Секс и холостой президент. О чем можно говорить?

Холина: Тема у нас: «Секс и власть». Недавно была пресс-конференция Путина, «Прямая линия», где он еще раз подтвердил, что он развелся со своей женой. И на вопрос о его личной жизни сказал, что он всем доволен, все хорошо, то есть не совсем понятно нам, честным гражданам, что же происходит в личной жизни Владимира Путина, и собственно говоря, интересно обсудить, личная жизнь политика — это его личное дело?

— Почему-то только женщины считают, что личная жизнь политика должна обязательно включать секс.

Холина: Эта информация должна, или может, просто оставаться за кадром, или же она должна быть публичной. Должна быть, например, как в Америке, подчеркнуто праведной, подчеркнуто семейной, то есть это должна быть определенно одна-единственная жена, дети, счастливая семья, или это может быть как где-то в Европе, как во Франции, когда французские президенты не обязаны быть женатыми, у них может быть официальные первые герл-френд страны, они могут с ними разойтись, они могут быть замешаны в каком-нибудь сексуальном скандале, и это совершенно не влияет на их политический статус, на их рейтинг, на доверие граждан к избранному президенту. Я бы хотела сначала спросить, Ира, конечно тебя, потому что ты когда-то была в политике, и все равно тебя ассоциируют с властью, с чиновниками. И вот как ты думаешь, этот семейный имидж политика, он должен быть, и должен быть каким-то, или это совершенно индивидуально, и это личное дело? И заботит ли тебя это лично, как налогоплательщика, гражданина?

Хакамада: Ну, я могу сказать, что в политике работают как законы выбора любви народной, если это демократия, так они могут и не работать, если это не демократия. Если мы обсуждаем демократию, то конечно, сами законы требуют открытости. Дальше уже начинает все зависеть, что народ принимает, а что нет. Если народ не принимает твою личную свободу в личной жизни, тогда идет сокрытие всего на свете. Если народу все равно, как ты сама сказала, во Франции тот же Саркози, развелся с женой.

Холина: Оланд там, Миттеран, Ширак, они же...

Хакамада: Да, Оланд там, Миттеран практически всю жизнь с любовницей жил официально.

Холина: Мемуары сексуальные писали свои.

Хакамада: И если народ это — браво, браво, политика цинична, ты хочешь набрать голоса. Как президент, ты должен взять их большинство. Одновременно ты хочешь быть свободным в своей личной жизни. Нужно находить оптимальную модель, исходя из того, чтобы не проиграть выборы, а с другой стороны, не убить себя.

Холина: Ну вот ты считаешь, в России какая модель складывается, или скорее, сложилась бы?

Хакамада: Нет, что в России сложилось бы, лучше не говорить, потому что этого никто не понимает, пока ничего не сложилось. Поэтому в России почти имитируемая модель открытости, публичности и демократии, то есть на оппозицию выливают кучу грязи и снимают кучу фильмов, а власть закрыта полностью, что она там делает, все наказуемо. То есть для врагов — закон, самим позволено все. Владимир Путин выбрал честность, то есть он не хочет закрываться до такой степени, чтобы как бы народ вообще ничего не понял, но с другой стороны, он не хочет никому ничего говорить. Поэтому он играет в тайну, в такого мужика с великой тайной, что оппозиции, например, не нравится, она на этом играет, а народ давно уже это принял, хотя народ обожает сплетни и подсматривать в замочную скважину.

Холина: Все обожают сплетни. Смотрите, у нас был президент Ельцин, с женой Наиной Ельциной, которая была в тени, так откровенно говоря. Она не была ни культурным феноменом, ни модным, как например, Мишель Обама или известная всем Джекки Кеннеди, и соответственно, ни политической, ни общественной фигурой. Вот Светлана, ты же снимала фильм о Раисе Горбачевой, первой такой, значимой, первой леди в России. И вот что ты думаешь по поводу значения жены президента, или его девушки, как угодно, в общественной жизни?

Сорокина: Здесь вот что интересно. У нас же есть советская традиция, когда мы ничего не знали, и только сейчас по крупицам историки вытягивают, а что же там было с семьей того или иного Генсека или другого деятеля. И Раиса Максимовна, она как раз появилась как совершенно неожиданное явление. Мы же все были в изумлении, когда вдруг не только политик, но рядом жена, которую он еще и вперед пропускает, как настоящий мужчина. Причем эта женщина стильная, хорошо одевающаяся, хорошо держаться умеет.

Холина: Энергичная еще такая, главное.

Сорокина: Энергичная, да. И здесь вот было интересно что, мне она очень нравилась. Мне нравилась не столько, может быть, Раиса Максимовна, сколько сам вот этот образ, который нам предложили.

Холина: Первый за все это время.

Сорокина: Другой, миниатюрный, красивый, не какой-то там теткой, как это было еще совсем недавно. Так вот, интересно, что люди не очень-то приняли Раису Максимовну. Не приняли.

Холина: Тогда это был такой почему-то скандалиоз, каждый день.

Сорокина: И это так странно, не приняли ту же Нарусову, жену Собчака, не приняли Раису Максимовну.

Холина: А про Нарусову я, например, не помню. Что с ней было?

Сорокина: Ну, в Петербурге Нарусову, я не знаю, как сейчас к ней, изменилось ли к ней отношение, а тогда...

Хакамада: Народ не прощал им, что они слишком шикарно выглядели на фоне сильной бедности.

Сорокина: Да. На фоне сильной бедности, Ира, наверное, права, на фоне забитости абсолютной женщин, в первую очередь. И вдруг появляются вот эти женщины, которые казались чем-то вопиющим. Поэтому не приняли, хотя это очень обидно. А вот что касается сегодняшнего момента, то здесь очень интересно. Конечно, Владимир Владимирович, он наследник советских традиций.

Хакамада: Да, он закрытый.

Сорокина: Серьезный, закрытый, да еще профессия накладывает свой отпечаток. Он закрыт. И если про его жену, до недавнего, мы еще как-то знали, что она вроде как наличествует, то потом нет. Самое ужасное, что мы ничего не знаем в принципе про его семью, мы же про его дочерей только сейчас где-то в интернете случайно узнаем.

Хакамада: И то ничего не понятно, то ли это сплетни, то ли что.

Холина: Какой пиар семьи Обамы, они каждый день.

Сорокина: Да фиг с ним, с Обамой.

Холина: Ну почему фиг с ним, с Обамой? Президентов не так много.

Сорокина: Арина, я про другое хочу сказать. Посмотрите, какой кошмар. Ведь получается, что его дочери, которые меняли фамилии, жили по каким-то законам, когда просто как Штирлиц на вражеской территории. А почему же как Штирлиц на вражеской территории, скрываясь, если это твоя страна?

Хакамада: Значит, считается, что ради безопасности, значит, есть опасность.

