Лекции
Кино
Галереи SMART TV
«Серебренников такой весь был демонический, некий Воланд театрального мира»: Риналь Мухаметов о поступлении в МХАТ
Читать
10:51
0 12423

«Серебренников такой весь был демонический, некий Воланд театрального мира»: Риналь Мухаметов о поступлении в МХАТ

— Синдеева

Актер «Гоголь-центра» Риналь Мухаметов рассказал о том, как приехал в Москву, где его знакомые сразу же записали его в Школу-студию МХАТ. Именно там он познакомился с Кириллом Серебренниковым.

Полную версию программы смотрите здесь

Синдеева: И вот ты приехал в Москву. На пустое место?

Мухаметов: И вот я приехал в Москву.

Синдеева: Как? Куда?

Мухаметов: Меня уже встретили с метро, говорят, быстро пошли, мы тебя уже записали в Школу-студию МХАТ. Я говорю, какой МХАТ, это драма, вы с ума сошли.

Синдеева: Да ты что?

Мухаметов: Я же на эстраду, мне петь надо. Я как Лазарев, быстро выйду, у меня будут деньги, и все будет хорошо. Правда, я так думал.

Синдеева: Да ты что, ты хотел петь? То есть ты хотел в «Голос» попасть куда-нибудь? То есть такая была перспектива.

Мухаметов: Я не знал про «Голос», я хотел просто петь и быстро получить денег. Я у всех спрашивал, ну я же симпатичный? Ну да. Значит, получится, и все. Они говорили, подожди, ты больше, чем просто эстрада, давай ты попробуешь.

Синдеева: И как раз Серебренников…

Мухаметов: Опять же, близкие ребята, говорят, ты еще и заикаешься, вообще «в топку» прямо. Я говорю, давай-давай, а кто это Серебренников? Не важно, ты все равно не поймешь, потом поймешь, в перспективе.

Синдеева: А эти ребята, они были уже из театральной среды?

Мухаметов: Они да, они учились в театральном училище, они сейчас работают в Петербурге.

Синдеева: Так, и ты приходишь на курс, ты уверенный в себе, но заикающийся…

Мухаметов: Прихожу поступать. Михаил Андреевич Лобанов встречает меня, еще Никита Ефремов сидел в жюри, тоже они смотрели. Я пришел, я пятнадцать минут не мог представиться и сказать свое имя, потому что я волновался так, что меня зашкаливало. Я думал, может, меня уже посадят, а они не сажают. Они говорят, ладно, все, понятно, вот у нас тут листок. Я говорю, вы что, сразу не могли посмотреть в этот листок? Они говорят — вы Риналь Мухамедов, правильно? Правильно. Вы из Татарстана? Что вы будете делать здесь? Я говорю, все читают стихи. А вы что будете делать? Я говорю, читать стихи. Вы будете читать стихи? Я говорю, ну да. Ну, давайте посмотрим на это. Я говорю, сейчас преобразуюсь. Я рассказывал эту историю уже миллион раз, но коль уж мы эту тему…

Синдеева: Нет, давай.

Мухаметов: Они говорят, что значит преобразуюсь? Я говорю, мне надо взять какой-то образ, я тут сейчас развернусь, щелкну пальцами, буду странно себя вести, но это поможет мне дальше… Ну, хорошо. Я разворачивался, щелкал пальцами, говорил «Здравствуйте, меня зовут так-то так-то, мне столько-то лет. У меня есть Пушкин, Маяковский». И они как бы такие, давайте, читайте. Я стал читать, без заикания. А он говорит, а проза у вас есть? Я говорю, да. Давайте прозу. Я начал читать прозу, он говорит, все, понятно.

Синдеева: Это Кирилл?

Мухаметов: Нет, Кирилла еще не было. Это все Михаил Андреевич Лобанов. Спасибо ему, конечно, огромное, он отвечал за дух вот этой семейности и человечности у нас, благодаря ему мы не ругались, мы оставались командой и семьей. И по сей день мы остаемся такими, и поэтому дай бог ему здоровья.

Синдеева: И что, и тебя сразу приняли? Ты хоть потанцевал, попел?

