Наконец-то точно выяснилось, кому принадлежит "Домодедово". Тайну раскрыла Лондонская фондовая биржа, где аэропорт будет размещать свои ценные бумаги. Оказалось, что конечным бенефициаром 100% акций компании является Дмитрий Каменщик.
Обсуждаем с главным редактором "Маркер.ру" Валерием Вайсбергом, насколько трудно российским властям установить владельцев офшорных компаний.
Казнин: На ваш взгляд, не хотели просто узнать, кто это? Или искренне рыли и не смогли найти?
Вайсберг: Я думаю, что нельзя обвинять Генпрокуратуру в том, что она была не слишком усердна, тут вопрос технический. Во-первых, должно быть соглашение об обмене информации, и кроме того, это соглашение об обмене информации, в данном случае с островом Мэн и Кипром, могло вступить в действие, если бы были реальные доказательства того, что было нарушение закона. И только в этом случае это соглашение работает.
Писпанен: Но вообще очень интересна вся эта история с инсайдом на Лондонской бирже. Появилось вдруг это сообщение с пометкой «срочно», но только ни в коем случае не для распространения на территории Российской Федерации – это какой-то специальный был слив?
Вайсберг: Это никакой не слив, это вследствие того, что в апреле был роад-шоу аэропорта в Америке, и по всей видимости, организаторы размещения по просьбе инвесторов решили провести еще и размещение акций на бирже. Видимо, оно, скорее, будет носить технический характер, потому что, скорее всего, инвесторы, большая часть, уже найдена.
Писпанен: Как вы прокомментируете слова замгенпрокурора Буксмана о том, что ну да, не нашли мы последнюю матрешку, да у нас же все так устроено.
Вайсберг: Во-первых, устроено так не все, во-вторых, если говорить о личности господина Каменщика, не было секретом, что если он не 100%, так весьма значительной долей в аэропорту владеет. Единственным откровением сегодняшнего сообщения было то, что владеет полностью аэропортом, без своего партнера, как приписывали, господину Когану.
Иванов: А Коган, на ваш взгляд, был вообще владельцем «Домодедово», или это такая мифическая фигура, которая никогда никакого отношения к аэропорту и не имел?
Вайсберг: Я думаю, что нельзя исключать того, что Коган помогал Каменщику в определенный момент в становлении, собственно, как предпринимателя – разница в возрасте и в опыте дает основания так предполагать. Мы знаем, что перед IPO очень часто бывает так, что старший партнер выкупает долю младшего. Например, СУЭК готовился к размещению, и вот Мельниченко выкупает до размещения часть акций у своего партнера Сергея Попова. То есть вполне возможно, пока мы этого не знаем, что перед выходом на биржу произошло перераспределение долей.
Писпанен: Но это то, что произошло перед выходом на биржу, и мы узнали, кто все-таки владеет «Домодедово» - стратегическим объектом. Мне странно, что Генпрокуратура не может этого узнать.
Вайсберг: Во-первых, стратегическим объектом, скорее, является все-таки инфраструктура, то есть сам аэропорт, а не аэровокзал, которым владеет, собственно, аэропорт «Домодедово». Стратегическим объектом является инфраструктура – полосы, диспетчерская и все остальное, которым владеет государство. Странно, но…
Писпанен: Действительно можно вот так вот прям спрятаться в оффшор, что никто никогда не докопается.
Вайсберг: В принципе, можно. Никаких тут сложностей нет.
Писпанен: Есть какие-то там, например, договоренности о том, что вот у нас есть запрос Генпрокуратуры.
Вайсберг: Как я уже сказал вначале, во-первых, должно быть соглашение об обмене информацией, во-вторых, это соглашение работает в случае, если Генпрокуратура имеет доказательства того, что разыскиваемый человек… яркий пример – это случай с Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым, когда было возбуждено уголовное дело против конкретных лиц, были запросы в Гибралтар, на Кипр, в принципе, некую часть информации оттуда следственные органы получили. В данном случае, если мы говорим про ситуацию с «Домодедово», все-таки господин Каменщик не совершал уголовного преступления. Было расследование бездействия или неправомерного действия в случае с предотвращением теракта.
Иванов: Вы говорите, что так устроено не везде. То есть в каких-то случаях можно докопаться до того, кто является реальным бенефициаром, а в каких-то нельзя. А где нельзя? Известен, например, список Forbes. Можно ли с уверенностью утверждать, что именно эти люди являются реальными бенефициарами тех компаний, которые им приписываются?
Вайсберг: Я думаю, что если мы говорим о первых 15-20, сомнений никаких нет. Единственное, тут вопрос, что мы можем не знать всех активов, которыми они владеют, в том числе, личными активами. Если говорить о том, где нельзя, существуют относительно прозрачные юрисдикции. Тот же Кипр – он относительно прозрачен. С «Домодедово» ведь какая была ситуация? Перед размещением была зарегистрирована структура на Кипре, а на бирже размещает акции все равно компания с острова Мэн, то есть, видимо, в процессе размещения было принято решение все-таки еще ближе к британскому законодательству сделать структуру. Но если брать там совсем закрытые вещи, то можно сделать траст, но я думаю, что в отношении «Домодедово», скорее всего, действовало трастовое соглашение до момента раскрытия.
Казнин: На ваш взгляд, то, что давление оказывается на «Домодедово» после ледяного дождя, после теракта, коллапса, это может повлиять на IPO? Оно может не случиться?
Вайсберг: Я думаю, что все-таки давление есть, но этого давления есть определенный сдерживающий фактор в лице Владимира Путина, потому что Владимир Путин занял достаточно нейтральную позицию по отношению к ситуации с «Домодедово», и такого жесткого прессинга - мы знаем, что господин Каменщик приезжал на совещание к Путину по итогу этого коллапса с ледяным дождем - то есть, на мой взгляд, со стороны Путина был четкий сигнал, что убивать нельзя, как был в случае с «Уралкалием», с Зюзиным, с Ходорковским.
Казнин: Если бы это был не оффшор, а все бы было в России – отобрали бы?
Вайсберг: Знаете, разница между Россией и оффшором заключается в том, можно ли давить на людей, которые возглавляют. Естественно, на директоров оффшорных компаний давить сложнее, чем на российских. Могу привести пример. С «Ютэйр», например. Кто владеет сейчас «Ютэйр» - на самом деле, никто не владеет, потому что Пенсионный фонд как некоммерческая структура, у него нет собственников, и владея 75% акций «Ютэйр», «Сургутнефтегаз» сам, по сути, никому не принадлежит.