Сорокина: Какова же тогда безопасность у нас в стране? Все остальные живем в этой безопасности, а ему нет?

Холина: Яна, вот я тебе хотела задать специальный вопрос. Скажи мне, тебе, как гражданке, и при этом ты еще и очень деловая, публичная женщина, тебе важно вообще понимать, что происходит в личной жизни у главы страны?

Рудковская: Вы знаете, я смотрю постоянно пресс-конференции Владимира Владимировича, он постоянно уходит от этого вопроса. И в принципе, он говорит, я люблю всех женщин русских, то есть я помню такие даже цитаты. Но если человек, наш президент, которого лично я очень уважаю и люблю, не хочет говорить о своей личной жизни, он имеет на это полное право.

Хакамада: Нет, он не должен был идти в такую публичную должность.

Рудковская: Он имеет полное право, и мы никто не имеем права судить его, если он не хочет, чтобы знали о его семье что-то, если он не хочет, чтобы знали что-то о его дочерях. Это его полное право, то что профессия предыдущая накладывает, и он в целях безопасности это делает, я думаю, что это абсолютно правильно он делает. То, что он сейчас не афиширует свою личную жизнь, он выбрал такой путь. Я, например, не очень понимаю, если он такой же гражданин, как и мы все, у меня были в моей жизни программы, когда меня судили, вот сидели люди в студии. Но у меня была тогда вынужденная ситуация, у меня отбирали детей, я вынуждена была сидеть и доказывать, что я хорошая мама, я хорошая жена, и так далее. А здесь не надо ничего доказывать, никому, поэтому я считаю, что подсматривать в замочную скважину, наверное, очень здорово, но я думаю, что сколько мы уже читали про разные фамилии, имена. И в любом случае все равно эта тайна становится пока еще тайной. Мне кажется, что она все равно когда-нибудь откроется, как мы узнаем сейчас что-то про прошлое наших генсеков, но я думаю, что нам за выбор Владимира Владимировича будет абсолютно не стыдно. Потому что он обладает хорошим вкусом.

Сорокина: Яна, я согласилась бы, если бы он не был публичным политиком. А публичный политик, в тех самых демократических странах, мы даже уровень холестерина можем узнать у того же там американского президента. А у нашего, какое там, мы не знаем даже, как его дочерей, какие фамилии. Это нормально?

Рудковская: Абсолютно нормально.

Сорокина: Шпион на своей территории.

Холина: Знаете, мне, кстати, кажется, что это очень интригующая и непростая тема. Есть, например, Америка. Вот был скандал с Биллом Клинтоном, его любовницей, стажеркой Моникой Левински, и Клинтону чуть ли не объявляли ему импичмент. Это был такой национальный шок, о боже!

Хакамада: Ему объявляли импичмент не за то, что он изменил жене, а за то, что он после клятвы в Конгрессе, положив руку, соврал.

Рудковская: Это был повод.

Холина: Послушай, его все равно, от него потребовали объяснений, это была уже какая-то процедуральная совершенно вещь, куда он руку положил, и не только ее. Но по большому счету, сам факт измены, это была политическая интрига, не будем сейчас это все вспоминать, на это уйдет три передачи. Но его измена стала частью политической игры против него, и в Америке это возможно. Я уже говорила, что во Франции какая-то вольность абсолютнейшая в личной жизни не так важна. Политики, мэры бывают геями, и так далее. Но у нас полная закрытость. Это разные схемы.

Рудковская: Ну хорошо, а оттого, что вы узнаете, кто его леди, кому-то от этого станет легче?

Сорокина: Это естественный интерес, не вам объяснять. Это шоу-бизнес.

Рудковская: Но он не хочет играть в шоу-бизнес.

Холина: Сейчас, секундочку, я хочу, чтобы все по очереди ответили на вопрос. Не с точки зрения симпатий, антипатий, к конкретному нашему президенту, текущему, Владимиру Путину, а вообще, высшему представителю власти. Вот вам, реально, как гражданину, именно как гражданину, важно знать о его личной жизни? Ира, это важный фактор для выбора человека и для доверия ему?

Хакамада: Нет, для меня это не важный фактор, но я согласна со Светой, если уж ты идешь в публичную политику, ты должен найти баланс между личной любовью, нелюбовью и личной жизнью, и необходимостью быть открытым. И здесь можно идти двумя путями. Можно выстраивать американскую модель, можно жить по темпераменту нации во французской, но для меня важен принцип. Вот здесь вот с Яной я немного не согласна. Если Президент Путин имеет право скрывать свою личную жизнь, пожалуйста. Имеет право, личная жизнь для каждого это отдельная история, у каждого полно своих историй, как писали, во всей королевской рати, на каждого чего-то да найдется. Но тогда должны быть равные права для всех. К сожалению, на федеральных каналах, на НТВ, через замочную скважину выливают…

Сорокина: Мы только что видели.

Хакамада: Мы только что видели, не буду специально раскручивать. Выливают столько грязи про личную жизнь оппонентов президента, и поскольку у нас демократии особой нету, я точно знаю, что если президент стукнет кулаком по столу и скажет: «Ребята, мне это все надоело. Я закрыт, не хочу говорить, и оппозицию лупите за ее взгляды и за ее действия политические, личную жизнь всех оставьте в покое». Это делают федеральные каналы.

Холина: Слушай, вот смотри, ты баллотировалась в президенты, выдвигала свою кандидатуру.

Хакамада: Да. Про меня чего только не писали.

Холина: Нет-нет, я как раз имею в виду, ты бы как себя вела по отношению к семейному такому имиджу, если бы ты стала президентом?

Хакамада: Я бы везде пихала мужа, детей, и так далее. Что я и делаю даже сейчас, не будучи публичным политиком. Это вообще мой метод. В свое время, царствие ему небесное, Борис Немцов ко мне обратился перед выборами, перед кампанией, которая, кстати, прошла нормально. Он мне сказал: «Ира, ну у меня куча приключений, я развожусь с Раисой, с первой женой, у меня двое детей от другой женщины, с которой я живу уже давно. Она только об этом узнала, в общем, кошмар какой-то, ужас, я не знаю, что делать». Я говорю: «Боря, русский народ мужикам прощает все, если есть любовь». Женщине почти ничего не прощает, поэтому вас и обсуждали, а мужику все прощает, если освящено любовью.

— И если нет любви, прощает еще быстрее.

Хакамада: Поэтому иди на опережение, сливай в прессу, в желтую, в нежелтую, везде, что да, у тебя долгое время была любовница, ты ее любишь, да, у тебя двое детей. Да, ты любишь свою Раису, там у тебя выросла дочь Жанна, которую ты тоже любишь. Ты любишь всех своих женщин, и ты обожаешь всех своих детей. Он так на меня смотрит, ты что, говорит, с ума сошла?

