В новом выпуске программы «Политика. Прямая линия» — социолог и журналист Константин Гаазе. Он рассказал, как протесты 23 января превратились из акций в поддержку Алексея Навального в национальный антипутинский протест, и почему это точка невозврата для российской политической системы.
Про поворотный момент, про новую страну, поворотный момент это еще цитата из западных СМИ, про это еще потом чуть попозже поговорим, это я не только к тому, что это мы все проснулись, западные СМИ тоже как-то на нас посмотрели и тоже немножко…Точка невозврата, кульминация, эндшпиль, вот это все звучит, звучит, звучит, это действительно так вот развивается по нарастающей.
Смотрите, у нас что за это время произошло. Мы когда говорили про Беларусь, мы с вами говорили, когда в последний раз виделись, и коллеги ваши, и вы сами говорили, что все, точка невозврата пройдена, Лукашенко больше не президент, гражданское общество сформировано и так далее. У нас в течение, с августа до вчерашнего дня, у нас Навальный стал политиком международного уровня, фигура диктатора абсолютно десакрализована, абсолютно не абсолютно, но существенно, гражданское общество продемонстрировало готовность выходить в минус 50 в Якутске и стоять, силовики движутся в направлении беспредела. Тут чек, чек, чек, что называется. Что происходит после этого эндшпиля?
Да ничего не происходит. Мы же как бы видим, что и по Беларуси, и по Венесуэле мы видим странную вещь, что сама логика политической жизни любой страны, если это не Северная Корея, более-менее любой, хотя бы на уровне риторики заключается в том, что есть органы власти и есть граждане, которые что-то этим органам власти высказывают, они могут быть друг другом довольны, они могут быть друг другом недовольны.
А есть совершенно другая логика, это логика сдерживания, вот как есть понятие контейнмент в международных отношениях, то же самое это перенос логики сдерживания во внутреннюю политику, когда, собственно, мы с вами и не будем договариваться, мы вас и слушать как бы не должны. Вы — некоторая проблема, но постольку поскольку поступать с вами так, как с вами поступали бы там 90 лет назад в странах Восточной и Центральной Европы, ну как бы… То вот, тогда логика наших с вами отношений теперь состоит в том, сколько у нас есть металлических загородок и войск для того, чтобы вас физически, вот как массу физическую, просто сдерживать, не пуская в правительственные кварталы, к суду, еще куда-то, еще куда-то.
Это некоторая новая ситуация, она не только в России новая, что логика контейнмента становится внутриполитической доктриной для режимов определенного… Она и в Гонконге, кстати, точно так же становится, это уже не логика переговоров с гражданским обществом Гонконга, когда, мы помним, три года назад, четыре года назад, пять уже, во время протестов в 2016 году, там какие-то были. Нет, там тоже уже все, мы вас давим, мы вас вытесняем, огораживаем и сдерживаем.
Что из этого, какие для этого последствия? Мы писали ведь три года назад, многие коллеги писали, что снижается чувствительность к репрессиям у правящего класса. Снижается, причем как к репрессиям к их собственному сословию, так и к репрессиям на улице вообще. Мы писали о том, что крымский консенсус распался. Распался, да, вот как бы мы это видим.
Если все-таки говорить, возвращаясь к точке невозврата, потому что мы как-то вокруг этого должны ходить, я бы сказал, что конечно, 23 января — точка невозврата, по очень простой причине, это первое в истории нашей страны общенациональное антипутинское выступление, это первый в истории России общенациональный антипутинский протест. Да, Навальный там был, он был посредником, который как бы этот протест аккумулировал и его проявил на улице сотен населенных пунктов в нашей стране, но он как бы повивальная бабка, он не как Платон, он как Сократ. Он повивальная бабка этого протеста, который, как мне кажется, в ядре своем все-таки имеет не героическую фигуру Навального, а недовольство Путиным, которое перешло в экспрессивное аффективное раздражение. И это связано, об этом мы тоже говорили с 2018 года, что и в связи с пенсионной реформой, и с связи с распадом крымского консенсуса.
Дальше мы можем сказать, что эта логика контейнмента, логика сдерживания, она является ответом на очевидный, у нас перед глазами находящийся, факт — четвертый срок президента Путина представляет собой циклический политический кризис, который каждый год возобновляется. 2018 год — протесты против пенсионной реформы, Шиес, 2019 год — московские протесты, в 2020 году у нас страна была заперта на карантин, 2021 начался, чуть ослаб карантин — у нас протесты в связи с фигурой Навального.
Является ли сам факт того, что Навального посадили точкой невозврата, тут я не уверен, для меня намного важнее, что у нас в стране прошла антипутинская масштабная общероссийская акция, это круто. Это еще пока не «Бессмертный полк» против Путина, но это уже масса, это уже сила. И это означает, что вот эта история, про два по шесть, усталость может накопиться, ну вот.
Понятно, что у нас нет специальной социологии 23 января и специальной социологии 31 января, но вот есть…
Особенно в части регионов нет. Вот особенно в части регионов этого нем не хватает.
Да, я именно про регионы хочу спросить. У нас есть протестный Хабаровск, который демонстрировал этот самый протестный свой потенциал, и кроме того, помимо требований «Верните нам нашего губернатора, мы сами будем разбираться», демонстрировал действительно во время всех этих многодневных протестов большую усталость от Путина. И вот ровно 23, вот были города, на которые политологи и социологи смотрели и говорили: «Вау, вот такого не было», а Хабаровск в общем вышел, но абсолютно … Звучит так, как будто я Хабаровск упрекаю в какой-то апатии, но Хабаровск не стал вот этой вот точкой какого-то большого кипения, как стали какие-то другие города, от которых тоже никто не ожидал.
Ну может быть у них уже аффект, он как бы несколько авансом вышел? Все-таки это аффективное действие, оно требует какой-то эмоции, оно требует какой-то вовлеченности. Люди там ходили полгода, сейчас не вышли, ну, может им Навальный, на Дальнем Востоке, не нравится. Возможно, может им Навальный не нравится. Это другой вопрос, это уже вопрос к тем людям, которые сейчас как бы волей судеб оказались во главе протестного движения, они, может, не хотели, они, может, и не ждали этого. Что они дальше будут делать? Они будут вести этот протест в сторону лидерскую, то есть в сторону протеста за героя, или они все-таки будут вести этот протест в сторону консолидации очень-очень широкого фронта еще пока квазиполитических сил конкретно против президента Путина, то есть с призывами к его отставке, с призывами к его уходу, с призывами к расследованиям и так далее.
Фото: Денис Каминев / Дождь