушки, чем спецслужбы любят злоупотреблять еще с советских времен, взяв информацию… сотрудники нашей разведки сидели там во всяких учреждениях в Нью-Йорках, Вашингтонах и Лондонах и переписывали заметки из американских и британских газет, выдавая их за свои невероятные достижения в оперативной работе.

Монгайт: А теперь небось ездили подслушивать детсады и школы?

Белковский: Нет, они будут просто сидеть ВКонтакте, зачем им детсады и школы ― это расходы большие. То есть списывать-то деньги они будут на прослушивание детсадов и школ, потому что надо в каждом детсаду установить оборудование, подключить его, протестировать, ввести в любой детский сад сотрудника ФСБ под прикрытием воспитателя.

Монгайт: Нянечки.

Белковский: Нянечки. Можно даже взять Евгению Чудновец, которая выдавала себя за воспитателя детского сада, а потом оказалась уборщицей на полставки, да и то фиктивной.

Монгайт: Наш человек, короче говоря.

Белковский: Да, много кого можно ввести, но фактически они будут просто сидеть в социальных сетях и какие-то сообщения, которые кажутся им крамольными, переписывать к себе в сводки.

Монгайт: Андрей Бушмарев спрашивает, точнее, это, видимо, какая-то проекция того, что люди слушали и услышали: «Зачем оппозиция троллит себя специально обученными школьниками, а именно ― зачем пускать детей к микрофону, когда все понимают, что обычно мимо идущего ребенка к нему никогда не подпустят?».

Белковский: Мне кажется, что единственный…

Монгайт: Никто не может поверить, что кто-то додумался до похода на шествие или до каких-то антиправительственных идей сам, особенно если тебе нет восемнадцати.

Белковский: Да, собственно, помним, что еще в 13 веке был крестовый поход детей с целью освобождения Гроба Господня, и десятки тысяч людей собрались и участвовали в этом походе, без всякого участия взрослых. Участие взрослых сводилось к тому, что французские купцы, торговцы дали детям несколько кораблей только для того, чтобы их похитить и продать в рабство в итоге. Нет. Конечно, никакой организованной силы, которая направляла детей на митинг, не было. В смысле, на шествии, а главное ― не было митинга, поэтому никому не давали микрофонов, в том числе и детям. А я, как человек, который раздавал детям микрофоны ― и в новогодней программе Дождя в 2016 году, и потом у нас была попытка организовать детей-экспертов в рамках нашей программы «Прямая линия», но мы несколько ее отложили, ― считаю, что как раз, поскольку устами младенца глаголет истина, я бы лично дал детям микрофон, чего в ходе этих акций не случилось.

Монгайт: Ну а как вы считаете, такой главный вопрос сейчас, в эти дни: нужно ли пускать ребенка, подростка, на митинг или на шествие, особенно, если оно несанкционированное, или нет?

Белковский: Да, конечно. Тем более, это была прогулка, дети шли не по проезжей части, а по тротуару, и законы не нарушали.

Монгайт: А вы бы вот своим детям что сказали?

Белковский: Это их решение, я бы им не запретил этого.

Монгайт: Даже учитывая, что потенциальный винтаж обеспечен, что называется?

Белковский: Вы знаете, человек стареет, особенно я, и сегодня я уже многого не сделаю из того в смысле проявлений каких-то моих критических взглядов по отношению к власти, что бы я сделал 10 или 15 лет назад. Поэтому, если есть люди, которые еще не постарели в нашей стране, и которые еще чего-то хотят и не полностью разочаровались в жизни здесь, по эту сторону экзистенциальных баррикад, я этому только доволен.

Монгайт: Серж Кочетков говорит: «Митинг прошел, тысячу оштрафованных и побитых (больше даже тысячи), телевизор молчит, Навальный сидит, ФБК, считай, закрыт ― что дальше?». Ну, это, собственно, мы все время об этом говорим ― что дальше? Жизнь новая ― она изменится ли завтра или нет?

Белковский: Навальный выйдет, ФБК откроется, социальные сети будут пока продолжать функционировать, и, собственно, все эти точечные репрессии только приведут к расширению потенциала для продолжения протестов, поскольку этическое и эстетическое отторжение к власти нарастает, и власть сама делает все, чтобы активную часть общества оттолкнуть от своей еще недавно любящей, а сейчас презирающей и презренной одновременно потной и липкой груди, к которой прилипли все материальные активы страны, но давно уже отлипло от нее гражданское общество.