Холина: Борис — широкая душа.

Хакамада: А иначе за спиной начнут сливать грязь. И вы знаете, он это сделал, он потом меня долго благодарил. И мы спасли кампанию, потому что писать больше было нечего.

Холина: Так и было, да. Свет, скажи мне, а вот тебе важно, порядочный, в смысле личной жизни, в смысле постоянный, точнее, человек, или непостоянный? Вот эти семейный ценности тебе важны в лице президента?

Сорокина: Я здесь с Ирой соглашусь, лишь бы любовью было освящено. Меня, например, ничуть бы не шокировало ни развод, ни новая женщина, ничего такого. Я хочу сказать, защищая свою позицию, что мне не слишком любопытно, с кем, что и как. Я даже не интересуюсь тем, чем большинство интересуется, жизнью личной звезд и прочее. Я ничего про это не знаю. Но мне, знаете, что важным кажется здесь, ведь отношения в семье очень характеризуют человека. И если я знаю про то, какие отношения, то для меня и образ, например, президента, складывается определенным образом. Если я ничего про это не знаю, то для меня это уже важно, как для гражданина.

Холина: А вот смотри, президент тоже, так или иначе, человек, потому что мы все грешные, и мы все равно, так или иначе, занимаемся своими какими-то делами, тоже важными. Вот ты представь себе, например, президента, пусть Владимира Путина, это неважно, абстрактная фигура или конкретная.

— Скушноватенько девочки разговаривают. Такое впечатление, что кое-где кое-кто у нас порой, как советское телевидение примерно звучит...

Холина: И представьте себе, что он не хочет быть женатым.

Хакамада: Ну и на здоровье.

Холина: При этом он не то что бы какой-то страшный развратник, просто у него одна подруга, вторая подруга, и мы видим эту картинку, например. В этом году у него такая-то, в следующем такая-то, с этой он расстался через неделю...Тебя бы устроил такой?

Хакамада: Грубо говоря, он бабник.

Холина: Ну почему, это не бабник, это нормально совершенно. Бабник, это если бы у него каждые два дня сменялись женщины.

Хакамада: Да ты что? Это уже по-другому называется.

Холина: Вот тебя бы устроило такое, такая личность?

Сорокина: То есть вы имеете в виду, что я про это узнаю? Или про это говорится?

Холина: Нет, ты про это не узнаешь. Просто, например, представим ситуацию, что у того же Владимира Путина три года, я не помню, когда они развелись, с момента, допустим, официального развода. Вот он встречается с одной девушкой, он с ней куда-то едет, в Египет или...

Сорокина: То есть условие, что про это в прессе есть?

Холина: Про это есть везде, он с этими женщинами появляется на всех приемах.

Хакамада: Ты за него, грубо говоря, проголосуешь?

Сорокина: Ну, для меня это была бы нормальная живая история.

Холина: Точно?

Сорокина: Если я за него не проголосую, то по каким-то другим причинам, а так для меня абсолютно нормальная история.

Хакамада: Правильно. А ты знаешь, я проголосую даже с большим удовольствием. Почему? Потому что сексуальный, живой политик, он живой и в отношении других людей.

Сорокина: Вот именно, а почему нет? Значит, живой, нормальный. И честный.

Хакамада: И честный.

Холина: Мы игнорируем Яну, а у меня к ней важный вопрос. Образ политика, мы говорим о том, что политик должен быть «праведным», семейным, или нет? Я к чему, ты считаешь, что деловые качества, как президента например, или любого другого политика, они сочетаются с его идеальной семейной жизнью такой, или не с идеальной? Личная жизнь влияет на вот...

Рудковская: Мне абсолютно неинтересна личная жизнь Владимира Владимировича.

Холина: Давай представим, что вот мы про Обаму говорим, например.

Рудковская: Мне вот неинтересна, я вот правду говорю. Я вот наблюдала, когда Дмитрий Анатольевич был Президентом, все видели Светлану Владимировну Медведеву. Мне было интересно наблюдать, потому что она была. Сейчас вот, например, у Владимира Владимировича никого нет.

— Прямо знает она, у Владимира Владимировича сейчас никого нет.

Рудковская: Я как-то уже привыкла.

Холина: Мы так думаем, что нет.

Рудковская: Ну, рядом с ним, по крайней мере, мы это не видим.

Сорокина: Он женат на всей России.

Рудковская: Да. Поэтому я как-то уже привыкла, что он один. И меня устраивает. Я уверена, что мы скоро все узнаем, у меня такое предчувствие. Я Президента ценю по другим вещам. Я буду идти голосовать не по тому, как он себя ведет в семье, или с кем он там встречается.

Холина: Вот смотри, хорошо, не Путин. Есть Касьянов. Политик тоже, чье секс-видео попало, или человека, похожего на этого политика, попало в широкий доступ.

Сорокина: Человека, который недавно занимал высочайший пост в стране.

— Не Касьянова секс-видео, а секс-видео тех, кто снимал.

Холина: Ты знаешь этого человека без секс-видео, а потом ты знаешь человека с секс-видео. Для тебя такого рода записи и его времяпровождение интимное повлияет на отношение к этому? Это может быть кто угодно, не Касьянов, а некий N.

Рудковская: На самом деле это проблема не Касьянова, а его службы безопасности, что он так довел ситуацию до того, что его снимают.

Холина: Мы сейчас не об этом говорим. Я говорю о твоем личном совершенно, просто персональном отношении.

Рудковская: Я даже не смотрела, что там произошло у Касьянова.

Холина: Я тоже не смотрела. Я порядочный человек, конечно же я не смотрела.

Сорокина: А я посмотрела.

Хакамада: А я профессионал, и я посмотрела.

Холина: А кто посмотрел, кстати?

Сорокина: Я посмотрела.

Хакамада: И я посмотрела.

Холина: И как? Ух ты!

Хакамада: Потому что я профессионал, мне нужно понимать, как подставляют оппозицию. Я тебе могу сказать следующее. Ничего не повлияло. Почему? Потому что я и так знаю, что у всех людей, особенно ушедших из политики, появляется некая свобода. И зависит все только от отношения жены. Я знаю, что у них отличные отношения, и там они непростые, но отличные. Меня другое бесит, что когда вот такую грязь начинают сливать, они должны понимать, что жена и муж договорятся, как Хиллари Клинтон и Билл Клинтон, мудрые, в долгом браке. И даже дети поймут. Но у детей есть уже еще дети, то есть внуки. И они пойдут в школу. А дети в школе очень жестокие, они начнут травить. Это аморально. Это просто аморально по отношению к детям.

Холина: Действительно, это аморально, поэтому я это не смотрю.

— Занятная фигня, как только начали говорить о президенте и сексе, время остановилось. В студии всегда девять часов 5 минут.

