В программе «Политика. Прямая линия» Анна Немзер обсудила с главным редактором The New Times Евгенией Альбац, что ждать от грядущей встречи в Женеве президента России Владимира Путина и президента США Джо Байдена.
Я вижу сейчас, конечно, еще очень такой выраженный запрос в ситуации, когда людям страшно, вижу запрос на помощь атланта сверху, то есть на помощь Байдена на самом деле, а встреча с Байденом у нас через неделю. И вот этот запрос, может быть, инфантильный на самом деле: мы все попробовали, мы выходили на митинги, тут у нас закрыли все, тут у нас вот это сделали, всех оппозиционных политиков или посадили, или заставили уехать из страны. Вот теперь уже пусть придет большой дядя сверху, который вообще-то не нанимался нас спасать, честно говоря, у него своя страна, но пусть он хоть что-то сделает, потому что невозможно. Я это очень ощущаю.
Что будет в реальности? Как возможен этот разговор, как возможны эти договоренности?
Ох, я была бы богатым, очень богатым человеком, Аня, если бы я умела отвечать на эти вопросы. Я бы сейчас вложила деньги во что-нибудь, что при том или ином развитии событий 16 июня в Женеве. К сожалению, я в это не умею.
Поэтому понятно, что есть два варианта. Есть первый вариант, что Байден и его администрация выбрали, так сказать, политику, которую обычно связывают с именем Генри Киссинджера, а именно политику умиротворения: главное, чтобы этот непредсказуемый русский царь не начал вдруг бомбить Украину или еще что-то, как мы видели, как случилось после того, как Байден согласился с тем, что Путин убийца, и Путин сидел и ждал, когда Джо ему позвонит и скажет: «Вова, мы с тобой равные».
И тогда, если у них вся идея заключается в том, чтобы просто как-то защищаться от непредсказуемых людей в российской власти, это один вариант. Им совершенно плевать на то, что происходит внутри страны, и Путин им скажет: «Ребята, вы сюда не лезьте, а я вам особенно не буду мешать». Я не думаю, что они могут себе такой вариант позволить, просто не думаю, что они могут себе позволить. Это для них слишком, мне кажется, рискованный вариант.
Есть другой вариант, при котором Байден ему скажет: «Сейчас у нас санкции введены против этого, этого, этого. У нас осталось еще достаточно вариантов. Например, мы можем ввести санкции против российской нефти, грубо говоря, выбрать иранский вариант санкций». Знаете, когда-то, когда в Иране активно начали разрабатывать ядерное оружие, то Соединенные Штаты тоже вводили разного рода санкции, это совершенно не работало. А потом, в 2012 году, они ввели санкции против всех иранских банков, включая то, что у них примерно как наш Центральный банк, и больших компаний и против нефти. И тогда в Иране инфляция была 43%, были голодные бунты, их там называли «куриные бунты», да, люди вышли на улицу, и тогда аятоллы встали на колени и сказали: «Все, мы отказываемся от быстрой разработки ядерного оружия, только перестаньте это с нами делать».
Конечно, Россия ― это не Иран, и тем не менее я не думаю, что миллиардеры в российской власти хотят доводить ситуацию до такого варианта, тем более что, еще раз, как вы совершенно правильно сказали, многие их дети и внуки, читайте журнал Tatler, что называется, учатся, либо они в boarding schools, либо они в университетах самых разных, не обязательно первых, хотя Йельский университет просто сейчас кладезь детей, в разных других университетах и в Швейцарии, и в Великобритании и так далее. И я не думаю, что они захотят выслушать истерики их жен и любовниц, которые вдруг узнают, что в Париже они не могут присутствовать на очередном дефиле.
Первый сценарий. Вот этот сценарий со словом «суверенитет»: пожалуйста, внутри у себя творите что хотите, травите, сажайте ― мы не смотрим. Давайте договоримся, у нас nuclear deal, давайте договоримся по кнопке в интересах наших обеих стран, мы действительно к вам туда не лезем.
