Как новое образование ломает стереотипы о технарях и гуманитариях, развивает независимое мышление — и применимо ли это к России?

Добрый день! Сегодня мы в Сан-Франциско, в офисе Minerva Project, и беседуем с Алиной Рябовой, ивент-менеджером Minerva, которая только что организовала огромную конференцию, которая называется Consequent. И поэтому мы сегодня будем говорить с Алиной про то, как выглядит образование сегодня в мире, потому что на этой конференции было много людей со всего мира. Меня зовут Сергей Кузнецов, я представляю школу-академию Le Sallay, международную среднюю школу, и поэтому у меня тоже живой интерес к этой теме.

Алина, я знаю, что до того, как оказаться в Minerva, вы много работали над конференциями, в том числе образовательными, в России, в Москве, соответственно, много общались с людьми внутри России и с людьми, приезжающими в Россию. И поэтому мой первый вопрос: чувствуете ли вы какую-то разницу, когда вы занимаетесь ивентами в области образования здесь, в Сан-Франциско, или, если угодно, во всем мире, по сравнению с тем, что было, когда вы занимались этим в Москве?

Это хороший, достаточно масштабный вопрос. На нем можно легко, мне кажется, наделать разного рода обобщений. Мне легче начать с того, что я вижу как основную базу того, что всех этих людей объединяет, неважно, где бы мы ни находились. Это какая-то общая пассионарность и готовность альтруистично вкладываться в то, чтобы разные образовательные возможности предоставлять тем, кому они нужны, или тем, для кого конкретные люди видят это как наиболее релевантный продукт.

Относительно того, что разнится: конкретно во время моего опыта с Minerva, так как в Москве я больше занималась образовательной повесткой, она там в принципе сильнее связана с повесткой государственной. Здесь я, наверно, почувствовала, что есть больше альтернатив того, как может выстраиваться куррикулум, о чем вообще образование может говорить, какие темы оно может затрагивать и что под этим образованием может подразумеваться.

Это, наверно, основное различие. Я думаю, что сама свобода выбора, и в Minerva особенно, и в целом в той среде, с которой я здесь соприкоснулась, свобода ученика выбирать то, что он подразумевает под своим образованием, в своем образовании участвовать, как он сам себя образовывает как личность, в этом смысле можно к семантике этого слова обратиться. Здесь на другом уровне происходит, возможно, оттого, что сама осознанность процесса у всех участников уже…

Сильно выше.

В другом поле происходит, да, она выстроена иначе.

Спасибо, хороший ответ.

Спасибо.

Да. То, что я хотел еще спросить. И на Consequent, и до этого, при его подготовке, и вообще при работе в Minerva вам приходилось наверняка общаться с самыми разными людьми из других образовательных проектов, будь они какие-то другие, может, университетские проекты, очевидно, из high school. И поэтому у вас, очевидно, есть такая счастливая возможность, как такой орел, с высоты оглядеть современный образовательный пейзаж. Может быть, вам с этой позиции лучше видны какие-то основные тенденции, которые вы бы выделили в современном образовании, новые и интересные?

Давайте сразу оставим позади, диджитализация ― это уже давно не тенденция. Непрерывное образование тоже давно не тенденция. И даже навыки XXI, XXII и XXIII века, попытка их понять не тенденция.

Та тенденция, которая для меня наиболее интересна, ― это, конечно, вывод на первый фронтир какой-то миссии образовательной образования именно личности, характера и способов мышления, а не заучивания и запоминания. Мне кажется, это общеглобальный тренд. Это способность поставить на первое место личность ученика и личность учителя, необходимость поиска каких-то правильных синергий для того, чтобы учитель просто помогал ученику дойти до тех необходимых открытий и до приобретения необходимых навыков самостоятельно.

Мне кажется, это основная тенденция. Она особенно выделяется на фоне того, сколько технологических возможностей перед образованием открывается. Мне лично очень приятно видеть, как человеческий фактор выходит на первое место.

Абсолютно. Мне это страшно приятно слышать, потому что то, что мы делаем в нашей школе, основано ровно на том же подходе. Нас все время спрашивают: «Почему вы не делаете такую очень масштабируемую, целиком цифровую историю?». Ровно потому, что нам кажется, что все технологические изменения, которые происходят у нас сегодня в обществе и в образовании, не отменяют важности хорошего учителя, а хороший учитель никогда не может быть механически отмасштабирован.