Сорокина: Арина, а можно я выскажусь?

Холина: Секундочку, я хочу дожать Яну. Яна, ну вот смотри, а если говорить не о политике. Вот например, есть у тебя исполнитель, он поет любовные какие-то песни для женщин, у него аудитория 50+.

Рудковская: Что это ты меня как-то остарила, 50+?

Холина: Я не говорю про твоих конкретных исполнителей, я имею в виду просто, допустим, у него какая-то массовая аудитория. Женщины верят в его романтический образ, в его какую-то нежность, направленную на них, и так далее. А потом они узнают что-то противоположное, все, что угодно. Человек гей, то есть он не ориентирован на женщин, человек все время проводит в свинг-клубах, борделях, и так далее, или увлечен БДСМ.

Рудковская: Есть какой-то пример конкретный, имеется в виду, кто-то узнает что-то конкретное? Я не помню такого, чтобы кто-то узнал про кого-то 100%.

Холина: Ну слушай, поэтому все всё и скрывают.

Хакамада: Ну подождите, в шоу-бизнесе, по-моему, полно сплетен, там что только не пишут.

Рудковская: Оттого, что кто-то, во-первых, надо понимать, людей нетрадиционной ориентации очень много. Но оттого, что они нетрадиционной ориентации, они не стали менее любимыми…

Хакамада: Менее любимыми, менее талантливыми…

Рудковская: Менее популярными, обожаемыми, и так далее. По большому счету, конечно, все мы много что знаем. Но я не думаю, что это влияет как-то на популярность этих людей.

Холина: Потому и не влияет, что это не знают.

Рудковская: Они прекрасные люди. Да, в России, к сожалению...

Холина: Везде скрывают.

Рудковская: Я, на самом деле, считаю, что это неправильно, потому что люди имеют право на свою личную жизнь. Но у нас такая позиция, в нашей стране, у нас не принято об этом говорить вслух.

Холина: О личной жизни или о гомосексуальности?

Рудковская: О личной жизни нетрадиционных меньшинств.

Хакамада: У нас закон вышел, который запрещает, уголовное преследование.

Холина: Если бы твой исполнитель Билан, он бы пошел и публично это сказал, ему бы на это никак не повлияло?

Рудковская: Ну, мы переходим какие-то, причем здесь Билан.

Холина: Я просто не знаю, кто еще у тебя больше исполнитель. Просто вот он, мужчина, например, если бы он вышел и сказал, допустим, кто угодно, N какой-то, Иванов?

Рудковская: Я тебе могу сказать, что ментально эта страна не готова к каким-то признаниям. Не готова.

Холина: То есть личная жизнь могла бы повлиять?

Рудковская: Во-первых, ментально не готова. Во-вторых...

Хакамада: Это наказуемо уголовно, новая статья. Если ты открываешь, кто ты есть, публично.

Сорокина: Это, считай, агитация.

Хакамада: Это агитация. Тебе просто тюрьма.

Рудковская: Абсолютно правильно говорится, это во-первых, уголовная статья, еще раз. И многие, многие, поверь мне, в нашей стране, я думаю, что это 90%, считают, что если открыто будут геи или лесбиянки, это все будут видеть дети, то количество геев или лесбиянок станет в стране больше.

Хакамада: Это реклама, считается, это реклама.

Рудковская: Считается реклама, хотя еще раз повторю, что вот таких скрытых геев, лесбиянок, и так далее, очень много, независимо от того, рекламируются они или не рекламируются. Это все-таки дано богом, либо человеку дано либо не дано. Поэтому, естественно, если Робби Уильямс говорит, что он гей, или еще кто-то говорит, я еще раз повторю, аудитория становится еще больше. То есть его любят, молодец, что признался, мы так и знали, что ты наш.

Холина: Другая ментальность.

Рудковская: Но это другой мир, зачем мы хотим вс е время сравниваться с Америкой?

— Я думаю, что если бы современные политики и телеведущие заявили, что они геи, то геев стало бы меньше.

Холина: Почему в Америке? В Америке есть штаты, в которых попробуй сказать, что ты гей.

Хакамада: Понимаешь, у нас все по-другому. Почему с Америкой, у них тоже демократия, с Японией, там вообще другой мир.

Рудковская: Мы все родились в Советском Союзе, давайте говорить начистоту, мы все из Советского Союза, секундочку. У нас вообще раньше слово «гомосексуалист», вы помните, это было, как я не знаю...

Хакамада: А в Америке не так уж давно распинали, расстреливали, убивали, избивали..

Рудковская: Конечно.

Холина: Мы сейчас не будем глубоко, я говорила просто об имидже и личной жизни. Не будем вникать в гомосексуальность очень глубоко, надеюсь, в следующий раз мы как-нибудь обсудим. Света, что ты хотела, я тебя перебила.

Сорокина: Я хотела вот что сказать, просто вспомнили эту запись, которую слили. Действительно, личная жизнь кого-то за семью печатями, а личная жизнь кого угодно другого может быть вытащена вот таким образом. Я помню первую запись такого рода, которая появилась в 1999 году, и на ней был человек, похожий на генпрокурора. Это было первое обращение. ВГТРК, до сих пор помню, эти записи разослали по всем телеканалам, и только ВГТРК, которое, если мне не изменяет память, тогда возглавлял бывший министр культуры Швыдкой, интеллигентно выдало это в федеральный эфир. Вот этого голого человека, похожего на генпрокурора. Помню, я тогда перекрестилась, что уже ушла с ВГТРК, настолько было не по себе. Потом это получило продолжение, когда боролись с НТВ, появилась запись Жени Киселева, тоже, соответственно, в сходной ситуации. Я к чему. Это вот вечная ситуация, друзьям — все, врагам — закон. Потому что обосновывается, почему мы это должны видеть и знать.

Хакамада: Или начинает говорить так: «Это вот сами, кто-то снял». Проблема не в том, что всегда найдется, кто попробует что-то снять, проблема в том — зачем показывать.

Сорокина: Да, и почему это показывают.

Хакамада: Желтая пресса, это ладно, но когда это делает федеральное телевидение, в стране, в которое власть контролирует это телевидение, вот это уже не по…

Сорокина: Смотрите, влияет ли это на карьеру политика или не влияет? Влияет, конечно. Ну ладно там, генпрокурор ушел в отставку, хотя до сих пор говорит, что это не он был. Но например, сейчас мы видели свежую запись, люди запоминают не слова в первую очередь, а образы, образы запоминают. Поэтому теперь, когда увидят этого человека, хоть в костюме, хоть в шубе, хоть в скафандре, его все равно мысленно будут представлять вот в этом самом виде, поющим дурацкие песенки. Поэтому как дискредитация — конечно же мощное оружие.