Эта схема вообще в принципе работающая? Бывает суверенитет, которому достаточно своего суверенитета? Потому что что история с малазийским «Боингом», что история с Протасевичем недавно показывает, что этот суверенитет расползается за пределы очерченных ему, предложенных ему географических границ. Это же неработающая вещь.
Когда Путин говорит о суверенитете или люди Путина говорят о суверенитете, они имеют в виду не только Россию, но и подбрюшье российское, да. Они имеют в виду: «Не лезьте в нашу Беларусь, не лезьте в нашу Украину». Возможно, «не лезьте в наш Казахстан». То есть Путин, концепция российской внешней политики с того, как Путин пришел во власть, ― что у России есть сфера своих интересов.
Путин считает, что российская власть имеет право диктовать свою волю бывшим республикам Советского Союза. С кем-то они хотят это делать, как Украина, Беларусь и в известной мере Казахстан. Мы видим, что Таджикистан, конечно же, теперь провинция России просто потому, что Россия вынуждена там иметь войска, чтобы защищаться от Афганистана. В Киргизии немножко уже по-другому, в Узбекистане тоже немножко по-другому, но неважно. Путин имеет в виду это в более широком смысле, это первое.
Но второе ― я вам напомню, что при Брежневе ведь тоже в Советский Союз приезжали и Никсон, и Картер, разговаривали с Брежневым, и это ровно то, на чем настаивал Брежнев вплоть до 1975 года, когда была подписана третья корзина Хельсинкского соглашения по безопасности в Европе, которая объявляла права человека над суверенными. То есть они говорили, что нельзя убивать кого хочешь у себя на территории, вообще-то нельзя.
Но они тоже приезжали, и тот же самый Никсон договаривался с Брежневым по ядерному оружию, но при этом именно Никсон уговорил Брежнева, чтобы позволили евреям совершать алию и уезжать, значит, на Землю обетованную. Понимаете, то есть там тоже, конечно, это не такая жесткая схема. Но мне кажется, что Джо Байден по своей биографии, потому что он католик и ирландец в подавляюще протестантской стране, если мы не говорим о востоке Соединенных Штатов, и как он сам говорит, что везде… В недавнем своем интервью The New York Times он сказал, что во всех городах первое место (имеется в виду восток Соединенных Штатов) держали выходцы из Англии, англичане, а ирландцы как бы были существами второго сорта.
Мне кажется, что для него все-таки вопрос прав человека имеет некоторую личную коннотацию, и тем более что он тридцать лет так или иначе возглавлял то юридический комитет Конгресса США, то возглавлял комитет по внешним сношениям Сената и так далее. То есть он все-таки очень опытный человек, он понимает, что Конгресс ему снесет голову, если он выберет в чистом виде доктрину Киссинджера как новую политику Соединенных Штатов.
Наконец, третий аргумент заключается в том, что люди, которые сейчас находятся во главе Государственного департамента, ― это люди, которые очень неплохо знают наш регион. Они отлично понимают, что Путин не остановится. Если сейчас ему сказать: «Ну ладно, забирай Беларусь, только, пожалуйста, не трогай нам Украину», он обязательно пойдет в Украину ровно потому, что, понимаете, это еще очень важная вещь, когда вы имеете дело с чекистами. Чекисты уважают прямоходящих, тех, кто встает на колени, обязательно добивают, потому что человек, который встал на колени, уже унижен, он все равно бросится вам на горло.
Поэтому у них принцип вот такого продавливания. Они смотрят: «Так, а здесь удалось продавить? Мы пойдем давить и дальше». Ровно поэтому так важно, насколько сейчас Европа примет реальные санкции в отношении Беларуси из-за того, что Лукашенко проделал с самолетом Ryanair, где 130 человек были на борту, посадив самолет для того, чтобы арестовать оппозиционера, 26-летнего оппозиционного журналиста Романа Протасевича, потому что они очень внимательно наблюдают, как далеко можно пойти. Это, знаете, как тренированная собака. Если она знает, что здесь установлены электронные заборы и если она перешагнет за эту линию, то ее ударит током, то она туда не будет даже подходит. А если она знает, что никакого забора нет, она обязательно выйдет наружу.
Фото на обложке: Дмитрий Азаров / Коммерсантъ