Монгайт: Что поражало больше всего позавчера на этом шествии-митинге — что опять возникло это романтическое ощущение, то есть вдохновляющее ощущение вокруг протеста. Еще недавно, вот только что было шествие памяти Бориса Немцова, и оно казалось шествием пенсионного фонда, как это ни печально, а здесь совершенно другие люди, и вот этот вот драйв, эйфория…

Белковский: Мотивация была совершенно другая: на шествии памяти Бориса Немцова ― это ностальгия по 90-м годам во многом и по времени надежд, когда «все мы были молодые и чушь прекрасную несли» как миру, так и самим себе. А сейчас вот совершенно новая молодая энергия ― людей, которые хотят сказать, что у нас нет никаких шансов в этой стране, поскольку, по старому анекдоту, опять же: почему внук генерала не может стать маршалом — потому что у маршала уже есть свой внук. Или такой же анекдот, как правнук Андрея Андреевича Громыко спрашивает: «Дед, а я когда-нибудь смогу стать министром иностранных дел?». На что Андрей Андреевич ему отвечает: «А зачем нам два министра иностранных дел?».

Когда парализованы полностью те лифты вертикальной социальной мобильности, и, с одной стороны, видна жуткая коррупция и тотальное воровство, а с другой стороны, у Мизулиной мироточит бюст, и лоснящийся всеми щеками патриарх Гундяев продает нам духовные скрепы, вкупе с Владимиром Кехманом, полностью обанкротившимся директором Новосибирского театра оперы и балета, здесь возникает когнитивный диссонанс, который толкает молодежь на улицу.

Монгайт: Бесконечно нас спрашивают, о чем думает Путин, о чем думает Димон. О чем думает Путин, вы примерно сказали, да и о Димоне тоже…

Белковский: Но все-таки добавил бы, что Дмитрий Анатольевич, все-таки я не стал бы называть его Димоном, он действующий официально председатель правительства, думает о том, что, наверное, в эго окружении есть какой-то конфликт, который привел к раздуванию этого скандала. Поскольку, как я уже говорил неоднократно, объективно фильм Алексея Навального и даже последующий протест в аппаратном смысле укрепили Медведева, они ослабили его политически, его репутация серьезно пострадала. Но в аппаратном смысле ― он подзадержался благодаря этому на премьерском посту, поскольку Путин никогда не принимает решений под давлением, особенно решений, касающихся его ближайшего окружения. Но ведь кто-то в его окружении, в общем…

Монгайт: Слил.

Белковский: Мог содействовать этому делу, тем более, что часть окружения счастливо выпало из фильма и всех процессов, вот об этом сейчас может конспирологически размышлять Дмитрий Анатольевич, ну а Владимир Владимирович думает о том, что надо все-таки ему как-то поставить Америку окончательно на колени, а свой верноподданный народ он поставил на колени давно, и об этом не беспокоится.

Монгайт: А если все-таки нынешнего действующего премьера снимут через какое-то время, может быть, не так скоро, как предполагалось, но в какой-то момент, возможно, он не станет приемником или не станет наследным премьер-министром, кто если не он? Вот же есть такой популярный довод, что вот зря вы катите на Димона, потому что если не Димон, то Сечин.

Белковский: Это полная ерунда, это не довод, потому что, во-первых, от премьер-министра в этой системе власти не так много зависит. Будет ли это Дмитрий Анатольевич, или Иван Сечин, или кто-то еще ― не суть важно. И я, честно говоря, не видел никаких действий Дмитрия Анатольевича, в том числе и с историей вокруг знаменитого фильма Навального и последующих протестных акций, которые убеждали бы меня в том, что Медведев политически лучше Сечина. Это просто представители разных групп влияния и интересов, только и всего, чьи этические кодексы примерно совпадают. Называются разные имена ― от Сергея Собянина до Валентины Ивановны Матвиенко, но при этом важны критерии, они нам понятны. А критерии ― это премьером должен быть человек, который не является прямым политическим конкурентом Владимира Путина. В этом смысле, например, Валентина Ивановна Матвиенко вполне подходит.

Монгайт: А Сечин?

Белковский: Сечин, опять же, никак премьером не будет, потому что он не идиот. Зачем ему ту хлебную должность, которую он сейчас занимает, контролируя одну из крупнейших нефтяных компаний мира и огромные непрозрачные финансовые потоки компании «Роснефтегаз», где лежит свыше 30 миллиардов долларов, менять на расстрелянную должность премьера, где реально полномочий и возможности влияния на первое лицо у него будет не больше, а то и меньше, чем сейчас? Уверяю вас, что если бы Сечин очень хотел стать премьером, он стал бы им еще десять лет назад.

