В новом выпуске программы «Политика. Прямая линия» Анна Немзер и политолог Аркадий Дубнов обсудили, почему Джозеф Байден позвонил Владимиру Путину несмотря на то, что еще совсем недавно назвал российского президента убийцей, где могут проходить очные переговоры глав двух стран, и что, помимо вопросов стратегического оружия, станет предметом обсуждения между Россией и США.
Почему Байден, как мне кажется, первая реакция, почему Байден взял да позвонил? Во-первых, он все-таки позвонил сначала Зеленскому, это очень важно. Да, Зеленский number one был во внешней политике в Европе, да, и Россия там среди всех еще только одна страна, а не просто, так сказать… Это не Китай.
Он позвонил Зеленскому, с ним выяснил свои отношения, мы не знаем, какие, но разговор был долгий, да, час. Потом он звонит Путину, и первое мое восприятие было такое очень эмоциональное: ну вот, он же знает, что Путин обладает таким имиджем непрогнозируемого парня, что хочет, то и делает, никто не знает, что у него там. Сработает какой-то триггер ― и пойдет, так сказать, зелеными человечками в Крым. Может, и не пойдет.
И поскольку сам Путин очень настойчиво и все его окружение культивирует этот образ, просто создает, если, не дай бог, как-то начинает создаваться впечатление, что он парень рациональный, ― нифига, у него там вообще есть свои тараканы, наш государь такой. И это, в общем, так или иначе, создает некое, отбрасывается зеркалом туда, за океан, да. И он думает, Джо Байден: «Черт его знает, он так там начинает кружить своими гусеницами вокруг Украины, там две армии, какие-то дивизии воздушно-десантные, да хрен его знает! Ему же вообще по барабану, у него же там каждый год по одному Воронежу, он же, так сказать, бомбит свой Воронеж каждый год, что ему еще раз отбомбиться, да? Нет, надо бы как-то упредить это».
Тем более что все сигналы шли отсюда, что мы готовы, мы готовы, даже Шойгу, я уже не говорю про Патрушева, который уже все сказал, да.
Патрушев да, к Патрушеву мы вернемся.
Это самое главное, что он сказал, все остальное ― лирика. Это правда, это не я сказал, уже все аналитики про это говорят, да. В общем, он мог бы интервью «Коммерсанту» закончить на первой фразе.
Вот и все. Поэтому ― ах, ну так? Тогда что? Тогда хорошо, значит, все-таки он не совсем не прогнозируем, да, ничего. И все, теперь вернемся к его фразе, как он может говорить с убийцей. В общем, он не сказал, он просто не мог увернуться, какой-нибудь более изящный парень что-нибудь сморозил бы в ответ на это, да, а этот… Но очень хитро улыбнулся, из чего мы понимаем, что это не оговорка, он так думает, да. Но раз он так это сказал, можно так и выворачивать с этой недоговоренности к конкретным действиям.
Нормально, в общем, нормально, но проблема-то ведь в том, что мы с вами здесь сидим и так это обсуждаем. А ведь у меня нет телевизора, но я знаю, что заливаются там наши эти самые голуби, соловьевы и барышни, что это великая победа российской внешней политики и лично Владимира Владимировича, да. Продается это великолепно. Вот это будет сейчас, конечно, продаваться долго и долго, да. Но до тех пор, пока они не встретятся, скажем, в том же Хельсинки, оказывается, Путин уже говорил с президентом Финляндии, как-то так мне показалось, что не случайно прямо сразу и поговорил после разговора с Байденом, Хельсинки для нас считается хорошей традицией переговоров с американцами, да. Поэтому почему бы не повторить, что называется? Как лепится на задних стеклах наших машин немецкого происхождения. Вот так.
Понятно, что у Вашингтона есть действительно вполне определенная задача ― договориться по каким-то вопросам, как Байден и сформулировал: вопросы стратегического оружия, которые важны для наших обеих стран, и тут, извините, эмоции не эмоции, мораль не мораль, убийца не убийца, но договариваться придется.
А все-таки помимо этого? Я думаю, что если завести разговор только на эту тему, договориться действительно можно будет, а потом можно будет дать комментарий про то, что души не увидел и так далее. Но помимо этого есть реваншистская политика в Украине и есть действительно кейс Навального. Это можно будет как-то оставить за пределами, надо будет этот вопрос поднять формально для галочки, чтобы американский президент своим ртом произнес это, а потом это осталось бы без ответа или на это был бы получен какой-то, значит, уклончивый ответ? Можно это вообще отодвинуть с повестки или произнести это в каких-то исключительно?..
Я понял. Мне кажется, есть две разных темы, сначала с первой, с которой легче. Как ни странно, мне кажется, что с Украиной легче, потому что хотя считают, что это тупиковая проблема, но есть первый этап вхождения в эту проблему ― заморозить это все, эту историю заморозить. Мы уже прекрасно знаем, за тридцать лет у нас много чего заморожено, да?
О да.
Действительно, это лучший выход. Я думаю, что правда политического решения нет, так сказать, минская группа, в общем, подыхает, так же как подыхает и группа ОБСЕ карабахская, да, хотя все пытаются, делают вид, что они ее реанимируют. Просто нет концепции, да, которая могла бы быть приемлемой.
Так что здесь как только Путин договорится с Байденом о красных линиях: вы как бы не берете Украину в НАТО или говорите, что какое-то время, так сказать, это замораживается, да, мы перестанем дергать Киев за усы. Замораживаем.
Фото: Алексей Никольский / ТАСС; The White House / Flickr