«В кризис люди стали больше ходить на блокбастеры»

Не поверите, я хочу с вами поговорить про кино, причем про короткий метр, поскольку совсем недавно, насколько я понимаю, закончился фестиваль «Короче». Мне про этот фестиваль рассказывают с разных сторон: и жители Калининграда, в котором он проходит, и участники. Говорят, это какая-то очень симпатичная история. Я хотела спросить вас как человека, имеющего непосредственное отношение к его организации, чем вы похвастаетесь?

Люди правду говорят, фестиваль действительно получился с первого раза. Сейчас был четвертый по счету. Самый первый был настолько хорош, что мы не поверили своим глазам, но это было так. С тех пор это мои самые любимые два дня в году ― а происходит он стремительно. Он называется «Короче», он действительно идет мгновенно, один уикенд, суббота и воскресенье.

В этом году была очень сильная программа. Вообще меня страшно радует, что так много молодых людей снимают свое кино. Для этого теперь есть технические возможности. В этом году поступило 1400 коротких фильмов, в прошлом году тоже. Меня эта активность страшно радует, я верю, что из этого вырастет прекрасное будущее нашего кинематографа. Программа была очень сильная.

Вы знаете, фестиваль этот придумал Станислав Воскресенский, заместитель министра экономики. Вроде бы неожиданный такой отец-основатель.

Да, Станислав Воскресенский ― чиновник. У меня был такой вопрос о том, имеет он энтузиастское или государственное отношение к фестивалю.

Как он говорит, это хобби. Прекрасно. Он, как я сказал, был и остается отцом-основателем, а мы способствуем, чем можем. Вообще это фестиваль для молодых. Наша продюсерская корысть заключается в том, чтобы разглядеть, увидеть там тех, с кем мы завтра будем работать. Корысть молодых ― в том же самом: чтобы их увидели, чтобы это было началом большой дружбы между режиссером и продюсером. Фестиваль выполняет эту задачу.

Калининград ― очень правильное место. Там дуют какие-то правильные ветры и с востока, и с запада, там какая-то особая земля, особая часть России. И вообще там Кант похоронен, это обязывает, туда нельзя приехать с каким-то барахлом, надо соответствовать.

Как вы пришли к короткому метру? Что это за стилистическая тонкость и вообще что это для вас?

Короткий метр ― миниатюра, в которой все должно быть совершенно. В каком-то смысле он сложнее, чем полный метр. Все должно быть идеально. Ясно, что не всегда этого можно требовать от совсем молодых кинематографистов, но тем не менее это так: там не должно быть лишнего вздоха, выдоха, лишних деталей, лишнего листочка. Есть такой скульптор, Бенвенуто Челлини, который создавал микрошедевры. В идеале это должно быть вот так.

Умение работать с веществом кинематографа в коротком метре иногда проявляется ярче, чем в больших картинах. А для режиссеров, разумеется, это возможность презентовать себя, показать как режиссера. Не всегда просто и организационно, и по деньгам снять первый фильм большой. Мы допускаем туда фильмы не длиннее 15 минут, есть у нас такое ограничение. Фильмы свыше 15 минут я уже не считаю коротким метром. Для режиссера это презентационная карточка: вот я, смотрите, какой я есть, любите меня, давайте делать большое кино.

У нас в стране, к сожалению, почти отсутствует рынок короткого кино. Он есть в некоторых странах Европы. Это кино не показывают по телевидению и в кинотеатрах, в интернете при всем его развитии все это еще не достигло того уровня, когда такой тип аудиовизуального произведения вызывает всеобщий ажиотаж и восторг. Поэтому, как правило, это в основном путевка в жизнь для молодого режиссера.

Мне хочется вернуться сразу к разным частям того, что вы сказали. Я еще раз напомню зрителям, что фестиваль «Короче» ― фестиваль короткого метра, его государственным куратором в некотором смысле выступает замминистра экономического развития Стас Воскресенский, однако же он воспринимает это как личное хобби, просто работа у него госчиновника.

