В гостях у Льва Пархоменко в программе «Деньги. Прямая линия» — профессор, доктор экономических наук, заведующий отделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН Яков Миркин. В частности, поговорили о том, способно ли правительство Михаила Мишустина отойти от сценарий развития экономики по модели «осажденной крепости» и совершить экономическое чудо.
Да, Яков Моисеевич, спасибо, что вы к этому подвели, потому что как раз хотел поговорить немного об этом потерянном десятилетии, о котором вы тоже писали. В общем, это такой уже почти штамп, что ли, да, потерянное десятилетие. Правда, его везде, я не в том смысле оценки качества текста, я к тому, что мы очень много слышим.
С ним начинают бороться, во всяком случае.
Да, мы очень много слышим это словосочетание по абсолютно объективным причинам, потому что цифры говорят сами за себя. Действительно, если мы смотрим на уровень доходов, мы там же, где мы были в 2010 году. Если мы смотрим на уровень… Примерно, да. Если мы смотрим на ВВП на душу населения, там же. И так далее, и так далее, по каким-то таким ключевым метрикам мы никуда не сдвинулись.
С другой стороны, все-таки тут невозможно не обратить внимание, например, не знаю, видели ли вы последнее выступление нашего президента Владимира Путина как раз на встрече с журналистами, которая якобы была закрытой, потом опубликовали это видео. Президент там говорит о нескольких конкретных вещах: о ВПК и о тех результатах, которых добились там, об аграрной политике, результатах, которых добились там. Все время говорит: «Да, что-то там, есть проблемы, понятно, мы все понимаем и так далее», но тем не менее отмечает, что есть какие-то прорывные результаты.
В этом смысле тут мой первый вопрос: насколько все-таки вот эта оценка, как потерянное десятилетие, как вам кажется, справедливо ее делать только на основе уровня дохода населения и ВВП на душу населения? Или все-таки можно говорить о том, что где-то не сдвинулись, а где-то сдвинулись, и очень хорошо? Или все-таки это не имеет значения?
Да, вы совершенно правы, где-то сдвинулись, и очень хорошо. Это действительно так.
Но насколько это на самом деле имеет значение? Или это такая хорошая игра…
Вот смотрите, есть важная вещь. Мы действительно с точки зрения экономики каждый год отставали, но есть очень важная вещь, я надеюсь, что это правда: что десять лет тому назад ожидаемая продолжительность жизни в России была чуть больше 68 лет. В 2019 году ожидаемая продолжительность жизни в России была больше 73, 73 года и три месяца, по-моему. Наверно, после того, что произошло в 2020 году, она станет ниже, но все-таки мы видим, да, мы видим. Еще раз, я пользуюсь данными российской статистики, что за десятилетие ожидаемая продолжительность жизни сдвинулась на пять лет, это огромное достижение, хотя, конечно же, при этом мы сразу начинаем говорить, что десять лет тому назад она была на сотом с лишним месте в мире и сегодня тоже продолжительность жизни на сотом месте в мире. Давайте быстрее…
То есть, грубо говоря, продолжительность жизни увеличилась, но она увеличилась абсолютно в том же темпе, что и во всем мире, то есть мы никуда, так сказать, мы не увеличили свои темпы, а мы просто не отстали, скажем так.
Я не сравнивал, да, по странам, но принципиально та позиция, которая была десять лет тому назад, осталась. Мы, кстати говоря, выросли с точки зрения так называемого индекса человеческого развития. Верите, не верите, мы подвинулись наверх, стали лучше с точки зрения индекса коррупционности, индекса восприятия коррупции, я думаю, благодаря ужесточению законодательства в России.
Или некоторым фильмам, хочется сказать.
Да, не знаю, но это произошло. Есть международные… Но все равно это очень низкие места. Знаете, Испания в начале шестидесятых годов, в Испании продолжительность жизни была значительно, чем в Советском Союзе. Сегодня Испания находится в первой пятерке стран по продолжительности жизни. Для меня это первый, самый высокий, самый лучший показатель развития.
Поэтому да, мы знаем, что были успехи в фармацевтике, мы стали экспортером зерна, то есть есть успехи в аграрном секторе. Произошло снижение зависимости от импорта продовольствия. Что значит? Это значит, что экономика стала более универсальной, нежели узкосырьевой. Произошло экономическое чудо производства плитки известное и производства спецодежды.
Да, хорошо. Яков Моисеевич, у нас не так много времени осталось, потому что мне очень важно было бы вас спросить, так сказать, еще об одной фразе, произнесенной в этой же речи, мне кажется, едва ли не важнейшей за последние десять лет речи Владимира Путина, произнесенной на закрытой встрече, да, как мы теперь знаем, где он говорит о том, что да, мы понимаем, что людям неважно, что было раньше, им нужно завтра. И это, кажется, ровно то, о чем вы говорили, вспоминая Франко, о том, что он, видимо, тоже думал о том, что будет после него, и о том, что будет в этом образном завтра.
И тут же Владимир Путин говорит: «Мы понимаем, что людей интересует, что будет завтра. Поэтому правительство наращивает работу по нацпроектам». Насколько вот это объяснение «поэтому» соответствует тому, что людей, так сказать, интересует, что будет завтра?
Я могу только повторить, да, мы по-прежнему надеемся, что правительство Мишустина окажется правительством технократов, которое будет заниматься развитием. Мы по-прежнему надеемся, признаки этого были больше года назад, перед пандемией, что в этой политике правительства Мишустина будет меньше от осажденной крепости, консолидации активов, вертикали, сверхконцентрации и так далее, а будет больше экономики, экономических каких-то моментов, нормализации бизнес-среды. То, что мы называем «экономическая либерализация». Это второе.
Третье ― все-таки мы видим, есть опасения, что в связи с так называемой цифровизацией экономики все больше будет усиливаться контроль над индивидуальным поведением и поведением групп. Мы видим, как собираются, делаются большие, важнейшие, крупнейшие централизованные базы данных, возникает основа для социального рейтинга. Россия занимает третье место в мире по объемам видеонаблюдения и так далее.
То есть есть риски, что этот технократизм, эта техничность правительства еще и может быть связана в будущем с созданием таких технологий надзора, когда уже, наверно, медицинская тайна, налоговая, банковская тайна, тайна личной жизни каждого человека становится, в общем, скорее фантомом. А без этой тайны человек не может существовать, не может быть инноватором и охотником по жизни, он превращается в существо рабское, подчиненное и так далее.
Поэтому есть большое пространство неопределенности в том, что будет делать правительство. По-прежнему я бы хотел сказать, что, несмотря на, видимо, негативные изменения, которые мы чувствуем, в прошлом году, пусть с меньшими шансами, по-прежнему существует точка поворота, и будет ли эта точка осуществлена, пусть с меньшими шансами, да, мы это увидим в будущем.
Будем надеяться, ничем другим я не могу закончить разговор сегодня. Спасибо вам большое, Яков Моисеевич!
Фото: Дмитрий Астахов/POOL/ТАСС