После дебатов. Собчак отвечает Познеру

Уважаемый Владимир Владимирович!

Раз Вы ответили мне публично, то считаю нужным все-таки разобраться до конца, для меня это очень важно — вчера Вы обвинили меня в непрофессионализме. Так как затронута моя профессиональная честь, считаю важным объясниться.

Полная версия дебатов Познера и Навального

Еще раз по порядку. Слова Алексея Навального Вы назвали «либо заблуждением, либо ложью», а меня обвинили в неподготовленности, что «непрофессионально». Но на самом деле:

1) Я в самом начале программы поставила сюжет, где прямо говорится: «Только через два дня, в среду, 2 марта, в криминальных новостях вышли короткие сообщения об аресте Бобокуловой Пресненским судом. Итоговые программы «большой тройки» посвятили резонансному преступлению минимум эфирного времени».

2) Навальный тоже упомянул, что телеканалы поставили «два дня спустя».

1. Вопрос Парфенову был поставлен не совсем так, как Вы говорите. Речь шла о том, «поставили бы Вы такой сюжет в „Намедни“, а то вот Владимир Познер, например, не поставил бы?» То есть я не «сознательно» умолчала (чего умалчивать-то, если мы в самом начале об этом заявили?), а провела параллель с вашей позицией.

Факты таковы: минимум дважды в программе было упомянуто, что телеканалы выпустили новость не сразу, а только после того, как их обвинили в замалчивании, и стало ясно, что новость обсуждает вся страна. Конечно, в студии Вы могли этого просто не услышать, пропустить, а Арину Бородину в этот момент могла отвлечь дочка, или мы плохо и недостаточно это объяснили. Это можно обсуждать, но говорить, что мы об этом не сказали — все-таки не стоит.

2. Касательно перехода от темы гибели девочки к общей теме цензуры. Владимир Владимирович, с самого начала тема дебатов звучала как «Замалчивание важных новостей — цензура или выбор редактора?», а не «Почему Познер не поставил бы в новости сюжет о гибели девочки». Было очевидно, что и Вам, и Алексею, и нашим зрителям будет интересно поговорить о цензуре на федеральных каналах. И переход от частного к общему здесь был очевиден. Учитывая Ваш телевизионный опыт и быстрый ум я уверена — Вы прекрасно понимали, что тема будет шире конкретного случая, и, кстати, ваша позиция здесь была предельно ясна и понятна: «Я не отвечаю за Первый канал, и за цензуру». Ваш же оппонент считал, что Вы соучастник преступления. И конечно, этот интересный и важный диалог — продолжение темы, возникшей в вашей переписке с Алексеем. 

3. По поводу моей работы и работы моих коллег на телевидении. Телевидение не должно быть государственным. Это факт. А пока оно государственное, на нем должны работать профессиональные люди, а не отрицательный отбор по принципу «кто громче крикнет «крымнаш» или еще что-нибудь, что скажет начальство. У нас есть закон запрещающий цензуру. Это касается и госканалов. Против нас всех применена именно она. Шац с Лазаревой не стали хуже шутить, я не стала хуже вести развлекательные шоу, а Парфенов не разучился делать свои программы. Выталкивая всех этих, а также любых других людей с альтернативной точкой зрения из информационного пространства, нам всем, по сути, затыкают рот и борются лично с каждым из нас. Если же госканалы и их высокие руководители считают, что телевидение — это как госфабрика по производству молока, то скажите об этом прямо: «мы берем на работу только обслуживающий интересы власти персонал». А ведь нам по-прежнему пытаются объяснить, что Владимир Соловьев или Дмитрий Киселев непредвзятые журналисты. И подлость и иезуитство — именно в этом. 

4. И последнее. Несмотря на все вышесказанное, и независимо от Вашего отношения, я уважаю Вас и согласна с тем, что Вы делаете важную и нужную  работу. Просто конкретно на этих дебатах Ваша позиция была слабее. «Слабее» не в смысле хуже или лучше — просто публично отстаивать позицию компромисса всегда сложнее, чем позицию идеалистическую, бескомпромиссную. При этом Вы единственный человек, который не врет и много раз говорил публично, что у Вас есть ограничения, которые Вы сознательно приняли. Эта честность вызывает глубокое уважение. А судить за компромисс всегда легко. Я вот честно скажу, что не знаю, и, возможно, тоже пошла бы на какой-то неприятный компромисс ради возможности делать социально важные вещи. Это вообще сложные вопросы, из серии «что лучше: добро во имя зла, или зло во имя добра?», «что лучше — иметь какую то свободу слова (в Вашем случае достаточно обширную, большую, чем у любого человека либеральных взглядов в нашей стране) в несвободной стране, или  бороться с любыми  ограничениями  свободы слова ценой публичного черного списка?» На мой взгляд, мудрый ответ на оба эти вопроса — не знаю.

В конце концов, каждый делает свой выбор. А какой из них правильный — посмотрим.