Нет-нет, никакого отношения к его должности это не имеет.

Фестиваль проводится в Калиниграде, это особое место, всегда казалось, что страшно свободное по отношению к остальной стране. Вообще там все немножечко иначе. Насколько я знаю, там поменялось руководство. Человек совершенно молодой, который прежде, как принято считать, работал в охране президента, возглавил регион. Я говорю сейчас о Евгении Зиничеве.

Сталкивались вы с новым губернатором во время фестиваля, приходил ли он к вам?

Нет, с губернатором мы не сталкивались, а вот председатель правительства Антон, молодой человек тридцати лет, пообщался с нами. Он произвел исключительно позитивное впечатление.

Мы разрабатываем продюсерским сообществом тему так называемых ребейтов ― это общепринятая в мире, чрезвычайно распространенная система, когда для привлечения съемочных групп страны, регионы или города предлагают возвращать кинопроизводителям от 20% до 50% денег, потраченных на производство фильма в их регионе, городе и так далее. В Америке во многих штатах все время повышают проценты возврата, Франция недавно подняла с 20% до 25%. В Германии ― 20%. Эта система действует у них с 2008 года. На один вложенный евро в экономику Германии пришло 5 евро, совершенно невероятный коэффициент.

Мы стали предлагать своим регионам, не хотят ли они попробовать. В частности, эту тему он с удовольствием и интересом подхватил. Поскольку я являюсь в том числе представителем анимационной студии «Мельница», которая снимает фильмы про богатырей, Лунтика, Барбоскиных, детские сериалы, то он мне просто предложил переехать всей студией в Калининград. Я сказал, что у нас 350 человек, им где-то жить надо. «350 ― много, но стоквартирный дом построю», ― сказал он.

Калининград может стать центром мировой анимации?

Вы знаете, если люди чего-то хотят, это обычно происходит. Подкупал этот энтузиазм. Он предлагал льготы, преференции для того, чтобы кинематографистов было больше в Калининграде.

Интересно, почему Стас Воскресенский отдает часть своей души, времени и так далее, фестиваль же ― довольно хлопотное дело. В кино все-таки есть искусительная сила, оно притягивает в самом деле. Конечно, интересно строить область, заводы, открывать детские сады, школы и жилье. Но кино как-то разбавляет эту необходимую, очень важную социальную, экономическую и прочую активность. Это какой-то витамин, с которым людям жить интереснее и веселее.

Да, если этот порыв мы со своей стороны поддержим и он не исчезнет у руководителя Калининградской области… Там уже начали снимать фильмы местные ребята под влиянием нашего фестиваля. Этого там практически не было. Появились компании по организации съемок в Калининграде ― скажем, я туда приехал уже не на пустое место, есть люди, которые могут помогать в административном смысле, есть транспортные услуги, осветительная техника. Это все радует меня как представителя индустрии.

А вообще Калининград как-то поменялся с прошлого года? Новая городская атмосфера появилась или все по-прежнему? Или Калининград живет такой исторической памятью, что там от смены руководства ничего не меняется?

Мне трудно это отследить, все-таки я бываю там два дня в году, причем занят фестивалем. Тем более что новое руководство там недавно. Вряд ли там что-то произошло по мановению волшебной палочки. Это сам по себе прекрасный город. Все, что там осталось с довоенных времен, и люди там немножко другие. Это интересно.

Вы знаете, многие фестивали на морских берегах происходят, он тоже совсем рядом с морем. Все там в рифму, все складывается. Про сам город, наверно, мне трудно говорить. Я совру что-нибудь обязательно.

Насколько я понимаю, у вас тут еще один фестиваль, если я правильно прочитала афишу, «Станиславский верит». Или это не такого объема мероприятие, которое стоит обсуждать?

Я периодически участвую в этом проекте, даю мастер-классы. Послезавтра будет мастер-класс в Петербурге. В сентябре будет один или два класса. Это происходит в совершенно разных институциях.