Его нельзя выдать путем записанной лекции на тысячу учеников, это будет немножко другое, чем живое общение учителя с какими-то выбранными десятью, пятнадцатью, хорошо, двадцатью учениками. И поэтому мы тоже используем какие-то технологические новинки, но держим в голове основной фокус, что для развития нужен живой контакт учителя и ученика, будь это онлайн-контакт или контакт на кампусе, но все равно это такое важное условие.

Но вы сказали, что тоже хотелось бы обсудить, про попытки угадать важные навыки XXI, XXII, XXIII века, которые тоже уже не новая тенденция. У нас есть внутренний ответ на вопрос, что нужно будет в будущем нашим студентам в этом прекрасном новом мире, где они оказались. Я потом отвечу, но сначала я спрошу вас. Как вы думаете, какие бы вещи вы выделили в первую очередь, говоря об этом?

Я думаю, что я здесь буду выступать очень преданным амбассадором Minerva. Те четыре навыка, которые Minerva ставит в основу образования, в основу того, что студенты оттачивают, а образование построено, Бен об этом уже активно рассказал, достаточно подробно, образование построено именно на том, чтобы приобретались некоторые навыки мышления.

Они себе объяснили, что четыре основных фундамента ― это критическое мышление и креативное мышление, эффективная презентация и эффективная коммуникация. В принципе, это все можно еще сильнее обобщить. Я бы критическое мышление как-то распространила до в целом независимого мышления. Особенно сейчас, когда, как нам кажется, свобода слова стала каждому гораздо доступнее, свобода самовыражения стала доступнее, возможность мыслить независимее, чем эти контексты, и понимать, что они тоже сильно обусловлены. Мы все живем в своих интернет-пузырях, которые мы не способны замечать, потому что они очень искусно и филигранно выстроены, нас окружают и иногда еще сильнее сужают то, как мы мыслим, то, как мы видим этот мир, даже просто по тому, что нам показывает поиск ежедневно.

Мне кажется, это очень важно. Я не могу назвать, какого века это навык. Я думаю, это навык любого века, это такой метанавык, который хорошо бы иметь людям, которые ставят перед собой свои задачи решения проблем, в общем-то, на самом деле любых проблем. Я бы не стала замахиваться на глобальные проблемы, не каждый человек себя способен в глобальном контексте найти, идентифицировать, вообще почувствовать мотивацию к решению глобальных вопросов. Я считаю, хороши любые вопросы, которые ты перед собой ставишь, главное, чтобы ты их решал качественно и чувствовал в этом свою какую-то очень важную реализацию.

Не хочется повторять великих, но эмпатия ― это один из величайших навыков, и я считаю, что это действительно прокачиваемый скилл, для которого, наверно, в том числе стоит работать с осознанностью. Хорошо, что на нее сейчас школы тоже обращают много внимания. У Minerva есть Department of mental health для того, чтобы студенты могли вот с этой всей интенсивностью жизни, интенсивностью информационного поля справляться. Поэтому осознанность, кстати, в этом смысле очень хороший навык и абсолютно точно должен стать одним из обязательных навыков любого человека, который растет и обучается в этом информационном контексте.

Мне очень понравился ваш ответ, потому что мы исповедуем довольно близкую философию. Она не во всех четырех пунктах пересекается с тем, что говорил Бен, не потому, что мы что-то из этого отрицаем, может быть, чуть по-другому расставляем акценты. Для нас действительно очень важно то, что можно назвать критическим или независимым мышлением. Мне кажется, что это такая ключевая особенность, которая должна быть сегодня у человека. Естественно, творческое мышление, так же как и вы с Беном упоминали.

Но третья вещь, когда я говорю о мышлении, которую мы выделяем, ― это некая систематичность. Может быть, не так важно ее выделять, когда мы говорим про университет, потому что университетское образование предполагает это в большинстве случаев. А когда мы говорим о школьном образовании, то есть более раннем, 10–14 лет, то как раз мы уделяем этому особое внимание, потому что главный недостаток современных школьных программ фактически во всех странах ― это как раз отсутствие систематичности.

