Сегодня Мосгорсуд не стал рассматривать кассационную жалобу Михаила Ходороковского и Платона Лебедева на приговор по второму делу. Судья Владимир Усов сообщил, что получил две дополнительные кассационные жалобы, их адвокаты направили в суд уже после прочтения полного текста приговора, и ему требуется время для их изучения.
Ситуацию обсуждаем с Каринной Москаленко, адвокатом Михаила Ходорковского.
Писпанен: Сегодня же, как только стало известно, что суд переносит рассмотрение кассации, естественно, появились сообщения и высказывались мнения, что это делается только по одной причине. Не потому что он не успел что-то там дочитать, а потому что завтра пресс-конференция президента Медведева.
Москаленко: И что?
Писпанен: И чтобы что? Чтобы не портить информационный фон или нет?
Москаленко: Да, но эта пресс-конференция была назначена после того, как уже стало известно о сегодняшнем заседании, о том, что оно должно пройти сегодня, и, как правило, решения выносятся в один и тот же день. Кассация не рассматривает дела больше одного дня за редким исключением, если только не будет отложено рассмотрение дела, как это произошло сегодня. Знаете, вы как журналисты, имеете право высказывать любые предположения.
Писпанен: Это не я высказываю, это эксперты высказывают.
Казнин: Мы ссылаемся.
Москаленко: Широкая публика имеет право высказывать любые предположения. Мы, юристы, не можем высказывать предположения. Единственное, что, наверное, следует отметить, что тот предлог, под которым сегодня дело было отложено, он неубедителен, потому что дополнительная кассационная жалоба была дана защитой заранее. И поскольку она представляет собой совсем не такой большой документ, в ней четко и очень коротко изложены все наши доводы, я так полагаю, что ознакомиться с ним было несложно. Сложно было ознакомиться с несколькими томами протокола судебного заседания, и более того, сегодня ведь суд сообщил о поразительной детали. Замечания на протокол судебного заседания были рассмотрены, последняя их часть, судьей Данилкиным только вчера – 16 мая, когда дело уже не находилось в Хамовническом суде, находилось в Московском городском суде, готовое к слушанию. Вот этот факт почему-то не вызвал отложения дела, хотя судьи, три профессиональных судьи, понимают, что протокол судебного заседания – это центральный документ. Вот все, что было в судебном заседании, не имеет никакого значения, если оно не отражено в протоколе судебного заседания. Это самый центральный документ, которым пользуется кассационная инстанция. Это несколько томов, и вот их-то как раз изучать было долго, сложно, важно. К тому же, только вчера решилась судьба протокола судебного заседания, в каком окончательном виде он будет существовать. Кстати говоря, то, что это было сделано вчера, не тогда, когда мы готовили свою кассационную жалобу? Ведь для чего протокол-то нужен? Это же не такой необязательный документ, на который не надо опираться. Это главный документ, на который надо опираться при составлении кассационной жалобы. Нам не выдавали в процессе своевременно протоколы судебного заседания, и нам в итоге не выдали своевременно результат рассмотрения наших замечаний на протокол судебного заседания, то есть итоговый вариант этого протокола. Протокол, конечно, в значительной степени сфальсифицирован, потому что в нем присутствует то, чего не говорилось, и наоборот, отсутствует то, что происходило в зале судебного заседания – это уже недостоверный протокол. А это значит, что протокола нет. Как рассматривать дело? Нет протокола судебного заседания. Нет достоверного протокола, нет, значит, и протокола.
Казнин: То, что потребовали Михаил Ходорковский и Платон Лебедев привлечь к ответственности Данилкина и ряд других персон – почему это только сейчас случилось? Ведь заявление госпожи Васильевой было сделано достаточно давно. Это чисто технический момент?
Москаленко: Знаете, это, скорее всего, технический момент, потому что когда мы услышали заявления госпожи Васильевой, все одновременно подумали об одном и том же – нельзя оставить эти сообщения без внимания. Другое дело – какой-то определенный период времени мы думали, может быть, это какая-то провокация, может быть, что-то не так, может быть, завтра она откажется от своих слов.