Насколько я понимаю, вы делитесь опытом. О чем вы сейчас рассказываете? Что сейчас тема дня? Пока я вас слушала, я понимала, что и фестиваль, и предложение калининградского правительства ― история про возможность создать условия, осуществить господдержку и прочая…

Вопрос такой: мы живем в мире, когда все быстрое и малобюджетное начинает теснить все многобюджетное. Существует ли такое смещение баланса в киноиндустрии или все-таки это история не про высокое искусство?

Действительно, появились технические возможности. Кино можно снимать на телефон, это не фигура речи, это правда так. Можно такое кино показывать на больших экранах. Я уж не говорю о фотоаппаратах, которые на само деле видеокамеры и дают абсолютно достаточное качество для любого способа демонстрации. Монтажные программы очень доступны, их можно поместить в любой домашний гаджет, в любой компьютер.

Люди стали это делать, стали снимать. Есть интернет ― площадка для размещения этого контента. Меня это радует. При этом сказать, что этот вид активности вытеснил голливудские блокбастеры с наших и мировых экранов будет преувеличением, вернее, в этом нет ни капли правды. Голливудские блокбастеры по-прежнему доминируют на всех территориях, семь сеансов из десяти ― американское кино.

Когда я создавал кинокомпанию СТВ, у меня было два девиза, оба конфуцианские: «Опора на собственные силы» и «Пусть расцветает сто цветов». То, что у нас и короткометражные цветы растут в большом количестве, ― а некоторые действительно цветы, они замечательные, ― и то, что наш большой кинематограф показывает, на наш взгляд, достаточно стабильные, системные, интересные людям фильмы, и то, что это многообразие существует ― это соответствует девизу моей компании и моему персонально.

Индустрия не может быть однобокой. Кино должно быть очень разным, с моей точки зрения. Нельзя создавать и показывать только комедии или большие фильмы, основанные на реальных событиях, делать только мультики. Должно быть все: мощное арт-кино, сложное, соединяющее искусство, культуру, социальную функцию. Детское кино делает народ в существенной степени. Все это в кино соединено. Поскольку это самый массовый из всех видов искусств, то это действует в разные стороны, поэтому и фильмы должны быть разные.

Я сам снимал, когда начинал как кинолюбитель в советское время, давным-давно, на 16-миллиметровые камеры, мы снимали наши студенческие фильмы, всякие: смешные, грустные. Я сам вырос из этой активности, она моя, я весь там, с моими многочисленными молодыми коллегами, которые мощной по количеству волной идут, набегают на калининградский берег. Одна волна, другая, вот уже четвертая. Я верю, что из этого количества получится и качество.

Сергей, я не зря спросила вас про «дешево ― дорого». Всегда, когда я слышу о любой встрече из культурного контекста, когда любой представитель государства встречается с кинематографистами, начинается разговор о господдержке. Повестка всегда такая. Я никогда не чувствую, почему кинематографисты должны просить денег, это же самое коммерческое дело из возможных. Почему все время идет какая-то тяжба за госбюджет, почему говорят о том, что кому-то дают, а кому-то нет? Странный ход мысли.

Если коротко, наш рынок ограничен, он пока невелик. Он позволяет окупаться нескольким картинам в год. Мы не просим денег, это неправильно.

Объясните, что просите.

Вопрос стоит так: нужен России собственный кинематограф, разнообразный: зрительский, авторский? Если нужен, то господдержка необходима ввиду малого объема рынка и заслуженного в зрительском секторе доминирования американского кино. Мы хотим иметь свои 20–30% на этом рынке, телевидение, интернет, мы хотим самоидентификации в этой зоне или нет?

