Монгайт: Вы же должны были играть главного героя. Вы же так похожи: у вас абсолютно тот же тембр голоса… Я знаю, что вы должны были.
Высоцкий: Я открою вам страшную тайну продюсерскую, которую мы держали в секрете.
Монгайт: Браво! Хотя бы одна страшная тайна.
Высоцкий: Я не просто должен был…
Монгайт: Я и есть Высоцкий!
Высоцкий: Я работал несколько месяцев, я готовился, я занимался в спортивном зале, я похудел, я осваивал семиструнную гитару, я смотрел его хронику, я учился улыбаться под него и так далее, хотя я был главный противник идеи, потому что это – невозможно. Потому что в авторском кино это можно. Хотя там говорили: «Никита, ты не бойся, в кино мы возьмем парня с фигурой Владимира Семеновича. Ты – на крупных планах, он… Даже худеть тебе не надо». На мне стали испытывать пластический грим. Несколько месяцев это продолжалось. Под меня подобрали крупных актеров, которые провели кастинг и в какой-то момент мы все дружно решили, что это невозможно. Это невозможно, потому что я - совершенно другая данность.
Монгайт: Скажите, от этого же можно сойти с ума. Мало того, что вы занимаетесь его…
Высоцкий: И я сошел.
Монгайт: В вас его наследство, так вы еще его и играете. Это же абсолютная шизофрения!
Высоцкий: В тот момент была абсолютная шизофрения. Мы должны были переболеть. В этой картине мы работали пять лет и несколько месяцев – это был сумасшедший дом, Кащенко, и я был главным, не знаю кем, не главврачом, а вот таким… Я был вот этим.