Мухаметов: Меня оставили на перетур. Уже пришел Кирилл Семенович, модный человек, серьги, черные очки. Он такой весь был демонический, некий Воланд театрального мира. И видно было, ему самому неудобно, и я понимал, что он тоже волнуется, и меня это как-то очень сильно… Я вообще люблю, когда люди не боятся проявлять свои какие-то человеческие нюансы. И видно, что он тоже волнуется, ему важно найти людей. И я прямо это заметил, и я уже стал ему благодарен. Я думал, когда он уже меня вызовет, меня оставили, конечно, напоследок. Вот тут какой-то у нас Риналь Мухаметов. Я говорю: «Вот я». — «Ну, выходите». Я вышел. Он говорит: «Ну, давайте, представляйтесь». Ему уже все, со всех сторон… Он, говорит, представляйтесь. А у меня уже все, я говорю, я Риналь Мухаметов, столько-то лет. Понятно, ну и что, что вы будете делать? Я говорю, я буду читать стихи, но мне нужно преобразоваться. Давайте, мы все собственно и собрались.

Синдеева: Он уже знает. Все только и ждут.

Мухаметов: Ну да. Я преобразовался, прочитал стихи. Он говорит: «Слушайте, это удивительно, конечно. А вот вы тут написали, что вы танцуете?» Я говорю: «Да». — «Год вы танцуете?» Я говорю: «Да». — «Ну, покажите нам что-нибудь». Я говорю: «Без музыки?» — «Да, это же еще интереснее». Я говорю: «А можно, я хотя бы ртом буду изображать музыку?» — «Ртом музыку?» Я говорю: «Да». — «И танцевать?» Я говорю: «Да». — «Вообще замечательно, давайте, конечно». Я делал какие-то вещи: ум-да, ум-да, это было очень смешно.

Синдеева: А танец какой был?

Мухаметов: Какой-то набор каких-то движений. Огромное спасибо ребятам, которые пришли, потому что они очень поддержали, хлопали в конце, я чувствовал себя очень одухотворенно. Видимо, я что-то сделал интересное, но мне кажется, это было ужасно. Но потом вышли ребята, вышли девочки: «Слушай, такое ощущение, что ты точно поступишь, в общем, ты главное, не сдавай, вот так же напористо все». Ну, и когда я приехал на второй тур, я пришел, я помню, еще в туалете, где Красная площадь, внизу рядом, как идти к Мавзолею, спускаешься вниз, там есть туалет, он открыт всегда. Я в шесть утра, помню, пошел туда, гелем намочил волосы, почистил зубы. Я пришел, Михаил Андреевич Лобанов, я только вошел, он такой: «Ринальчик!». И меня это почему-то так пробило! Он такой «Привет!». Здравствуйте. «Ты уже здесь?». Я говорю: «Да». — «Ну, давай, выходи первый, тебя уже тут все знают». — «Да?» — «Да. Ну, что ты будешь читать?» — «Маяковского». — «Ну и читай». Я прочитал. «Что ты будешь еще читать?» Я говорю: «Давайте Есенина».

Синдеева: Мне надо преобразоваться.

Мухаметов: «Давай Есенина». Понятно, что преобразований никаких уже не было, все очень быстро. «А басня?». Я говорю: «У меня с баснями не очень». Кирилл Семенович говорит: «Ну, тогда и не надо, если не очень». Потому что он нас всегда призывал к тому, что если вы что-то плохо делаете, не делайте это, пожалуйста. Делайте то, что у вас хорошо получается, будьте всегда на уровне. Поэтому ему за это огромное спасибо, я пользуюсь этим и по сей день. Вот так как-то это быстро прошло. И вот на втором туре подошел Кирилл Семенович, сказал, у вас еще есть какие-то планы? Я говорю, я планировал на эстраду поступать. Он такой, понятно, но я вот вижу как-то вас в коллективе, мне кажется, вам тоже будет у нас интересно.

Синдеева: А кто еще тогда с тобой был в наборе?

Мухаметов: А много кто.

Синдеева: То есть вот эта вся плеяда сейчас, все вы были в этом.