Если нет, давайте закроем все, не будет никакой господдержки. Кино будет как-то жить в маргинальных формах. Иногда это будут прекрасные фильмы, конечно, не для кинотеатров. На экране все-таки должно быть некое зрелище, оно стоит денег. Если мы хотим делать фильмы (у каждого свои предпочтения: «Сталинград», «Экипаж», «Легенда №17», «Ледокол» сейчас выйдет, «Дуэлянт»)…

«Левиафан».

Да. Если мы хотим, то наш объем рынка недостаточен. Плюс у нас есть пиратство, 92%, которое не позволяет извлекать деньги из этого сегмента. Как-то я еще в прежней студии Дождя имел беседу с одним из ведущих. Он говорил: «Как вы смеете покушаться на свободу?».

Я спросил: «А что вы предлагаете? Вы каким образом получаете зарплату? От рекламы и пожертвований. Если я ваш канал целиком заберу, я тоже буду получать от рекламы и пожертвований. Вы его будете делать, а я буду копировать и продавать. Вам это понравится? У вас не будет ни рекламы, ни пожертвований».

Ответа я, понятно, не получил.

Я правильно понимаю, что вы обсуждали, очевидно, блокировку сайтов?

Создавался антипиратский закон. Я просто вспомнил, поскольку у вас нахожусь. Таких товарищей много.

Это интертеймент, создающийся за деньги и нуждающийся в деньгах. А если это не нужно стране, то что мы можем сказать? Это наше любимое дело, мы хотим это делать, но если нам скажут «Нет», мы будем существовать в какой-то другой нише, не сможем претендовать на киноэкраны.

Рынок небольшой, денег у населения мало. Рынок существенно вырос за последние десять-пятнадцать лет, но фильм, который достоин быть на экранах, как правило, стоит дорого.

Мне кажется, когда какое-то серьезное имя, серьезное дело, а в титрах упомянут спонсор, то это вещь, которая оставляет тебя в истории. Это тот тип благотворительности, пожертвований, который должен быть очень симпатичен российскому бизнесу.

Вы ошибаетесь. Бизнес ― это бизнес. Поскольку кино ― рискованный бизнес, это его определение, то бизнесмены, конечно, в него не заходят. Бывает случайно. Посмотрите топ-10, топ-20 российских продюсеров ― вы там не найдете ни одного человека не из кинематографа. Это непривлекательно именно в силу того, что рынок ограничен.

Деньги без господдержки не приходят. По статистике Фонда кино, который отвечает за зрительское кино, 25% бюджетных денег, фондовских, в кинопроизводстве и выпуске фильма на экране, 75% ― частных. Государственная поддержка ― рычаг, который позволяет привлечь 75% частных инвестиций. Без нее этого всего не будет, не будет крупных фильмов, потому что там роль государственной поддержки еще важнее.

Я могу с вами заняться арифметикой, не знаю, насколько это интересно.

На самом деле мне интересно про 25% и оставшиеся деньги. Я не знала, какова доля…

А никто не знает. Все считают, что продюсер получает эти деньги, сразу отрывает от них кусок, рассовывает по карманам, снимает кино на половину оставшихся. Это чушь, с этим спорить бессмысленно.

Коль скоро я вспомнила про «Левиафан», а вы вспомнили про остальные большие ленты, я вот что хотела спросить. Когда ты просишь эти оставшиеся 75% у частного капитала, что говорит бизнес? Я отдаю себе отчет, что кому-то, например, интересно вложиться в фестивальное кино, его имя будет выгравировано золотыми буквами. С другой стороны, кампания освещения картины «Левиафан» была такой, что российскому бизнесу это, наверно, не очень, как я пытаюсь себе это представить.

Как ваши спонсоры оценивают политические и другие риски, инвестируя в картины? Я привела просто острый пример.

Спонсоры бывают крайне редко. Нечасто бывают инвесторы, которые оценивают все риски.

Что перевешивает?

Я не знаю структуру бюджета в «Левиафане», нужно обратиться к продюсерам фильма Роднянскому и Мелькумову. Это, наверно, не тайна, но я не интересовался специально. Не скажу, как инвесторы «Левиафана» реагировали, если они там были.