Хакамада: И по детям бьет. То есть это вообще аморально.

Сорокина: Да, и бьет по детям и внукам, абсолютно аморально.

Хакамада: Потому что взрослые дети еще с этим справятся, а маленькие в школе не справятся.

Холина: Мы все говорит, ой, нам это неважно, нам совершенно неважно, с кем они и что, и как но при этом…

Сорокина: Нет, я говорю, что мне важно.

Холина: Ты говоришь, что тебе важно?

Сорокина: Ну конечно.

Хакамада: С точки зрения политики.

Сорокина: Если про политиков говорим, мне важно.

Рудковская: Ей важно, чтобы она знала…

Сорокина: Чтобы были равные условия, и чтобы грязь не выливали, когда это нужно, а во всем остальном я за открытость.

Хакамада: Да, я тоже, я согласна, но правила или по понятиям, то есть по понятиям, эти про этих не говорят, эти — про этих, или по закону, но тогда все равны перед законом. У нас получается ни по понятиям ничего не работает, ни по закону.

Сорокина: Друзьям — все, врагам — закон.

Хакамада: Да, врагам — закон. Это вообще какое отношение к демократии имеет? Какое отношение это имеет к Америке, к Франции, к Японии? Никакого. Это вообще Средневековье.

Рудковская: А можно быть очень правильным, хорошим, но нелюбимым.

Хакамада: Ну конечно.

Рудковская: И выступать не на бис, а назло.

Хакамада: Лидер какой есть.

Рудковская: Самое главное в политике в мужчине это его харизма, либо она есть, либо ее нет.

Сорокина: И вот именно эта свобода и смелость. Если наличествуют, то можно разные ситуации преодолеть, но это…

Рудковская: Но хороший президент, любимый президент, он должен обладать харизмой.

Холина: А как думаешь, президент должен быть сексуальным? Вот например Путин, ты считаешь, что он?

Рудковская: Да, конечно, безусловно. Так а это все считают, не я же одна.

Сорокина: Я не считаю.

Рудковская: Нет, ну это считает практически весь мир.

Холина: Что Путин сексуальный?

Рудковская: Я серьезно говорю, я очень работаю много с иностранцами.

Хакамада: А что такое сексуальный?

Рудковская: Да, я очень много работаю с иностранцами, с японцами, с китайцами, они считают дико сексуальным…

Хакамада: Кого? Обаму?

Рудковская: Владимира Владимировича Путина.

Хакамада: А, Путина.

Рудковская: Нет, Обаму как раз они вообще никак не считают.

Хакамада: Для меня Обама асексуален абсолютно, мальчик-отличник. Путин, я считаю, сексуален за счет того, что в нем сидит шпана.

— 85% страны считают его сексуальным, потому что он может с ними сделать все, что угодно.

Хакамада: В мужике, в котором сидит хулиган и шпана, всегда присутствует…

Сорокина: Какая он шпана? Брось ты. В погонах с малолетства.

Хакамада: Нет-нет, есть там.

Сорокина: Это из-за его специфического юмора что ли?

Хакамада: Ну не знаю, все по мелочам, в деталях все. Я как бы умею работать и сканировать людей.

Сорокина: А вот смотрите, другой пример приведу.

Хакамада: В этом плане да.

Сорокина: Вот только что английская королева Елизавета отметила 90 лет. Сколько в этой английской семье было всякого-разного? И скандалов, и трагедий, и разводов, и новых обретений.

Холина: Не то чтобы очень уж много, если честно.

Сорокина: Ну одна Диана чего стоит, извини.

Холина: Ну, вот Диана.

Рудковская: А принц Чарльз, который…

Сорокина: Принц Чарльз, который женился на своей первой любви.

Рудковская: А Гарри, который постоянно…

Сорокина: Да, Гарри, который попадался, да, достаточно.

Холина: Ну это уже в новейшем времени.

Хакамада: Нет, а в прошлом.

Холина: Королеве 90 лет, сами же сказали.

Сорокина: Но как это повлияло? Вот отмечает королева свои 90 лет, и проводятся всякие опросы, которые подтверждают, что 75% англичан по-прежнему за монархию, за королевскую семью, и вообще это самое лучшее, что может быть.

Хакамада: Ну это их традиция.

Сорокина: Понимаете, ничего.

Рудковская: Я думаю, что если бы у нас…

Хакамада: Света права, менталитет.

Холина: В смысле?

Хакамада: Менталитет нации и традиции.

Сорокина: Менталитет и открытость, и все равно открытость.

Рудковская: Очень жалко, что у нас случилась революция, мы, может быть, тоже были бы за монархию.

Хакамада: У нас Александр II, например, был весь в любовницах, с открытыми романами, у нас каждый царь имел кучу фавориток, а жены там…

Рудковская: Балерин.

Холина: Может, и поэтому их свергли.

Хакамада: Не поэтому.

Сорокина: Когда верный семьянин получился, то его и свергли.

Хакамада: Да, вот верный, влюбленный оказался оказался очень слабым. В сексуальности есть сила, человек, который…

Холина: Вы про Николая II говорите?

Сорокина: Да.

Хакамада: Да.

Рудковская: Да.

Холина: Не забываем про алкоголизм и про всю эту историю с Распутиным, вообще как просто как некое мракобесие, все-таки…

Хакамада: Это жена. Это проблема жены.

Сорокина: А мы говорим про царя.

Холина: Да, вот, вот она его жена.

Хакамада: Слабовата.

Холина: А пил он сам, вполне и без помощи ее.

Хакамада: Но я могу вам сказать так, что сексуальность — это чувственное восприятие мира. Восприятие мира не головой, а точкой G, которая между ногами.

Рудковская: Вот политик должен быть таким?

Хакамада: Да.

Холина: Да?

Хакамада: Потому что если он не чувствует мир, он не чувствует будущего, он не чувствует воздух, который меняется на его глазах.

Холина: А кто для тебя, исторически, может быть, мертвый, сексуальный лидер какой-то?

Хакамада: Миттеран, естественно. Вообще все французы, кроме последнего, хотя приключений у него куча. Они ребята такие, прямо очень-очень-очень. Да, Билл Клинтон. Я с ним общалась, ну из него перло, прямо вообще.

Сорокина: Да, я тоже общалась, это есть.

Холина: Ну это же видно, да.

Хакамада: Мужик, мужик, прямо самец.

Холина: А тебе, вот ну из каких-то известных лидеров, Черчилль, кто угодно?

Сорокина: Вот мне Черчилль приходит на ум. Тоже между прочим, Черчилль был, мне кажется, он тоже был сексуален.

Холина: Олланд?

Рудковская: Не мой тип.

Холина: Кеннеди?

Рудковская: Ну наверное, Кеннеди. Да, может быть. Я согласна, Клинтон, он породистый.