Монгайт: Вот всемогущий все-таки, вот захотел бы ― и стал.

Белковский: Нет-нет, он не всемогущий, но если бы он поставил перед собой такую задачу, он, в принципе, мог бы теоретически решить ее.

Монгайт: Целеустремленный.

Белковский: Он никогда не рассматривался в качестве человека, который претендует на подобную позицию, поскольку все-таки у Путина и в голове, и на тех листках, на которых он рисует свои любимые квадратики, есть очень четкое разделение функций. Вот Сечин отвечает за нефтяную отрасль и за определенные деликатные расходы, ну и отвечает, а Медведев отвечает за то, чтобы греть место для Владимира Владимировича в Белом доме ― ну и хорошо, греет, молодец.

Монгайт: Можно я задам вопрос: он что, и правда квадратики рисует?

Белковский: Ну, по некоторым данным, я не знаю, как сейчас, но он по-прежнему пишет от руки. Мы видим это по многочисленным проявлениям.

Монгайт: Якобы записывая за людьми.

Белковский: Как вот в последний раз на заседании РСПП  он говорил что-то такое: написал, сам разобрать не могу, как курица лапой. Или когда он прилетал на какой-то саммит, не помню, по-моему, Большой двадцатки, он сказал, что написал тезисы концепции украинского урегулирования ― набросал на листках. Ясно, что человек современный, пользователь электронно-вычислительной техники, да простится мне этот архаизм, делал бы это на своем ноутбуке, а не листках.

Монгайт: Я не удивлюсь, если он гусиным пером это делает.

Белковский: Гусиным пером очень сложно.

Монгайт: Я не пробовала. У нас есть телефонный звонок, вопрос от телезрителя по поводу Украины, давайте выслушаем его.

— Здравствуйте, меня зовут Анна, Киев. Скажите, пожалуйста, Станислав, вот мне, как человеку, стоящему на первом и втором Майдане и посланному благополучно нашей вновь избранной властью, когда вот это очередное разочарование сменится новыми протестными у нас настроениями, когда будет третий Майдан, и какой он будет? Я имею в виду, пострадает ли еще кто-то, кроме народа, например, власть?

Белковский: Этот вопрос, скорее, я должен задавать вам, как гражданину Украины и активисту протестных событий 2004 и 2013–2014 годов. Я тоже был на первом Майдане, на втором Майдане, к сожалению, меня не было, но я активно поддерживал его публично и информационно, сделав много публикаций и речей в поддержку Революции достоинства. И, конечно, сейчас, три года спустя, мы видим, что нынешняя власть во многом упустила свои шансы, снова расцветает и процветает коррупция, и последний фантасмагорический шаг ― это подписание президентом Петром Порошенко закона об электронном декларировании доходов, где под общую гребенку попали и общественные деятели, представители некоммерческих организаций. Причем это очень цинично было мотивировано тем, что в одном и том же законе от электронного декларирования освобождались военнослужащие, участвующие в боевых действиях в зоне антитеррористической операции, поэтому эти статьи могли быть подписаны только вместе, и никак иначе. Поэтому я думаю, что новая протестная волна назреет, и значительную часть ее социальной опоры составят добровольческие батальоны и их лидеры.

Монгайт: То есть будет третий Майдан?

Белковский: Я не знаю, будет ли он или нет, но предпосылки для него есть. И то, что Петр Порошенко, который метал громы и молнии в организаторов неформально-общественной блокады Донбасса, вдруг неожиданно переобулся в воздухе и ввел официальную блокаду Донбасса, утвердив решение Совета по национальной безопасности и обороны Украины, уже говорит о том, что он боится потерять власть и перехватывает оппозиционную повестку, чтобы снизить вероятность новых активных протестных действий в столице Киеве.

Монгайт: Гибкий политик.

Белковский: Политик и должен быть гибким, вопрос, что он еще умеет, кроме как гнуться под давлением обстоятельств.

Монгайт: Не могу не спросить про нашего другого брата и соседа, это господин Лукашенко, который сегодня вдруг заявил, что Владимир Владимирович Путин ― его брат, ближайший родственник…

Белковский: Родной?

Монгайт: Родной брат, да. И подберем время, встретимся, если есть какие-то проблемы, мы их решим, без посредников решим, вдвоем, нам не надо никакое посредничество, мы родные братья, нам делить нечего, я ему как-то публично сказал, может быть, еще будет время, когда придется спиной к спине встать и отстреливаться. Ну как военные люди говорят.