Это был в данном случае пример.

Я не работаю со спонсорами, инвесторами. Частные деньги ― это собственные деньги кинокомпании СТВ. Спонсоры, которые дают деньги за «спасибо», из желания поддержать какого-то режиссера или проект, бывают крайне редко. У меня было два случая, у нас прекрасные отношения с одной женщиной, которая поддержала, сама пришла и выразила желание помочь одной и второй картине. Мы не искали ее. Ее зовут Виктория Шамликашвили. Но в общем, системно, я этим не занимаюсь, может быть, потому что не умею.

Что касается инвесторов, рынок крайне рискованный. Вероятность убытков гораздо выше, чем прибылей. Заведомо прибыльные проекты тоже бывают, например, наши мультфильмы про богатырей весьма успешны, любимы. Но мне самому не интересно с кем-то делить почти стопроцентную вероятность прибыли.

Вы знаете, меня люди иногда благодарили со слезами на глазах. Текли слезы. Со мной иногда просто консультируются. Приходит человек и говорит: «Я из бизнеса, представляю интересы такого-то, мы хотим 70 или 170 миллионов долларов ― это была рекордная цифра ― вложить в течение ближайших трех лет в кинопроизводство. Не могли бы вы нам как-то помочь, подсказать?». Я рассказываю примерно как есть, каковы риски. Один из этих ходоков со слезами благодарил меня, что я не дал ему войти в этот омут, в этот бизнес.

Кто-то спрашивал, как мы делаем. Для нас это образ жизни. Мы любим кино как бизнес. Это тема очень азартная, интересная, колоссальные риски, и именно это во многом и интересно, помимо любви к кино и образа жизни в кинематографе. У меня нет собственных примеров на этот счет, где я бы сказал вам, что у меня был такой-то инвестор, а потом он испугался и убежал.

Мне хочется понять, какие ограничения и источники.

Когда я говорю «частные деньги», это могут быть собственные деньги, кредиты, за которые ты отвечаешь. Никто тебе их не подарил, не дал. Какая-то часть инвесторов бывает, насколько я знаю, по какому-то зову сердца, это нечасто, но бывает. Ему нравится кино, может, он ценит и уважает какого-то режиссера.

Есть талантливые в этом отношении продюсеры, которые умеют зажечь своим азартом. Двоих таких я знаю, они очень успешно привлекают деньги, умеют это делать.

Кто это?

Я не уверен, что удобно называть эти фамилии. Это мои товарищи.

Очевидно, люди известные.

Конечно, известные.

Как-то так. Но мы справляемся. Наверно, многие из ваших зрителей со мной совсем не согласятся, но вообще-то мы довольно уверенно при всем этом сейчас стоим на ногах. Я имею в виду передовой отряд так называемых лидеров отечественной кинематографии в лице ведущих продюсеров.

Вернемся к деньгам. Мы сейчас уже довольно много можем, умеем, гораздо лучше чувствуем зрителя, освоили какие-то технологии. Наши компьютерные графики не уступают мировым лидерам в этой области. По мощности, по количеству их еще не очень много. Одна компания обслуживает одновременно по три большие картины. Но по качеству мы вполне на уровне.

Наша трехмерная анимация ― исключительно высокотехнологический продукт, даже трудно себе представить, насколько он продвинутый и сложный. Знаете, есть DreamWorks, Pixar, Disney, еще две-три компании, они, конечно, вне конкуренции по авторитету, маркетинговой мощи. Если они только подумали о том, чтобы сделать какой-то мультфильм, все, включая, возможно, телеканал Дождь, сообщают об этом: «Смотрите, будет „Шрек 4“, ура!». Они заслужили.

В мире производится довольно много трехмерной полнометражной анимации. Как вы думаете, у кого за прошлый год самые большие сборы после «мэйджоров»? У нашего мультфильма «Снежная королева-2». Как вы думаете, у кого самые высокие сборы за рубежом в первом полугодии этого года? У мультфильма «Волки и овцы» той же студии Wizart Animation, которая базируется в Воронеже. У нас совместная такая история.