Когда историю представляют как набор ярких эпизодов, которые легко запомнить, но между которыми нет никакой внятной связи, когда литература ― это набор произведений, а не превращение одного в другое, когда математика ― это набор отдельных кусков знания, а не единая построенная система. Это то, с чем сталкиваются дети в средней школе почти везде, почти по любому предмету. И поэтому они выходят оттуда с ощущением скуки и впустую потраченного времени, потому что реально сознание каждого из нас, и ребенка в особенности, хочет некоторой систематизации. И поэтому все сваленное в кучу бывает здорово, но до какого-то предела.

Это три вещи, на которые ориентируемся мы, и мне приятно, что мы почти совпали. Если говорить об осознанности, мне тоже представляется, что это страшно важная вещь. Тут возникает для меня важный вопрос, что мы очень хорошо понимаем, как мы можем работать с системностью, независимостью мышления и творчеством на уровне составления куррикулума. И я убежден, что можно взять любой предмет, будь это математика или история, и все три этих типа мышления отработать на примере этого предмета. Нет нужды считать, что креативное мышление ― это, я не знаю, литература, а системное ― это математика. Всюду всё отрабатывается.

И тут мы это очень хорошо понимаем. Одна из наших идей заключается в том, что важные вещи хорошо бы встраивать внутрь куррикулума, чтобы они органично оттуда произрастали. И мы хорошо понимаем, как устроены вещи, связанные с коммуникацией и саморепрезентацией, потому что поскольку у нас blended learning school, то у нас фактически три месяца дети проводят вместе, вразбивку по три недели, но вместе, как в интернате.

И в этом смысле у нас очень много времени на их общение, которое не включено в академическое время, и в это время, когда они как бы играют со своими вожатыми, на самом деле это, конечно, бесконечные тренинги и саморепрезентации, и, конечно, коммуникации, и умения разобраться в себе, и в том числе вещей, связанных с осознанностью.

И мне как раз очень понятно, как можно включать вещи про осознанность, или коммуникацию, или саморепрезентацию во внеакадемическую часть стандарта образовательного. А когда вы говорите про важность осознанности, в смысле mindfulness, то как Minerva поступает с ней? Тоже зашито внутрь всего остального или есть каким-то отдельным тренингом и семинаром?

Очень мало что могу сказать по этому поводу. Я знаю, что департамент осознанности работает, сейчас, кстати, у нас будет…

Перезапуск?

Будет переоформляться, да, там редизайн некоторый происходит. Точно у студентов есть возможность обратиться к такому личному персональному коучу, скажем.

Да, мы тоже на это рассчитываем.

За психологической поддержкой или просто когда поддержки нет и есть какие-то сложные вопросы профессионального или личного толка.

Да.

И с ними работают два типа коучей: профессиональные и персональные коучи. Как работает, например, психологическая поддержка, я, к сожалению, не знаю. Я не знаю, насколько это встроено именно в куррикулум.

Но я думаю, что в том, как Minerva учит своих студентов общаться с людьми разных культур, тоже очень много осознанности есть. Я, например, заметила по тому, как у нас проходят какие-то брифинг-сессии, общие мероприятия или, например, когда студенты только приезжают, обязательно в рамках этого брифинга упоминается, что когда вы с кем-то будете общаться, когда вы будете узнавать у людей, чем они занимаются, попробуйте понять, из какой культуры человек с вами говорит, из какого бэкграунда он говорит, что для него приемлемо и что неприемлемо.

И в этом смысле я заметила большое отличие того, как студенты, с которыми мне удалось поработать во время подготовки Consequent, потому что с октября по апрель со мной работала команда из 11 студентов, как раз таки выпускающихся в этом году. Они потом должны были сфокусировать свое внимание на том, чтобы подготовить финальные проекты, поэтому в мае их со мной уже не было, но у нас была возможность в течение долгого времени и общаться, и наблюдать друг друга.

Я заметила, что с точки зрения осознанности культурных различий это то, что у них точно работает просто по умолчанию. Они способны это включать в свою коммуникацию, они способны понимать, как по-разному нужно выстраивать свои коммуникационные стратегии. Это тоже большая часть осознанности, я считаю.

Мне очень понравилось то, что вы сказали о том, насколько важно для воспитания осознанности то, что у вас очень мультикультурное и мультинациональное комьюнити студентов. Бен тоже об этом говорил. И для нас это тоже важно, потому что у нас всегда и в нашем лагере «Марабу», который мы делали, и в нашей школе, которую мы делаем сейчас, дети из очень разных стран. Фактически редко бывает, чтобы, не знаю, больше двух-трех были из одной. Почти всегда из разных мест и разных стран с разным культурным бэкграундом.