Белковский: Ну, это высказывание достаточно двусмысленное, если не считать его зловещим, потому что первый кровавый конфликт в мировой истории произошел между родными братьями, один из которых, убив другого, сказал Господу Богу: я не сторож брату моему. И, может быть, Александр Лукашенко и хотел сказать, обращаясь подспудно к евроатлантическому миру: «Я не сторож брату моему». Во всяком случае, мне кажется, Александр Григорьевич Лукашенко или тонко шутит, или в его обычной манере иронизирует над российско-белорусскими отношениями, которые сейчас находятся в нижней точке за долгие-долгие годы ― в общем-то, с момента еще формирования концепции Союзного государства России и Белоруссии во второй половине 90-х годов минувшего века.

Монгайт: Интересно, что разгон митингов на прошлой неделе, как бы акций, в Белоруссии и в России, абсолютно визуально идентичны. Это была такая характерная фишка СМИ: поставить две картинки рядом или подменить Белоруссию Россией или Россию — Белоруссией. И показать — вот, мы совершенно одинаковые. Там диктатура, а у нас как бы нет.

Белковский: В Белоруссии, как и в России, последние месяцы тоже нарастали слухи о либерализации, связанной с потребностью Александра Лукашенко сближения с Западом, которая периодически возникает, когда ухудшаются отношения с Россией, но в целом, да, действительно, все это во многом совпадает. И опора на силовиков становится все более очевидной в ситуации, когда каких-то важных прорывных шагов, в смысле реформирования экономики, социальной сферы, улучшения позиций на международной арене не просматривается, или, по крайней мере, не просматривается в краткосрочной исторической перспективе ни там, ни здесь.

Монгайт: Один из моих любимых вопросов, Наташа Петренко спрашивает: «Станислав, где Касьянов, Явлинский, Яшин, почему они проигнорировали митинг-шествие? Я уже молчу про ВВП и Медведева. Ну, в общем, получается, что Касьянов, Явлинский и Яшин не против коррупции?», ― спрашивает Наташа Петренко.

Белковский: Илья Яшин сейчас, по-моему, ближайший соратник Алексея Навального, и мне кажется, он там был, хотя я в этом не уверен. А, естественно, Михаил Касьянов, Григорий Явлинский не согласятся.

Монгайт: Говорят, что Явлинский был в театре. Рассказывают.

Белковский: Ну, политика ― это вообще театр, и в этом смысле Явлинский находится в этом театре уже давно, только перемещаясь из партера в амфитеатр, из амфитеатра ― в ложу, и обратно. Часто с дикими воплями.

Монгайт: Сейчас он явно уже на галерке.

Белковский: Но ясно, что господа Касьянов и Явлинский не хотели никак способствовать акции ненавистного им Алексея Навального, поэтому их вполне закономерно там не было, и, наверное, они убеждали себя, что на улицу никто не выйдет, хотя я бы обратил их внимание на то, что многие вышли не за Навального.

Монгайт: Но это же их очевидный проигрыш? Или нет?

Белковский: Мертвым позор не страшен. То, что больной перед смертью подсел, не имеет значения. Вот сейчас сборная России, по-моему, умудряется проигрывать сборной Бельгии в товарищеском футбольном матче.

Монгайт: А вы жалеете, да? Вы могли бы смотреть футбол, а вы со мной тут.

Белковский: Нет. Притом, что сборная Бельгии играет фактически вторым составом, без половины ведущих игроков. Поверьте мне, как футбольному болельщику, а я знаю, что вы не верите мне только в двух случаях: когда я начинаю рассуждать про футбол, вам кажется, что это какие-то рептилоиды с планеты 4134, и когда я говорю, что действительно знаю украинский язык. Вот поверьте мне, что я никогда не жалею о том, что я не смотрю игру сборной России. Даже и в гораздо менее приятных случаях, чем общение с вами, потому что ничего более унылого, чем игра сборной России, быть не может.

Монгайт: Я вернусь к своим вопросам, как бы Станислав ни говорил про футбол ― а я его про дальнобойщиков. Евгений Ботарчук: «Смогут ли дальнобойщики и новое протестное движение соединиться?». Интересно, что сейчас новые протестные волны среди дальнобойщиков, и там довольно все активно происходит.

