24 июня премьер-министр Михаил Мишустин на заседании правительства России распорядился выделить более 10 миллиардов рублей на ежемесячные пособия беременным женщинам, которые оказались в трудном материальном положении. А также свыше 36 миллиардов рублей власти направят на выплаты нуждающимся одиноким родителям с детьми от восьми до 16 лет включительно. Перечисление средств начнется с 1 июля. Маргарита Лютова обсудила с профессором Высшей школы экономики Евгением Гонтмахером то, насколько помогают такие выплаты решить проблему бедности в стране и какие сложности есть в реализации подобной адресной помощи.
Переходим чуть дальше, чуть подробнее к бедности. Мы уже сегодня упомянули пресловутую адресность. Я читала вашу недавнюю статью как раз по поводу адресности, хотела обсудить, потому что действительно мы очень часто слышим, что давайте наконец более адресно помогать, уже годами об этом пишут Счетная палата, Минфин.
Но проблема-то ведь не только в тех, кто официально находится за чертой бедности, то есть живет меньше чем на прожиточный минимум, и в этой связи, как думаете, мы когда-нибудь услышим честное сообщение о том, что да, у нас очень большая доля населения, которое живет на очень скромных жизненных стандартах? Я не так давно видела исследование, которое делал научно-исследовательский социологический центр Российской академии наук еще до пандемии, и по нему 65% россиян, 65%, я хочу обратить на эту цифру внимание зрителей, живут в условиях неустойчивого, очень уязвимого положения, материального неблагополучия, то есть это менее трех прожиточных минимумов.
Маргарита, есть исследование, которое тоже было до ковида сделано Высшей школой экономики, там Институт социальной политики сделал очень интересное исследование. Они как бы разделили все российские семьи по двум типам жизни. Первый тип ― это борьба за выживание. Что это означает? Это означает, что даже у вас и есть деньги, но это от зарплаты до зарплаты, вы тратите только на самое необходимое, у вас нет денег на развитие.
Например, вы не можете дать ребенку дополнительное образование, вы не можете сходить к платному врачу, вы не можете поехать в отпуск ― повторяю, это было до пандемии ― куда-то, не просто поехать на дачу и там картошку копать, а реально куда-то поехать, и много чего другого, да, например, вы даже не можете обзавестись нужным количеством гаджетов в семье. Кстати, школьная удаленка в прошлом году показала же, что это катастрофа, когда один смартфон ― это в лучшем случае ― в очень многих семьях и школьники несчастные пялились в этот маленький экран, видели там, знаете, таблицы, графики.
Это еще если есть хорошее интернет-подключение опять же.
Да, и не у всех есть хороший интернет. Помните знаменитый случай, когда парень на березу залезал? И прочее.
Так вот, семьи, которые живут в режиме выживания, и те семьи, которые имеют возможности для развития ― это две трети к одной трети. То, о чем вы сказали, 65%, две трети семей живут в условиях… И я думаю, пандемия это только усугубила.
Есть очень много других косвенных параметров, которые именно на это указывают, например, давно еще, года три назад, по-моему, насколько я помню, ВЦИОМ проводил исследование к началу учебного года, и оказалось, что у двух третей семей есть проблема собрать ребенка в школу.
Собственно, еще одно подтверждение этой цифры.
Это один из маленьких параметров. Слушайте, не случайно Путин ввел в этом году к учебному году эти десять тысяч рублей. Я не знаю, вряд ли одно с другим так напрямую связано, следование, но понятно, что это некая проблемка, да.
Есть проблема, что у нас у двух третей семей нет сбережений вообще. То есть люди как раз живут, что называется, получили деньги, потратили, а как они будут жить в следующем…
А еще они, скорее всего, многие из них закредитованы.
Они закредитованы, да, там и микрофинансовые эти организации и так далее.
Я к чему? Что перед тем как говорить о какой-то адресности, мы должны понять, а вообще что мы имеем на самом деле.
Да, может быть, она другая совершенно должна быть, эта адресность.
Конечно!
Не надо выискивать самых бедных.
Прожиточный минимум, слушайте, я имел прямое отношение к его введению в 1992 году, вот этими руками. Это было, как было сказано в указе Ельцина, на время кризисного состояния экономики.
А мы до сих пор и в самые благополучные годы все смотрим, 12% населения у нас за чертой бедности или 13%, ой, снизилось.
И это на самом деле реальная черта бедности, хотя, я повторяю, бедность многомерна, нельзя ее определять одним параметром.
Конечно.
Если мы вернемся даже к чисто монетарным, да, текущий доход, на самом деле, если взять тот минимальный потребительский бюджет, который был введен Горбачевым летом 1991 года, снова же я тоже к этому имел некое отношение, сейчас ниже вот этого минимального потребительского бюджета живет порядка четверти населения.
