Вновь встрепенулись противники введения в России ювенальной юстиции. Мол, лишение прав на детей — лучший способ давления на неугодных людей. Пока в России ювенальное право окончательно не введено. Но примеры того, как с его помощью решались в том числе и политические вопросы — уже есть.
Чуть больше месяца назад такой случай произошел с главной защитницей Химкинского леса Евгений Чириковой, после которого и заговорили про ювенальную юстицию как инструмент давления.
21 февраля органы опеки пришли к Евгении Чириковой в квартиру, показали заявление, которое якобы поступило от соседей — о том, что она плохо обращается со своими двумя дочерьми, морит их голодом и бьет. И попытались забрать двух дочерей.
В конфликт вмешался Павел Астахов — уполномоченный по правам ребенка в России. "Никто детей у Чириковой не заберет" — заверил он. Только после этого дело удалось уладить.
В мае прошлого года в местной газете появилась разгромная статья под названием "Автоваз. Стратегия катастрофы" — в которой журналистка Галина Дмитриева обвиняла руководство завода в умышленном доведении предприятия до банкротства. Через два дня после выхода материала органы опеки в компании наряда милиции пришли к Галине домой, забрали обоих детей — трехлетнего Никиту и шестилетнюю Александру. Обвинили мать в плохом с ними обращении. Три дня дети провели в приюте и только после серии сюжетов по всем центральным телеканалам детей журналистке вернули.
Происходит все по классической схеме: специалисты в области опеки и попечительства получают сигнал — это может быть и банальный донос, и заявление самого ребенка, и информация из любого детского учреждения. В течение часа этот сигнал передается в комиссию по делам несовершеннолетних. После чего к родителям выезжают представители ОВД. Решение об изъятии ребенка принимают на месте.
Оснований для изъятия ребенка может быть несколько: малоимущая семья, неудовлетворительные жилищные условия, воспитательное давление на ребенка, синяки или царапины, как признаки насилия над детьми, исполнение детьми домашней работы и другое. Известны случаи, когда детей отбирали у родителей из-за долга по квартплате.
Конечно, пока все эти меры на практике осуществляются не очень часто — по крайней мере в Москве случаев применения ювенальной юстиции не так много, как в регионах. Всего же в России 17 пилотных областей, где постепенно вводятся в практику ювенальные принципы. И среди основных претензий к ним — презумпция виновности родителей. И довольно формальный подход. Достаточно не пройти по какому-нибудь из нормативов, как тут же попадаешь в группу риска.
Плюсы и минусы ювенальной юстиции обсуждаем с Ольгой Литковой, главным консультантом правового управления аппарата Совета Федерации, директор общественного центра правовых экспертиз и законопроектной деятельности.
Дмитрий Казнин: Скажите, вот речь идет о ювенальной юстиции, казалось бы, но ведь на самом деле речь идет не об этом, речь идет об отношении, о том, как используются совершенно нормальные нормы, или вы не согласны?
Ольга Литкова: Нет, я не согласна. Я не могу сказать, что ювенальная юстиция – это нормальные нормы. Не могу назвать нормальным возможность государства вмешиваться в дела семьи по любому поводу и по усмотрению самих органов опеки. Ведь беда в чем, у нас уже введен ряд ювенальных норм, и они как раз и позволяют те действия, которые сейчас оглашались в вашей программе, еще целый ряд. Большое количество случаев, и они так или иначе выходят на экраны телевизоров, и люди сталкиваются все чаще с тем, что опека по таким довольно широким критериям отбирает детей или пытается это сделать. Дело в том, что у нас нет критериев вообще изъятия детей, а это все как раз и отнесено на рассмотрение чиновников. Разве может нормально работать такая система, разве можно с этим согласиться? Мы в итоге имеем то, что имеем – как раз изъятие и за долги по квартплате, и за бедность, и за неубранную квартиру, и каких только случаев нет. Именно потому. Что ювенальная юстиция предполагает, что чиновники должны решать правильно или неправильно в семье стоятся отношения, выполняются ли права ребенка. При чем права ребенка очень широко трактуемые, не просто права на жизнь и здоровье, как всегда было в нашем семейном кодексе, за которые вот только, кстати, и можно лишить родительских прав. Ювенальная юстиция без всякого лишения родительских прав забирает детей. Приходят, и если чиновники решают, что вы что-то делаете не так, то они забирают у вас ребенка. Я считаю, что с этим нельзя согласиться.
Макеева: Они забирают ребенка куда?