У какого анимационного детского сериала больше всего в мире просмотров на ютубе? У «Маши и Медведя». Следом идут «Лунтик», «Барбоскины», «Фиксики» и «Смешарики». Больше там никого нет, мы в страшном топе.

Ютуб ваш.

Наш. Сейчас в России будет открываться канал для детей Youtube Kids, по-моему, седьмого будет презентация этого канала. Он создан для России, потому что у нас в этом смысле очень мощная детская анимация.

Вообще-то мы чувствуем себя достаточно уверенно. Хочется это развивать, но рынок все равно недостаточный. Правильно будет добавить туда государственных денег в качестве поддержки еще больше, все пройдет гораздо активнее и веселее, мы быстрее выйдем на международные рынки уже не только анимационным, но и игровым кино, в том числе и на китайский, которого все вожделеют. Если нет ― будем трудиться, как трудились.

Вожделеем, но трудно идет.

Китай ― трудная территория, даже для американцев. Тем не менее мы делаем сейчас первый большой совместный проект с Китаем. Он называется «Вий 2. Путешествие в Китай». Алексей Петрухин ― мотор и душа этого предприятия. Это очень большой проект с колоссальным бюджетом, большое событие для китайской кинематографии тоже. Первая полноценная копродукция с Китаем.

Если у фильма будет успех (во что мы верим), ворота раскроются шире. Китайский рынок способен в том числе решить проблему недостающих денег. На российском рынке их не хватает, кино делать дорого.

Сергей, несмотря на то, что вы не против государственной поддержки, вы говорите о том, что государство все ускорит, даже если вы сами справляетесь, при этом, если я верно помню вашу позицию по квотированию российского кино, вы в этом смысле человек прогрессивный и не мыслящий изоляционистски. Ваша позиция в том, что такого рода поддержка вам не очень интересна.

Конечно, мы, как и все страны, считаем, что какие-то меры поддержки и государственный протекционизм должны быть, как он есть в Америке, Франции, Китае, Индии ― везде. Вопрос в разных зонах, разных отраслях экономики, везде это устроено немножко по-разному, но везде существует, причем чем мощнее страна, тем мощнее эти механизмы.

Но в этом нужно чувствовать меру, взаимозависимость различных частей хотя бы нашей отрасли. Например, если кинотеатры просядут и начнут закрываться вследствие того, что американцы будет поражено в правах, то русское кино будет негде показывать. Знаете, какая самая острая проблема кинотеатрального проката, которая идет с большим отрывом, помимо навязшего в зубах пиратства? Дата выпуска фильма зрителю, релиза, премьеры, начала проката.

В каком смысле?

Все эти даты заняты в основном американскими блокбастерами, которые, конечно, давным-давно уверенно и мощно зарекомендовали себя у зрителя.

Здесь нужно кого-то вычеркнуть из календаря. Как решается эта проблема?

Иногда путем переговоров, иногда административного давления или дружеских переговоров.

Вы меня пугаете. Какого рода административного давления?

Например, министр просит представительство американской компании в России подвинуться, выбрать другую дату, поставить фильм на другую дату, чтобы дать больше шансов фильмам, в которые вложены государственные ресурсы, которые государство считает важными не только с точки зрения бизнеса. Таких случаев было штуки две, еще в паре случаев удавалось договариваться коллегам.

Я представляю себе Мединского, который звонит Тарантино и говорит: «Подвинься, брат!».

Не Тарантино, у нас российское представительство.

Я шучу сейчас, конечно.

С Тарантино, может быть, было бы легче. Ему примерно все равно, сколько фильм соберет у нас. Наша территория не главная, она очень существенна для любого зарубежного кино, в первую очередь американского, но не самая главная. Американский фильм либо уже все собрал, либо провалился ― так тоже бывает. Наша территория способна немножко добавить в копилку, но не решить вопрос. Для нас же это принципиальная территория, она у нас почти единственная.

