Белорусский свободный театр, основанный в 2005 году, на днях получит в Осло премию Вацлава Гавела «за творческое несогласие». В прессе его называют «единственным подпольным театром» в «последней диктатуре Европы». Председатель комитета премии Тор Халворссен говорит, что театр «бросает вызов угнетению, гордо чествуя свободу слова и искусства, отважно защищая гражданские свободы в государстве, управляемом советским руководством». Спектакли проводятся в кафе, на улице и на закрытых площадках. Анонсы приходят зрителям по электронной почте и смс. Полиция не раз останавливала спектакли и задерживала участников. Но сами актеры не совсем согласны с тем, что их театр — оппозиционный. Фотограф Татьяна Свирепа по просьбе Дождя провела месяц с труппой, чтобы поговорить с ее участниками и сделать фоторепортаж о том, чем живет театр.
Арамаис Миракян
На третьем курсе мы сбежали с лекции и пошли в театр — мы смотрели «Психоз». Первый спектакль, который поставил Свободный театр, стал и первым для меня. И это был глубочайший шок — до сих пор самое большое мое художественное впечатление в жизни. Скажу так: после спектакля мы с подругой, держась за руки, 40 минут шли в противоположную от метро сторону. И никому из нас даже не приходило в голову, что мы идем куда-то не туда, и у нас не было сил даже разговаривать.
Меня с самого начала поражали люди, которые работают в Свободном театре. Потому что мы по-настоящему близки друг с другом, по-настоящему дружны. Ничего, кроме восхищения, это вызывать не может. Вот уже год я как будто обрел вторую семью.
Я бы не сказал, что театр характеризует себя как оппозиционный. Ты нигде не найдешь указания, что мы оппозиционный театр. Мне кажется, что это проблема того, как у нас вообще все в стране воспринимается. У нас же очень сильное разграничение. Если ты посмотришь, например, «Постигая любовь» — это прежде всего история любви. Политическая составляющая тут не сильно важна.
Это вообще проблема белорусского театра. У нас процветает какая-то теория бесконфликтности. Давайте мы 220 раз поставим «Пана Тадеуша», только не будем трогать современность. Но так же нельзя.
Даже наши постановки, в которых политическое главным не является, становятся сразу оппозиционными. Потому что мы не боимся говорить о том, о чем другие даже заикнуться боятся. Мы внутренне свободны. Театр дал ощущение свободы. Каждый раз сейчас, когда я слышу разные запреты от государственных структур на посещение мероприятий, хочется только перекреститься. Я чувствую себя свободным — это главное. И очень важно. Я уже давно нахожусь во внутренней эмиграции. Я не считаю себя борцом против власти. Где-то есть власть, где-то я.
Свободный театр — это коллектив людей, которые готовы отчаянно работать. Отчаянно — тут самое важное слово. Многие работают же помимо театра. И эти люди после работы и учебы вкалывают еще и здесь. Эти люди меня восхищают. Они готовы работать, чтобы расширять горизонты понимания. Собрание неравнодушных людей.
Мы один из немногих театров, которые работают по этюдному методу. У нас никогда не было диктата, мы в процессе накидываем этюды и из них режиссер выбирает. Если режиссеру не нравится — выйди и докажи, что он достоен. Никогда такого не было, чтобы режиссер сказал: «Нет, такого не будет, потому что этого не хочу».
Настасья Кораблина
Когда я читала статью в «Википедии» про нас и когда читала информацию из других источников — они кардинально разнятся. Я не знала, что ожидать, когда шла сюда. И боялась, что это будет очень политизированная вещь. Оказавшись внутри, понимаешь, что просто поднимаются темы, которые каким-то образом касаются политики, но в первую очередь мы рассказываем истории людям о людях. Просто иногда эти истории бывают связаны с тем, что происходит в стране. Мы просто об этом рассказываем.
Я не сталкивалась с какими-то гонениями, неудобствами, поскольку на момент обучения я уже не была студенткой, я могла не бояться, что меня отчислят — были такие случаи у нас. Я не работала в госучреждениях, куда могли писать всякие письма. Я не чувствую на себе никакого давления. Но это бывает. Мы говорим о безопасности, знаем, что к нам приходят зрители — и это могут быть переодетые в гражданку полицейские. Мы знаем, что, когда мы проводили акции, за нами просто ходили люди, снимали на камеру. В какие-то определенные моменты требовали документы, мешали, гоняли с места на место, чтобы ничего не получилось. Просто ты живешь в этих условиях и все.
Свободный театр — это одно из тех мест, где я могу получить несколько иную картину, чем если я пойду в государственный театр. Это какие-то истории, о которых не принято говорить, и темы, которые не принято поднимать.
Все спектакли, которые мы делаем, создаются под руководством режиссера, но мы приносим туда свои истории и наблюдения. В каждом спектакле есть частичка тебя. Кстати, и после спектакля мы всегда стараемся поговорить со зрителями. Выходим и знакомимся, общаемся, узнаем, что понравилось и что нет. Особенно когда спектакль только-только родился и он еще может меняться.
Светлана Сугако
Я познакомилась со Свободным театром через год после моего обучения, это было в 2005 году. Я пришла на спектакль «Психоз». С тех пор я с театром. Почти с основания я здесь. Сейчас я работаю чаще продакшн-менеджером, но все этим не ограничивается, много всего нужно — и звук, и видео, и организационные вопросы, и реквизит, и водитель, и уборщица, если нужно.
Я считаю, что Свободный театр — это группа людей, у которых есть своя гражданская позиция, они не боятся проговаривать и действовать в согласии со своей позицией. И да, эта позиция часто оппозиционна имеющейся в Белоруссии власти. Но считаю ли я сам театр оппозиционным? Никогда цели такой не было.
Я не считаю, что мы оппозиционны, но мы активно социальны. Каждый наш спектакль — своего рода арт-активизм. Это достаточно активное действие, которое подталкивает других людей к активным действиям.
Есть добрые люди, которые нам помогают. Но этих людей никогда не достаточно. Людей в театре все больше, студия работает уже который год, студенты не платят за обучение. А преподаватели при этом работают и хотят свои семьи содержать. Все это требует финансовых затрат. Есть добрые люди, которые помогают, но это не помощь государства. Есть еще пожертвования от белорусских зрителей, вот эти коробочки на спектаклях — это все смешно. Стыдно театру за каждый спектакль получать вот такую цифру, не хочется ее называть даже. Ну, это не от хорошей же жизни они оценивают так нашу работу. Просто у них нет возможности оценивать их больше. Они оставляют все, что могут. Установить ценник минимальный мы не можем — это будет нечестно. Куча студентов приходит, у них же нет денег. Но это самая важная аудитория. Будет возможность — потом помогут как-нибудь нам.
Полицейские приходили часто, останавливали спектакли, переписывали паспортные данные всех зрителей и актеров, не давали продолжить спектакли. На меня два административных дела завели. Нашли способ давления, этим и пользовались. Приписали, что то пространство, в котором мы находились, я арендовала якобы для проживания. Протокол был составлен по причине того, что я использую пространство не по назначению. Не дошло до уголовного [дела] — тогда просто надавили на хозяина этого дома, и он просто отказал нам дальше в сотрудничестве.