Мухаметов: Всех ребят я видел, да. И вот так все это прошло, и уже мы стали официально все курсом Кирилла Семеновича Серебренникова.

Синдеева: Такие счастливые.

Мухаметов: Да, просто мы были счастливые невероятно, потому что мы были еще такие дерзкие. Я уже потом в перспективе понял, к кому я поступил, Никита Кукушкин мне все объяснил. Потому что он долго у меня спрашивал: «Ты понимаешь, к кому ты поступил? Ты вообще откуда?». И он был в восторге от того, что мы такие все разные, нас Кирилл Семенович собрал каких-то несуразных. Два заики на курсе, там что-то еще, один вообще старший, старше всех, другой маленький, Никита вообще… То есть очень странный курс, и мы от этого так просто восхищались, что про нас ходили какие-то байки, что мы такие, мальчики такие, девочки сякие. И нас это так сплотило, и мы так любили Кирилла Семеновича, Михаила Андреевича Лобанова и всех-всех-всех, кто был с нами. Мы очень рьяно и дерзко отстаивали, мы дерзили, мы были максимально настроены очень нагло, и это нам помогло, я думаю. Уже в конце второго курса там у нас получилось, по-моему, аж три дипломных спектакля. То есть в начале третьего курса у нас был «Каин», была «Красная ветка», поэзия Серебряного века, был «Герой нашего времени», на секундочку, который идет около пяти или четырех часов. Было огромное количество крутой работы, и все это благодаря Кириллу Семеновичу.

Синдеева: Ты знаешь, я вот смотрю сейчас на тебя и думаю, конечно, вот эта любовь к Кириллу, она, конечно, должна спасти эту ситуацию. Я в это верю.

Мухаметов: Он нас ругал очень сильно, но понятно, что через это он просто пытался… Понимаете, глупые люди поймут, что я это делаю в силу того, что у него сейчас какие-то там проблемы и так далее. Я просто хочу понять…

Синдеева: Нет, ну ты не врешь, это же видно.

Мухаметов: Да, я хочу просто понять, что я желаю всем, вообще, чтобы в вашей жизни появился действительно по-настоящему Учитель, как у любого мастера кунг-фу и так далее, у них есть наставники, в Шаолине. И я очень рад, что вот этот вот человек, это действительно великий Учитель, правда. Это человек, который слышит и чувствует человека настолько, я даже вам не… Это страшно будет звучать для родителей, но это выше, чем родитель, потому что, любя, он делает какие-то очень… Иногда может сказать какое-то весомое слово, которое тебя поломает, это как правильный хирург и мануальщик, когда тебе выправляют нос, его сначала нужно сломать, чтобы потом из этого… Это высокая хирургия. Этот человек невероятный, даже слов таких еще не придумали, насколько он точно существует по отношению к тем людям, в которых он верит, и которых он любит. И он очень тонко чувствует понятие таланта, а это огромная редкость. Кому-то просто фартит с этим, что к нему попадает талантливый человек, и он этим пользуется.

Синдеева: А он сам выуживает.

Мухаметов: А Кирилл Семенович не пользуется, он растит и отправляет, он не жаден до этого. Наоборот, восхищается этим цветущим организмом, который все выше и выше.

Синдеева: И у него же еще есть потрясающее качество, которое совершенно не типично для многих режиссеров: он же не жадный и по отношению к другим режиссерам, потому что он дает площадку, привлекает и других. Это же так круто!

Мухаметов: Вы знаете, да. И мне нравится то, что он как бы не просто режиссер, вот есть понятия «артист», «режиссер», все же мы говорим, да у него даже образования нет. Он просто прирожденный художник, и всех это безумно корежит и безумно ломает и по сей день. Поэтому это и происходит, потому что этот человек на все знает ответ, понимаете. Потому что он с огромной любовью и уважением относится к людям и к жизни, вот, мне кажется, что важно.

Синдеева: Кирилл, посылаем тебе все эмоции, слова любви.

Мухаметов: Это да.

Читать
Поддержать ДО ДЬ
Другие выпуски
Популярное
Лекция Дмитрия Быкова о Генрике Сенкевиче. Как он стал самым издаваемым польским писателем и сделал Польшу географической новостью начала XX века