Моя жена и партнер Катя Кадиева профессионально как раз занимается культурными различиями. Это то, что ее в этой ее профессиональной части больше всего интересует. И поэтому мы как раз тоже проводим специальные и тренинги какие-то с детьми, и уж тем более на уровне бесед и общей коммуникации, которые направлены на то, что давайте мы увидим, как отличаются культуры, из которых мы вышли.

Мне кажется, это страшно важно в современном мире, потому что, мне кажется, это позволяет очень часто детям избегнуть каких-то крайностей, которые существуют, когда человек вырастает внутри одной культуры, даже если эта культура сама по себе, скажем, как американская культура, мультикультурна. Потому что все равно Америка, со всем разнообразием приехавших туда людей, предполагает, что есть некоторые базовые вещи, которые для них всех должны являться общими, чтобы они были один народ.

В этом смысле неожиданно выясняется, я часто с этим сталкиваюсь, что когда американские дети, росшие, как им кажется, в наполненной diversity среде где-нибудь в Нью-Джерси, Нью-Йорке или Калифорнии, вдруг приезжают в школу или в лагерь, где дети из других стран, вдруг выясняется, что diversity выглядит совсем по-другому.

Здесь нельзя путать толерантность и эмпатию.

Абсолютно, абсолютно.

Это то, что происходит, как мне кажется, когда мы говорим про понимание Америкой diversity как факта, и это не понимание, это принятие зачастую.

Абсолютно, да. И мне кажется, да, что необходимо именно не просто принятие, но в том числе и эмпатическое принятие, в том числе и принятие… Когда я говорил про системность, я говорил об этом. Понимание исторического контекста в куче вещей, которые очень острые и заряженные сегодня и в России, и в Америке, и в Европе. Предлагаются разными обществами разные решения, они в значительной степени исторически обусловлены.

Естественно, каждый из нас может выбирать то, что нравится лично ему, каждый из студентов может выбирать, то есть не обязательно, если ты приехал из России, ты должен целиком разделять российский подход к чему бы то ни было, или из Америки и целиком разделять американский. Но понимание того, что у других людей может быть устроено по-другому и почему это происходит, мне кажется страшно важным в современном образовании, когда мы говорим в особенности про детей, которые предполагают какую-то свою международную жизнь в дальнейшем и готовы ставить себе достаточно амбициозные цели не в масштабе маленького города, а в масштабе мира.

Конечно, тут очень важно, чтобы вот эта осознанность, насколько то, что каждый из нас говорит, наше, а в чем это культурно обусловленное, мне кажется, это один из самых интересных теоретических и практических вопросов, которые есть в современном образовании. Нам он тоже страшно интересен, мы над этим очень много работаем.

Если вернуться к разговору о той разнице, которую вы почувствовали между Россией и тем, что видите про образование, оказавшись в мире, то я бы скорее попросил вас, можете ли вы дать какой-нибудь совет людям, которые продолжают находиться внутри российской системы образования? Да, потому что вы вдруг увидели новые горизонты и, может быть, с этих новых горизонтов можете что-то посоветовать людям, которые этих горизонтов пока не видят.

Мне кажется, давать советы ― самое неблагодарное дело, которым можно заниматься.

Они не послушаются, наше дело-то дать.

Даже дело не в том, кто послушается или нет, просто каждый совет ценен в том контексте, в котором он дан, поэтому такие кроссконтекстуальные советы ― это, наверно, забавная вещь. Мне кажется, что образованию в России мои советы точно не понадобятся.

Я про людей скорее, да.

Про людей…

Вот я человек. Предположим, один из наших зрителей ― человек, как вы пять лет назад или когда вы там работали в «Стрелке».

Себе пять лет назад я бы точно посоветовала разных образовательных опытов. То есть я думаю, что если в целом давать советы каким-то людям, похожим на меня пять лет назад, я бы сказала, что наш фокус на построение карьеры и такое желание, достигательство быстрое, связанное много с чем, связанное исторически с тем, чтобы родители очень хотели, чтобы мы были успешными, связанное с тем, что у нас есть такая возможность.