Холина: Для меня, если честно, все политики не сексуальны, они какие-то, это люди, занимающиеся занудством, которые нам постоянно врут, которые постоянно произносят какие-то штампы, мы снизим вам налоги, мы улучшим здравоохранение.

Рудковская: Даже Рональд Рейган.

Сорокина: Подожди, ты про наших что ли?

Холина: Про всех говорю.

Сорокина: Про всех? Ну какой же Кеннеди, извини, в штампах? Какой же засушенный?

Холина: А каких там не было штампов? Что политики говорили нового? Что, не обещали улучшить жизнь людей?

Хакамада: У него романов было, перетрахал всю…

Холина: Девушки, сейчас мы увидим настоящего мужчину и узнаем, вообще сексуален он или нет. Это наш гость, который наблюдал за нашими прениями все это время. И сейчас мы наконец узнаем, кто же это.

За нами, пока мы все это проговаривали, наблюдал откуда-то, неизвестно откуда, некий незнакомый, не известный нам мужчина. Сейчас он придет к нам, мы посмотрим ему в глаза, и он расскажет, что он обо всем этом думает.

Сорокина: Ох ты, господи, Орлуша.

Холина: Привет.

Орлов: Как секс, так меня.

Сорокина: Радуйся, что все еще тебя.

Холина: Хорошо это или плохо, как ты считаешь?

Орлов: Да я считаю, хорошо.

Холина: Представься зрителям, пожалуйста.

Орлов: Андрей Орлов, известный кому-то в интернете, может, как Орлуша, политолог, любитель секса.

Хакамада: Это хорошо ты пошутил.

Орлов: Ну что я могу сказать, что у меня секс с политиками был, неоднократно.

Холина: Не смотри так на Ирину.

Хакамада: Нет, не надо.

Сорокина: Подожди, Андрей. Ты имеешь в виду…

Орлов: Если мы не помним, значит этого не было.

Хакамада: Если мы не помним, значит этого не было.

Сорокина: Подожди, надеюсь, ты имеешь в виду политиков женщин.

Орлов: Это не моя тайна.

Сорокина: Нет-нет, ты говоришь, у меня секс с политиками был. Я сразу как-то…

Орлов: Секунду, когда мы говорим «журналист» или «политик», мы предполагаем в общем-то людей двух полов и трех ориентаций минимум. Я не буду, это не моя тайна, я не каминг-ауты делать сюда пришел.

Хакамада: Да.

Холина: Ну был.

Орлов: Да и вот сейчас, например, я увлечен одним политиком, одной политиком, очень перспективной, очень красивым политиком.

Хакамада: Как политолог скажи мне, у нее есть…

Орлов: Как бывший политолог.

Хакамада: Как бывший политолог, скажи, у нее есть шансы стать президентом России? Просто твое увлечение прагматичное, хочешь потом...?

Орлов: А я не ставлю в своих увлечениях на президентство, то есть так можно, конечно, искать…

Хакамада: А, то есть ты в политике влюбляешь только в женщин, да?

Орлов: Ну в этой ситуации да. Ну это было бы странно, если бы я влюблялся по рейтингам.

Холина: Слушай, скажи, Андрей, а тебе интересно знать, как выглядит личная жизнь президента? Женат, не женат, дети, не дети, любовницы, бордели…

Орлов: Есть какой-то набор сведений, которые обязательны для публичного политика. Это предположительно жена, дети, и предположительно, как часть образа все-таки, какая-то семейная или, скажем, домашняя жизнь. То есть она должна быть. Это так принято. У машины под капотом должен быть двигатель. У политика должна быть...

Холина: Но тебя это самого настраивает на доверие или недоверие к правителю?

Орлов: Мы говорим о политиках или о руководстве государства, которое называется Россия?

Холина: Ну давай говорить о Путине, например.

Орлов: Я не считаю Путина политиком, для начала.

Холина: Ну формально.

Орлов: Что значит, формально? И формально и неформально, я не считаю его политиком. Давайте я, как из кустов рояль…

Сорокина: Зарифмую.

Орлов: Я прицепился к твоей фразе «давайте не крутить фамилии».

Холина: Давай, ты сейчас все расскажешь.

Орлов: Как было в моем стишке: Даже имя его называть не хотим, В общем, звали его Березовским — у меня было в одном стишке, давно еще.

Я обращаюсь кой к кому

По деликатнейшей причине,

Я посоветовать ему

Хочу, как мачо и мужчине,

Весь мир тобою убежден

В твоей харизматичной силе,

Ты хоть куда, ты разведен,

Возьми в любовницы Россию.

Возьми, она с тобой пойдет

Без лишних слов, без слез, без страха,

Пятнадцать лет бедняжка ждет

Объятий, ласк, подарков, траха.

Ну да, она не молода,

Так и тебе уже не двадцать,

Промчались юности года,

Последний шанс —

Поздняк метаться.

Она готова все отдать:

Леса поля, моря и горы,

А ты мог ей показать,

Как у тебя стоят офшоры.

Давай обсудим, не спеша,

Кандидатуру в ярких красках,

Она собою хороша,

Хотя, конечно, не гимнастка,

Не сможет с обручем она,

И на шпагат, мотая лентой.

В тебя, как дура, влюблена,

На 85 процентов.

В любви ей, кстати, клялся ты,

При всех в Георгиевском зале,

И эти гнусные скоты

Тайком на видео засняли.

Ну да, ты там не голышом,

Не то, что двухпроцентный Миша,

То-се, оделся и ушел,

Но ты же не такой, ты выше.

Тебя Россия на сольет,

А дашь по морде — не заплачет,

Она же знает, если бьет,

Так это очень любит значит.

Возьми в любовницы страну,

Ее богаче сделай втрое.

Ведь если все пойдет ко дну,

То грудью кто тебя прикроет?

Возьми, и будет благодать,

А если ей не дашь ни цента,

Она же может в суд подать,

В Гаагский суд, на алименты.

Хакамада: Браво, Андрюша. Но только у тебя образ России получился не образом любовницы, у тебя жена какая-то получилась. Жениться надо на России.

Орлов: Ну как жена, с которой живут по пьяни и без росписи, без регистрации.

Хакамада: Гражданская.

Орлов: Да нет, ну у нас вообще с моралью и с семьей в стране, извините, девочки, жопа. То есть у нас совершенно спокойно женщины признают, что можно ездить к проституткам, по опросам, например, у нас институт…

Холина: Женщина может ездить к проституткам?

Орлов: Нет, что мужчины могут ездить к проституткам.

Хакамада: Ну их намного меньше.

Рудковская: А что это за опросы такие?

Холина: Да, я тоже хочу понять, что это за опросы.

Сорокина: Есть, есть.

Орлов: Нет, были опросы, у нас спокойно относятся к…

Хакамада: Я спокойно отношусь.