Значит, бывает так, что Мединский звонит в представительство. Бывает так, что просто путем дружеских переговоров эта проблема решается.

Живем так, как можем, пока кое-как умещаемся. Сегодняшний кризис обострил эту проблему, у людей стало меньше денег, они стали гораздо более прицельно ходить в кино, на фильмы-события, в первую очередь американские, но и наши, например, «Экипаж». Посещений у них теперь на 20% больше. На сильные фильмы второй линии ― падение посещений на 30%.

Люди стали ходить на фильмы-события после кризиса, поскольку изменили тактику хождения.

Да. Стало меньше денег, и нужно их точнее расходовать. Конечно, общеэкономическая ситуация в стране влияет на посещение кинотеатров.

Знаете, как с ресторанами: кажется, так плохо, что хочется развеяться.

Люди не стали меньше ходить в кино. Просто они больше ходят на блокбастеры, а меньше ― на все остальное.

Изменились доли.

Количество посещений не снижается, оно даже несколько увеличивается за счет больших фильмов. Мы регулярно производим большие фильмы, несколько больших фильмов выходит раз в год. Пять лет назад дай бог один такой     фильм выходил в два года. Кинотеатры в основном для больших фильмов. Зрители с удовольствием посмотрят недорогую смешную комедию, с глупостями или без, но все-таки кинотеатры ― для зрелища.

А не для хлеба.

В интернете есть российские фильмы, очень популярные благодаря российскому пиратскому интернету. За деньги нет, а по телевизору и в интернете с удовольствием.

Не могу не задать вам вопрос. В прошлом году, насколько я понимаю, вы отметили пятнадцатилетие с момента выхода фильма «Брат».

«Брат 2».

Это редко сравнимое с чем-то киноявление, «Брат» и «Брат 2». Вопрос мой звучит так: вам нравится, как слова стали жить своей жизнью, как цитаты из этих фильмов стали жить в мире людей, в мире политики, как они используются?

А как вы думаете? Конечно, это счастье.

Я сейчас говорю не о счастье цитирования, а о том, всегда ли использование этих слов и их символизм сегодня точен, по-вашему. Я сейчас говорю о самых распространенных словах этого фильма и о некотором политическом использовании этих тезисов.

Мы вырастили наше дерево. Каждый дальше этим распоряжается сам. Мы рады, что этим распоряжаются люди, кто-то так, кто-то эдак. Мы не вправе затыкать рот, я не вправе сказать вам: «Юля, это мы придумали! Балабанов, а я продюсер! Я вам запрещаю!» Или велю во всех подобных случаях употреблять только наши цитаты. Нет, все пошло в народ, в мир.

Вы знаете, я говорю даже немножко о другом. Всякое можно предъявлять и оценивать в фильме, но очевидно, что это художественное явление. Там уровень иронии таков, что этому ничего не предъявишь всерьез.

Но хочется.

Иногда хочется, да.

Хватает ли, как вам кажется, у использователей этих слов иронии? Не слишком ли они прямолинейны в этом символизме? Самая распространенная история: «В чем сила, брат?» теперь уже просто символическая вещь.

Этим можно только гордиться. Всякое слово можно использовать и так, и сяк, и во вред, и в пользу, и просто для развлечения. «Не в силе Бог, а в правде» ― это наша традиция, это не Балабанов придумал. А дальше можно обсуждать традицию: нравится или нет. Мы, конечно, отличаемся от протестантской Европы, у которой другой ход, благодаря которому они достигли больших успехов, в свое время придумали капитализм.

Может быть, я забреду в неуместные дебри, на которые не хватает времени. Но ничего, кроме радости и счастья… Ради чего мы вообще делаем кино? Если в твоей биографии есть один такой фильм, требовать чего-то еще ― гневить Бога.