Я много чего замечаю, в принципе много замечаю того, что те мои знакомые и друзья, которые сюда переехали, имея что-то за плечами, какой-то солидный опыт, какие-то большие проекты, какие-то яркие достижения, которых они добились, находясь в России, они понимают, что здесь совершенно по-другому ты начинаешь выстраивать свою карьерную траекторию. Здесь зачастую тебе приходится сделать несколько шагов назад.

Мне кажется, что нельзя недооценивать ценность образования и ценность разного образования. Себе пять лет назад я бы точно посоветовала куда-нибудь еще поступить, желательно оказаться вот в таком кросскультурном и междисциплинарном пространстве. Однако, я думаю, теперь я способна этот выбор сделать гораздо более осознанно. Поэтому даже не знаю, нужно ли это делать пять лет назад или, допустим, сейчас самое лучшее время для этого.

Мне понравилось, что в этом ответе тоже звучит тема осознанности, причем в том смысле, что первый совет называется «надо остановиться, оглянуться и понять, что мы здесь делаем, как мы сюда попали и чего мы отсюда хотим», что, конечно, возвращает нас к той же теме, которую мы проговаривали три реплики назад.

Я очень циклична в своих ответах. Я просто думаю, что образование ― вот, может быть, чего мне хотелось бы и что, я уверена, сейчас в России, в российском образовании развивается. Это гибкость и возможность много раз принимать и перепридумывать решения, которые ты принимаешь относительно своего образования, сочетать несочетаемое.

То, что я вижу сейчас у студентов Minerva, у многих из них есть double major, люди выпускаются с очень необычными дипломами, когда ты одновременно бакалавр в искусстве и, не знаю, в политологии, что здорово совместимо, при этом не всегда возможно в российских традиционных университетах.

Да.

Например, я бы сейчас с удовольствием одновременно получила какое-нибудь образование в когнитивистике и графическом дизайне. Нужно поискать, какая школа мне про это расскажет.

Делает и то, и другое.

Да.

Мне очень понятно то, что вы говорите, потому что в свое время моя жизнь изменилась, когда я провел год в Стэнфордском университете в рамках Knight Fellowship, журналистской программы. И действительно, вот эта возможность в тридцать с чем-то лет неожиданно поучиться разным вещам оказалась для меня совершенно меняющей мою жизнь и мой опыт.

Мне понравилось то, как вы говорили про double major, который получается многими студентами Minerva и вообще многими студентами сегодня. Мне кажется, что то, что мы делаем, в большой степени тоже идет в этом русле, потому что с самого начала, как мы стали заниматься образовательными проектами, и в «Марабу», и сейчас в академии Le Sallay мы исходим…

Одна из вещей, с которыми мы боремся, «наш враг» ― это предрассудок о том, что бывают технари и гуманитарии в том смысле, что, конечно, у каждого человека может быть больше интереса к одной или к другой области. Я даже сейчас не говорю о том, что мы все чаще и чаще наблюдаем, как гуманитарные и так называемые технические науки между собой переплетаются и путаются, там довольно большая совместная зона.

Но мне кажется, что более важным является то, что как раз в средней школе детям нужно раз и навсегда показать, что интересно и то, и другое. И мы очень преуспели в том, чтобы дети, которые всегда говорили: «Ой, я не люблю математику, это скучно и непонятно», за две недели, которые они проводили у нас в лагере, говорили: «Ой, математика ― это так здорово, я хочу ее больше изучать».

Это не значит, что они должны стать после этого математиками, но вот эта возможность double major, один из которых получается по чему-то как бы гуманитарному, а другой по чему-то как бы science, мне кажется, очень часто блокируется не только системой образования в университете, но и блокируется на уровне сознания самого студента, который еще из школы вышел с твердым убеждением, что он только про вот это. Тогда как на самом деле мы все очень много про что.

Прежде всего мы сами себе закрываем эти возможности. А наша задача ― помочь нашим ученикам у нас в школе, в университете осознать, что перспектив у них гораздо больше, чем им казалось раньше. Спасибо большое, Алина. Я хотел бы вас поблагодарить за то, что вы принимали здесь, в Сан-Франциско, на Consequent в Minerva, на большой конференции, посвященной завершению первого класса.

Да, теперь она у нас каждый год будет проходить.

Теперь она будет каждый год. Спасибо огромное, было безумно интересно. Спасибо, что вы согласились с нами поговорить. С вами были Сергей Кузнецов, академия Le Sallay, и Алина Рябова, Minerva Project.