Литкова: Сначала помещают в больницу, и после больницы передают в приют. Они так же имеют право передать ребенка опекунам.
Макеева: А в больницу зачем, чтобы зафиксировать были, например, ребенка?
Литкова: Нет, это как карантин. Каждый ребенок, прежде чем поступить в приют, проходит обязательное медицинское освидетельствование. На синяки, конечно, смотрят, но цель не в том. Цель в том, чтобы ребенка как-то освидетельствовать медицински, дать какие-то медицинские заключения.
Макеева: Вот этот случай с арт "Войной", который мы только что описывали, с этим движением и с его активистами. Конечно, не хочется подсказывать, но вот есть ли основания забрать ребенка у них. Ну, вот они участвовали в неразрешенной акции протеста, ювенальная юстиция таким образом воздействовать?
Литкова: Вы понимаете в чем дело, если мы возьмем семейный кодекс. То он позволяет изымать ребенка до решения суда только в случае угрозы жизни или здоровью ребенка, это четкие основания. Вот органы опеки теперь и решают есть ли угроза жизни и здоровью или нет. Они обязаны обратиться в суд. Если они забрали ребенка. Я не знаю, была ли здесь угроза какая-то жизни, сомневаюсь. Я знаю множество случаев, когда нет никакой угрозы жизни, тем не менее квалифицируются действия именно как угроза жизни и вот по таким широким критериям как раз дети и изымаются.
Казнин: Ну, а какая альтернатива? Чтобы, например, ребенка били или обращались плохо, и он не имел возможности никуда обратиться. Или если ребенок совершил все-таки преступление, его сразу сажать в колонию, не проводя никакой работы, как говорит ювенальная юстиция.
Литкова: Нет, вы как-то все вместе. Нет, тут дело в чем: если ребенка истязают, ему наносят побои, то у нас есть уголовный кодекс, по которому все принадлежат к ответственности, в том числе и родители, и тут никакие специальные ювенальные нормы не нужны, они, на самом деле, не на это нацелены. Они нацелены на взаимоотношение родителей и детей – принципиальный момент, а почему – именно для профилактики правонарушений, потому что считается что если дети совершают правонарушения, значит с ними дома там что-то не так. В целом, может быть, посыл и правильный. Часто обстановка дома способствует тому, что дети становятся преступниками, но она не единственная, и это не дает основания так широко вторгаться в сферу этих отношений. А то, что дети должны иметь возможность реабилитироваться, то, что карательная система не должны подходить и к подросткам и ко взрослым с одной меркой – это разумеется.
Казнин: Но она подходит.
Литкова: Нет, она не подходит. Это у вас впечатление от того режима, который был у нас и достался в наследие от старого. Но, на самом деле, в последнее время очень много введено норм в наше законодательство, которые позволяют, и есть установки целевые, когда детей не сажают в тюрьму. У нас сейчас практически невозможно несовершеннолетнему сесть в тюрьму. Да, в какой-то части благодаря тому, что пошла у нас эта политика ювенальная. Но опять же это не есть ювенальный суд, потому что ювенальный суд отличается о суда общей юрисдикции не тем, что он дает более слабые наказания или реабилитирует, а тем, что ювенальный суд может подписать семье какие-то вещи. Допустим, если ребенок совершил кражу. То родителям могут предписать. Что вы давайте ему ежедневно такую-то сумму денег, чтобы ваш ребенок не воровал сотовые телефоны. Вот в чем дело, понимаете, - во вторжении в семью. А давать детям более слабые наказания, относиться к ним по-другому, в этом наше законодательство сейчас наиболее даже либерально по сравнению с другими странами, с западными даже странами.
Макеева: Если вот эти нормы позволяют использовать ювенальное давление на людей. У которых конфликт с властью – художественного свойства или экологического, вам такие случаи известны?
Литкова: Да, конечно, мне известны. Помимо того, что я работаю в законодательном органе, но сейчас я, естественно, выражаю точку зрения свою, а не законодательного органа, в котором работаю, но и в то же время я возглавляю общественно-правовой центр, как раз мы занимаемся этой проблематикой. Люди обращаются. Помимо Евгении Чириковой, таких известных случаев журналистки из Тольятти, еще есть целый ряд случаев. Которые как раз свидетельствуют в пользу того, что эта система сейчас активно используется в качестве карательного органа, как раз для сведения счетов. Она может использоваться ведь еще и в качестве коррупционного органа, это может быть и система для вымогательства, про это тоже не надо забывать. Я пока не знаю таких случаев. Но это вполне реально.