Орлов: Вот.

Холина: Нет, в смысле, что твои мужчины или чужие?

Хакамада: Да, могут ездить куда угодно, к любым женщинам.

Орлов: Вот, у нас же как? Если так же, как и с экономикой.

Хакамада: Мне верность не нужна от мужчины, мне нужно удовольствие от него, то, которое я хочу.

Орлов: А для политика, мне кажется, что просто, как говорят, можно, нельзя заводить, я считаю, нужно вести себя так, если ты публичный человек, в любой момент, как будто тебя снимают. Вот дома ты…

Холина: То есть когда ты на секс-видео попадаешь, лучше животик подкачивать немножко.

Орлов: Ну вообще, раньше в этой роли выступал, предположительно, Бог, а сейчас спецслужбы и скрытые камеры. То есть все время, да, можно втянуть животик. Если, предположим, какой-нибудь политик вместо того, чтобы аккуратно снял подтяжки, скучно повесил на спинку стула, потом аккуратно снял пиджак, остался в алкоголичке, снял, вывалил живот, лег, начал говорить о работе, ну то есть потом встал, надел алкоголичку… Если бы он влетел как супермен, станцевал как Фред Астер чечетку, и после этого раз, это было бы…

Сорокина: Представила.

Хакамада: Может, тебе в политику пойти?

Сорокина: Он не любит все время втягивать животик.

Хакамада: Такие стихи, и животик втянешь заодно.

Орлов: Да я уже как-то попробовал, втянулось, кто меня помнит года три назад.

Хакамада: Да, сильно.

Орлов: И я скажу, что это будет вирусняк, который просто пройдет, миллион лайков сразу, вне зависимости то, для чего он пришел, знаете…

Хакамада: И главное, не говорить.

Орлов: Один мой маленький опыт и совет всем политикам — мне один раз девушка сказала: «А давай представь себе, что нас четыре камеры снимают для эротического шоу». Я скажу, очень интересно был проведен вечер.

Хакамада: Да, совершенно другая картинка.

Орлов: И если бы человек знал, что это попадает, если он уже на то решился, предположим, его же могут заснять и в ресторане с ней, сказать то же самое, его могут намонтировать, в принципе тут достаточно все равно, есть ли факт.

Хакамада: Держи форму.

Орлов: А если ты при этом говоришь: «Я думаю, что у нас могла бы быть, если бы мы думали, что нас не снимают, у нас бы мог быть такой немножко скучнее разговор, отвлекались, а так все-таки напряжены, все спины держат, животики втянули».

Сорокина: Все в тонусе.

Хакамада: Политик обязан жить все время под камерами.

Орлов: Да.

Хакамада: Внутренне.

Орлов: Либо в камере.

Хакамада: Либо в камере. Ну ты видишь, ты как-то больше для оппозиции.

Орлов: Говорить в камеру.

Сорокина: Там животик сам втянется.

Хакамада: Чувство юмора, самоирония, сексуальность.

Орлов: И отношение к собственной репутации, наверное.

Хакамада: Отношение к собственной репутации, умение искусно это все удерживать, это вот то, чего не хватает. Как мы к этому относимся в политике?

Сорокина: Свобода та самая, свобода.

Орлов: Смотрите, вот если говорить…

Хакамада: Не распущенность, а именно свобода.

Холина: Скажи мне, Андрей, для тебя в президенте, это вопрос всем, просто с Андрея начнем, тебя в президенте, в принципе, сейчас забываем про секс, ну это почему нет, тоже если важно.

Орлов: Я не забываю.

Холина: Вот какое самое, что-то важное, что бы он делал что или говорил что? Самое-самое.

Орлов: Я ждал бы от президента каминг-аута, и причем не одного. Что смешного?

Хакамада: Уголовное преследование.

Сорокина: Какого признания?

Орлов: Нет-нет, я не имею в виду каминг-аута, не обязательно признаться в том, что бы гомосексуал, это просто выйти и сказать правду.

Хакамада: А на хрена?

Холина: Какую? Инопланетяне существуют! Какую правду?

Сорокина: Нет-нет, я понимаю, очень хочется правды.

Орлов: Правду о том, о чем у всех есть вопросы. Потому что не полуправды, или вы еще потом узнаете.

Хакамада: Какой вопрос? Ты имеешь в виду личную жизнь?

Сорокина: Ну в том числе, да и не только это.

Орлов: Да нет, вообще, личную жизнь, и предположим, финансы.

Холина: Ну вообще говорил бы правду.

Орлов: Я давно не слышал просто открытого разговора. То есть вы меня можете спросить…

Хакамада: Ребята, вы с ума сошли? Вот завязывайте эту историю.

Орлов: Да нет, меня спросили, чего бы я от него хотел.

Хакамада: Тебе нельзя идти в политику, я за тебя не буду голосовать.

Орлов: Я ответил, чего бы я хотел.

Хакамада: Политика это не роман.

Холина: Ты чего бы хотела?

Хакамада: От политика?

Холина: От президента страны, твоей родной страны России.

Хакамада: От президента я бы хотела только одного, чтобы он видел будущее, а за настоящее ответственность делегировал умным другим людям, вот и все.

Орлов: А за прошлое отчитался.

Хакамада: А за прошлое не надо.

Холина: Для тебя в президенте что самое важное, чтобы он сделал что? Для тебя и для страны.

Рудковская: Ну президент самое главное делает то, что он обещал.

Холина: Нет, вот смотри, для тебя что важное, чтобы было сделано?

Рудковская: Ну вот то, что он обещал , чтобы он всегда это выполнял.

Холина: Нет, смотри…

Рудковская: Понимаешь, а кому еще нам верить?

Холина: Слушай, для тебя получается, что моральный уровень президента важен, прямо да? То есть чтобы он был таким семьянином?

Хакамада: Он не об этом.

Орлов: Я живу в России, в совершенно мужской стране. И давайте говорить цинично, в России у мужчины чем больше баб, тем он считается лучше, и этот имидж высок и у мужчин, и у женщин.

Хакамада: Правильно.

Орлов: То есть если ты заводишь себе пятую жену, молодец, еще одна выйдет замуж. Если ты заводишь шесть любовниц, и у всех дома, молодец, меньше матерей-одиночек.

Хакамада: А если у тебя, как у меня, было четыре мужа, то ты проститутка.

Сорокина: Да, вот разница восприятия.

Хакамада: Вот разница восприятия.

Орлов: Ну да.

Холина: То есть тебя прямо… у тебя публичный имидж…

Орлов: Ну так-то, совсем-то уж тебя не проститутили все-таки.

Рудковская: Я не согласна.

Сорокина: Ира, мы так не думаем.

Хакамада: Это был узкий круг своих людей.

Холина: Пойди в интернет, посмотри, что про тебя пишут.