Но если мы возьмем другие вот эти параметры, о которых мы с вами говорили: наличие имущества, возможность доступа к каким-то услугам и так далее, ― то эта зона расширяется довольно существенно. Может быть, не две трети, но то, что (давайте так скажем) малообеспеченных людей, которые нуждаются не то что в прямой помощи деньгами… Здесь же мы тоже должны понять, что это зависит от состояния нашей экономики. Это в основном работающие люди, значит, им просто негде заработать часто. Это наши рабочие места, которые в своей массе дают маленькую зарплату. Слушайте, во многих регионах 20 тысяч рублей считаются хорошей зарплатой. Были опросы тоже недавно, людей там спрашивали, не в Москве, в регионах: «Какая желательная была бы для вас зарплата?». 40 тысяч рублей. Это люди мечтают о такой зарплате, вы понимаете?
Поэтому тут очень глубокая коренная проблема. При нынешней экономике даже с нынешними загашниками этими всеми… Есть же идея: давайте, Всемирный банк недавно написал, предложил России, знаете, минимальный гарантированный доход. Давайте типа до прожиточного минимума.
Всем раздадим.
Там где-то тоже 500 или 600 миллиардов рублей, давайте каждой семье, кто там находится, поможем и прочее. Возникает вопрос: а те семьи, которые чуть выше, между одним и двумя прожиточными минимумами? Они что, у нас живут очень хорошо, у них все благополучно и так далее? Нет. Я повторяю…
Это не говоря уже о тех, кто между двумя и тремя прожиточными минимумами, тоже это вряд ли…
Тут же возникает вопрос, кто конкретно по каждой семье определит, как она живет.
Да и зачем.
Я об этом как раз в своей статье написал. Сидя в Москве, определить, на Камчатке какая конкретно семья бедная, а это не бедная, вот этой помочь, невозможно. Даже если ты сделаешь общие критерии и спустишь туда вниз, в регионы, нет. И это проблемы, как раз у нас же местное самоуправление свели фактически к нулю. Это проблема местного самоуправления, местных сообществ. Они же прекрасно знают, кто у тебя в твоем городке, в деревне, в твоем районе кто нуждается и в какой помощи, там же миллион разных может быть видов этой помощи, не обязательно деньгами, много чем другим, понимаете?
Поэтому здесь, я и говорю, перед тем, как бросать этот клич, что давайте мы все сделаем адресно и наши все проблемы уйдут, я повторяю, это не решение проблемы. Хотя я, конечно, за адресность, безусловно, хотя есть другая философия, по целому ряду пособий в европейских странах существует другой принцип, не только адресности. Я налогоплательщик, я даже богатый, я плачу большие налоги. Почему я не могу получать пособие на ребенка? Да, это на заявителя, я могу не написать, мне не нужны эти небольшие деньги, но я имею право, я же налогоплательщик.
Как сейчас с детскими выплатами было во время пандемии, в общем-то, у нас.
Да, детские выплаты же, слава богу, были сделаны без всяких там needs testing, как говорят, то есть без проверок нуждаемости. И сейчас к школе тоже десять тысяч будет. Потому что там же возникает куча проблем, вы понимаете, пограничные состояния.
Конечно, получить все эти справки.
Справочки. Тут же сейчас же есть мода оценивать недвижимость. Вы, допустим, мало зарабатываете в текущем виде, вы отдыхаете дома, а у вас там два автомобиля. Как же мы?..
Это немножко, вы знаете, очень примитивно.
Да, хочется сказать: «Это мелко».
Это решение проблемы на уровне какого-то, не знаю, суперкризиса, который был в начале эпохи, когда Советский Союз развалился, по такой схеме действовали Казахстан, Армения, страны, которые упали… В общем, у нас в России тоже к этому подталкивали ― какой-то один признак взять, внешний, подходишь к дому, условно говоря, дом отремонтирован, покрашен, значит, этой семье не надо оказывать помощь, потому что у нее где-то что-то есть. Может и есть, я не знаю, понимаете?
Эта психология, да, «я налогоплательщик, почему бы не иметь права на»…
А у нас нет такой психологии.
В том и дело, да.
У нас же психология, что у меня выдрали эти налоги, и все, я про них забыл, а как у нас некоторые наши руководители говорят? «Это государевы деньги». Это же философия, которая там сидит в головах.
Да.
Хотя это деньги людей, и эти люди, кто у нас там в правительстве, они же просто посажены как-то этими деньгами управлять, отчитываясь за это, но это не их деньги, а они часто действуют, исходя из того, что нам виднее и прочая.
Поэтому перед тем как бороться с бедностью, вообще с ней надо бороться, нам нужна реальная программа по борьбе с бедностью, не примитивное вот это, что мы этим дадим, и все. Надо осмыслить проблему. А на самом деле проблема вообще в том, что Россия ― бедная страна. У нас страна массовой необеспеченности. Здесь надо решать проблемы глубинные, а не только… Межбюджетные отношения, развитие того же малого бизнеса. Вы понимаете, что чем более развит малый бизнес, тем меньше бедности. Это же очевидно, Маргарита.