Писпанен: Вообще все были в растерянности.
Москаленко: Многие были в растерянности. Я, например, не знала, как оценивать этот факт. Когда она повторила свои утверждения, когда она прошла некое испытание на неком детекторе, если можно считать это, знаете, не будем отрицать достижения науки, все-таки она пошла на это. Интересный факт, установлено, что она не находилась ни под чьим влиянием, что это было ее собственное решение. Да и выглядит она очень искренне. Я пересматривала пару раз, а некоторые моменты просто по нескольку раз. Вижу, что это человек, которого действительно глубоко взволновала эта нездоровая ситуация.
Писпанен: Дальнейшая ее судьба, в общем-то, показывает.
Москаленко: Она же ведь собиралась работать. И более того, я как адвокат рассуждала, думаю, если к ней будут применены определенные меры, у нее есть хорошие основания для защиты. Но она не смогла. Она спонтанно действует, и я поэтому ей доверяю. Я ее совсем плохо помню, она появлялась в зале судебного заседания, я как-то не очень обращала на нее внимание, но вспомнила ее лицо. А вот тут для меня некая героиня, которая не согласна хранить молчание, там, где все привыкли хранить молчание. Да, это так положено, да, есть вмешательство, все об этом знают. Но она – человек искренний, и она не смогла принять.
Писпанен: Раз уж затронули тему искренности и такого человеческого душевного порыва, когда вот не могу больше, интересно ваше мнение как адвоката - не может система взорваться изнутри? Смотрите, как много стало таких в последнее время заявлений – военные обращаются напрямую к президенту, сотрудники милиции, полиции.
Москаленко: Так, еще что вы в этом ряду перечислите?
Писпанен: Прокуроры.
Москаленко: А вы судью Кудешкину Ольгу Борисовну помните? Это та судья, которая взорвалась и сказала: «Не потерплю никакого давления на меня». И вы знаете, это единственная судья, для которой мы выиграли дело в Европейском суде по правам человека. Европейский суд не принимает заявления судей, если они ставят вопрос просто о лишении их статуса. А вот то, что Ольга Борисовна тоже герой нашего времени, вышла в прямой эфир, вышла на радио, вышла в газеты, и рассказала, как происходит это давление, это сразу сделало ее, скажем так, неуязвимой с точки зрения ее репутации. Ее хотели оскорбить, унизить, с ней хотели мгновенно расправиться – мы сами себе решаем, кто у нас будет судьями, кто нет. Действительно, суверенитет страны подразумевает, что государство само определяет, кто будет судьей, но Европейский суд сказал: «если это репрессивная мера в связи с ее открытыми высказываниями по поводу того, что важно для всего общества в целом, вот она тогда жертва нарушения европейской конвенции о защите прав человека».
Казнин: Скажите, это заявление по поводу Данилкина и других судей. Ведь теперь неизбежно, если оно будет принято Следственным комитетом и прокуратурой, должно начаться некое расследование, а значит, госпожу Васильеву должны опять привлечь к этому, потому что она - главный свидетель. Она готова к этому?
Москаленко: Она не главный свидетель, она один из свидетелей. Я никогда с ней не общалась, насколько известно мне, коллеги по защите никогда с ней не общались. Это не возбраняется, но просто давайте оставим эту ситуацию вот в таком девственном состоянии, чтобы не было ничего наносного, чтобы не было ничего привходящего. Вот есть у человека своя гражданская позиция, пусть она идет с этой гражданской позицией. Она – носитель определенной фактической стороны, пусть она изложит эти факты. Вот когда это будет зафиксировано, если это будет зафиксировано – не будем забывать, что следственные органы, возможно, попытаются уклониться от проведения расследования по этому делу. Но вот если это произойдет, после этого мне, например, чисто по-человечески, не как юристу, было бы интересно с ней пообщаться по этому поводу, расспросить ее, может быть, поставить какие-то дополнительные вопросы.