Орлов: Посмотри, что по тебя пишут.

Холина: Да. Где ты нашла про проститутку?

Хакамада: Я выхожу…

Орлов: Набери «проститутка Хакамада», ни одной ссылки, я проверял сегодня.

Хакамада: У нас народ интеллигентный, он так не выражается, он говорит: «Вот скажите, пожалуйста, как вы считаете, если у вас было четыре мужа. Сейчас какой?». Я говорю: «Сейчас четвертый». — «А вот как вы думаете, политик может быть с такой репутацией?». Это фактически то же самое.

Орлов: Ира, понимаешь, ты прочитала…

Сорокина: Ну ладно на одного урода попала.

Хакамада: Да нет, постоянно.

Орлов: Написали «женщина трудной судьбы», это не обязательно с трассы.

Хакамада: Правильно.

Орлов: Судьба у тебя трудная? Трудная. Женщина с пониженной планкой социальной ответственности…

Хакамада: Но если мужик выйдет и скажет: «У меня было пять жен, сейчас шестая», правильно, с тобой согласна, скажут: «Крутой!».

Орлов: Да.

Хакамада: Та же самая женщина. Крутой!

Орлов: И с моста пьяный упадет, как Ельцин, тоже крутой.

Холина: Мне кажется, смотрите, мы например про личную жизнь нашего, кроме развода и бывшей жены Людмилы Путиной, про жизнь нашего президента не знаем ничего. Но очень-очень-очень много слухов, и совсем не в узком кругу, а в самом широком, то есть в какой ресурс не загляни, какие-то связи предполагаемые Владимира Путина с Алиной Кабаевой, и кстати эта связь вообще, мне кажется, она вызывала даже какое-то восхищение, такая спортсменка, она же все-таки международная супер-супер звезда, что все хотели уже, просто такое ощущение, что просто народ жаждал, чтобы…

Орлов: Не знаю, у меня есть масса знакомых женщин, которым интересно было бы посмотреть, потому что они не предполагают в себе возможность связи физиономически с такого рода человеком. Понимаете, таких тоже есть не 15%, а побольше, потому что на любителя, скажем так, персонаж-то.

Холина: Да, но я имела в виду, что народу хочется.

Орлов: Это личное дело тех, с кем у него связь, и у кого связь с ними. Мы не обсуждаем это.

Холина: Вопрос в том, чтобы у президента была личная жизнь.

Орлов: Мы его обсуждаем, как Цукерберга обсуждаем, вот, у него некрасивая жена. Да любая у него может быть, красивая…

Сорокина: Мы этого не обсуждали.

Хакамада: Он и сам не очень.

Рудковская: Во-первых, не все обсуждают. Ну не все обсуждают. Кому-то это интересно, а кому-то это неинтересно. Я вообще считаю, что, конечно, абсолютно было бы здорово, если бы, например, Владимир Владимирович мог бы так излагать стихами свои мысли, это бы ему точно не помешало. В принципе.

Орлов: Я думаю, его мысли было бы занятно послушать стихами.

Сорокина: Зарифмованные.

Холина: Все, ребята, у нас вышел лимит, отведенный на мужчину.

Орлов: Ну ё!

Хакамада: Только разошлись.

Холина: Увы-увы. Все, Андрей, спасибо тебе огромное, что пришел.

Орлов: Всем пока.

Хакамада: С машиной, у тебя, надеюсь, не Porsche?

Орлов: В Porsche мы не поместились бы.

Хакамада: Я и говорю, я надеюсь, у тебя не Porsche.

Орлов: Я не дорогой, я — разумное соотношение цены и качества.

Рудковская: До свидания.

Холина: Пока, дорогой.

Орлов: Пока.

Сорокина: Ну давай, до свидания, оптимальный.

Холина: Ну, как нам Андрей с его политической позицией?

Хакамада: Я его обожаю, он свободный человек. Творческий, очень свободный, не ханжа. И при этом действительно обладает своими ценностями, взглядами, последовательно, он художник.

Холина: А ты что думаешь?

Рудковская: Ну конечно, он свободный художник, понятно, что не совсем любимый в некоторых кругах, но он не заморачивается по поводу того, чтобы кому-то нравится. Он достаточно уверен в себе и в своей аудитории, которая его любит и которая его воспринимает таким, какой он есть.

Сорокина: Да, это счастье. Вот это и есть свобода. Свобода, это когда совпадение с самим собой.

Холина: Андрей сейчас удивил вдруг своей несколько такой принципиальностью, что президент должен быть женат, семья, и так далее.

Сорокина: Не-не-не, Арина, не интерпретируй.

Холина: Что это я интерпретирую?

Сорокина: Он сказал ровно то, что сказал. Он сказал, что ему было бы близко, если бы президент был откровенней и честнее, причем не только о сексе, но и по разным другим вопросам.

Хакамада: Он сказал, под каждым капотом должен быть хоть какой-то двигатель, а мы не понимаем вообще.

Сорокина: Без тайны.

Холина: Да, он сказал, семья, дети, и так далее.

Хакамада: Ну хорошо, он хочет открытости, он художник, художники вообще любят все человеческое.

Орлов: Девушки интересные, но конечно же на тему секса я с четырьмя девушками разговаривал одновременно довольно редко. И мне кажется, в голове у них каша, потому что они разговаривают о президенте так, как будто его секс для них настолько значим. Видимо, он все-таки является для них, как и для остальных жительниц страны, неким фаллическим символом.

Холина: Я человек более богемный, может быть, а может, не более, просто я человек богемный, мне, например, в президенте хочется, чтобы в нем было какое-то что-то расхристанное, чтобы он был более свободен, чтобы он мог быть неженатым, что он не должен обязательно, вот как раньше было, дипломат должен жениться и поехать обязательно с семьей.

Хакамада: Я с тобой согласна. Мне так кажется.

Сорокина: Но только чтобы все это было не под ковром.

Холина: Мне хочется, чтобы что-то такое было в политиках, какое-то большее ощущение свободы.

Хакамада: Мы с тобой представляем одну тысячную процента населения.

Холина: И что? Я рада, я горжусь этим, для меня то, что ты сказала, это как комплимент.

Хакамада: Президенту надо, чтобы за него голосовали.

Рудковская: Всего достаточно в нашем президенте, и мне не надо, чтобы он менялся, и мне даже не хочется, чтобы у него была какая-то муза, приходила, как к Орлуше. Мне кажется, что у него все хорошо.

Холина: Я как любитель сплетен, я бы хотела, чтобы что-то было, что можно было бы обсуждать.

Рудковская: Потому что ты богемная, ты про богему, а я про бизнес.

Сорокина: Да, ключевое слово «кажется».

Холина: Чтобы я говорила, что его жена надела на встречу с английской королевой, как она могла!