Белковский: Могут. Да, надо сказать, что дальнобойщики, пусть и в очень локальном масштабе, не полностью, но своего добиваются ― тарифы в системе «Платон» повышены не в два раза, как предполагалось, а всего лишь 25%.

Монгайт: Но это большая победа, вы считаете?

Белковский: Это маленькая победа, но маленькая победа ― тоже победа. И чем-то она отличается от поражения, не только предметно, но и психологически. Все-таки, если ты чего-то добился пусть ты претендовал на рубль, а получил 20 копеек ― все равно эти 20 копеек ты получил, а если бы протестных акций не было, ты не получил бы и их. Поэтому я думаю, что, поскольку дальнобойщики так же недовольны пренебрежением со стороны властей и игнорированием их жизненно важных интересов, как и молодежь на Тверской улице в Москве 26 марта ― да, потенциально возможности для синтеза этих движений существуют.

Монгайт: Все переживают, не закрутят ли сейчас гайки, потому что мы помним всю Болотную историю, и гайки очевидным образом закрутили именно после того свободомыслящего бунта, который был в течение года, да. Как вы думаете?

Белковский: Да, я думаю, что, как мы и прогнозировали с вами в конце прошлого года, точечное, не тотальное закручивание гаек может быть, и, в первую очередь, в плане борьбы с интернетом, как главным механизмом распространения информации для тех, кто выходит на протестные акции, для тех, кто игнорирует наше государственное телевидение, где переливающиеся всеми цветами радуги Дмитрий Киселев и Владимир Соловьев в окружении околокремлевских экспертов рассказывают, как плохо обстоят дела на Украине и как хорошо в Сирии, где мы в очередной раз взяли Пальмиру. Видимо, скоро будем ее отдавать.

Кстати, на этой неделе Илон Маск, известный инноватор, бизнесмен из Кремниевой долины заявил, что он активно работает над устройствами, которые соединят компьютер с человеческим мозгом, и мозг сможет без дополнительного оборудования передавать сигналы компьютеру, а компьютер — мозгу. Вот я, когда вижу околокремлевских спикеров в этих программах Первого канала и «России», НТВ, мне кажется, что уже в застенках госкорпорации «Российские технологии» такие устройства уже созданы. И они уже предоставлены в опытную эксплуатацию этим уважаемым экспертам.

Монгайт: Собственно, мне кажется, что эту глобальную тему мы сегодня обсудили еще раз вместе с нашими телезрителями и вообще вашими постоянными поклонниками…

Белковский: Можно я тогда скажу последнее слово?

Монгайт: Последнее ― нет, еще нет ― предпоследнее. Сейчас я один вопрос еще раз задам. Вот Заратустра, который, как знают все ваши почитатели — и я, и все наши зрители…

Белковский: А, главное, те почитатели Заратустры, которых раз в сто больше, чем моих, если не в тысячу.

Монгайт: …Который предсказал все, что произошло на этой неделе, он там обрисовал следующий шаг? Вот сначала начнется это бурление ― а дальше что будет?

Белковский: Нет. Есть такой старый анекдот, очень точный в этом смысле.

Монгайт: Что, он даже анекдоты?..

Белковский: Нет, не про Заратустру, а про аналогичную ситуацию, как зайцы пришли к мудрому филину с вопросом о том, как бы им в кратчайшие сроки улучшить свою судьбу, на что филин ответил им: «Станьте ежиками». Зайцы очень обрадовались, пошли домой, и тут один из зайцев говорит: «А мы не спросили у мудрого филина, как нам стать ежиками». Возвращаются и спрашивают: «Мудрый филин, а вот как же нам стать ежиками?». «Видите ли, зайцы, ― отвечает филин, ― я стратег, а тактика ― ваша забота». Поэтому пока мы не знаем, как все будет происходить тактически, но, опять же, по всяким знамениям мы об этом узнаем, и, как сказал Владимир Владимирович, но не Путин, а Маяковский:

Слушайте!

Проповедует,

мечась и стеня,

сегодняшнего дня крикогубый Заратустра!

Мы

с лицом, как заспанная простыня,

с губами, обвисшими, как люстра,

мы,

каторжане города-лепрозория,

где золото и грязь изъязвили проказу, ―

мы чище венецианского лазорья,

морями и солнцами омытого сразу!

Монгайт: Можно мы обойдемся без последнего слова?

Белковский: Последнее слово уже прозвучало. Но это было не слово перед казнью, как сказал Юлиус Фучик, а слово перед возрождением русской свободы, путь к которому указывает нам пророк Заратустра.

Монгайт: Спасибо большое.