Конечно, чем проще открыть свое дело, тем меньше людей бедных.
В Соединенных Штатах больше 50%, даже больше 60% людей работает в малом бизнесе. В Европе в основном такие же цифры. У нас 20%, причем у нас малый бизнес скукоживается по итогам прошлого года, он выжил, но он выжил, очень сильно пострадав. А сейчас они с этими QR-кодами, видите, они начинают снова хвастаться за голову.
Конечно, они говорят, что это фактически локдаун для них, для кафе, ресторанов, в общем, то же самое.
Да, это узкая сфера, но тем не менее.
Вот у нас получается, значит, что вместо какого-то… Всех этих сложных мер, которые нужно было бы принимать, не просто мер, а то, что называется этим пресловутым «институциональные реформы». Это все у нас не происходит, у нас происходят эти выплаты, значит, копеечку туда, копеечку сюда, сейчас новая выплата беременным ― но опять же в трудной финансовой ситуации только беременным женщинам.
Слушайте, я тут написал реплику по этому поводу, я не выдержал.
Да, я тоже хотела вас к ней обратить.
Я, кстати говоря, не сразу, через пару дней до меня дошло.
Да, давайте напомним: 6300 рублей будут получать беременные женщины до рождения ребенка, но если они находятся, как это называется, в трудной финансовой ситуации.
Если они встали на учет в ранние сроки беременности.
Да, еще и к тому же встали на учет.
В женской консультации, да. Нет, решение это правильное, я не возражаю.
Да, вроде бы что плохого?
Потому что действительно часть этих беременных женщин находится в сложной жизненной, финансовой, сложной финансовой ситуации, как было сказано. Но Мишустин меня сразил, когда это объявлял, цифрой. Оказывается, более 400 тысяч женщин находится в такой ситуации, получит это пособие.
Я тут же быстро прикинул: это около трети женщин, которые вообще рожают.
Страшная цифра.
У нас рождений в год сейчас где-то миллион триста, миллион четыреста.
Кстати да, возвращаюсь чуть назад, довольно часто в исследованиях звучит, что очень сильный фактор снижения общего положения домохозяйства ― это рождение детей.
Это всегда, это в любой стране.
Что это вообще отбрасывает в неблагополучную зону у нас очень часто.
Маргарита, вся семейная политика, есть же такое понятие, вы знаете, глобальное, она направлена на смягчение вот этого удара. Рождение ребенка ― это снижение доходов. Но если семейная политика эффективна, то она это смягчает довольно серьезно. Вообще есть стандарт даже, который принят в Организации экономического сотрудничества и развития, что на семейную политику тратится не менее 3–4% ВВП. Я повторяю, не на стимулирование рождаемости, это разные вещи, а на семейную политику, поддержку тех семей, где ребенок уже родился. У нас порядка 1% тратится, причем, понимаете, наш процент и процент во Франции ― это немножко разные вещи.
Но 400 тысяч!
То есть каждая третья из тех, кто рожает.
Женщина, которая рожает в России. Почти, там 27% с чем-то, около 30%. Получается, что она находится в сложной финансовой ситуации. Это к вопросу о бедности снова, Маргарита, это что, не признак того, что у нас бедность ― не эти 14 или 13%, которые указом президента надо в два раза снизить теперь уже к 2030 году?
Конечно, нет. Когда-нибудь, да.
К 2030 году, да, это далеко. Понимаете? Поэтому я бы сказал… И потом, да, это пособие, видите, очень так дифференцировано снова. Кто-то будет определять, что эта женщина, вот эта в сложной финансовой ситуация, а эта не в сложной ситуации.
То есть беременной женщине нужно собрать массу документов, все это куда-то отнести.
Да, и пойти, чтобы получать эти шесть, половину прожиточного минимума. Это не лишние деньги, безусловно. Понимаете, так же, как недавно указом президента поправили, теперь пособие на ребенка, да, одно из пособий, которое платится, по-моему, до трех лет, они его дифференцировали. До этого оно было всем женщинам положено, оно небольшое, теперь его дифференцировали, что оно как-то зависит все-таки от материального положения семьи, его размер, длительность его выплаты и так далее. Я думаю: господи, так сколько же теперь потребуется усилий, несмотря на цифровизацию, чтобы развести каждую вот эту семью, где есть такой ребенок, вот этим дадим эти копейки, а этим не дадим и так далее?
Понимаете, у адресности есть где-то какой-то предел, когда она превращается в абсурд, когда расходы на ее администрирование и социальные какие-то вещи становятся неприемлемыми.
Фото на превью: pixabay.com