Александра Ребенок: «Реакция зрителей ― это валюта нестабильная»

Синдеева: Программа «Синдеева» опять на «Флаконе», но в другом помещении, это пространство «Куб», оно такое вот пустынное. У нас сегодня случилась накладка с нашей обычной студией, но мы все успели перестроить. Сегодня у меня в гостях Александра Ребенок, актриса театра и кино. Саша, спасибо, я вижу, вы вообще не выспавшись…

Ребенок: Я плохо выгляжу?

Синдеева: Нет, потому что вы успели мне об этом сказать. У меня похожее состояние. Саша, почему вы не спали ночью? Если это не интимный вопрос.

Ребенок: Нет, у нас ночная смена. Мы сейчас снимаем третий сезон «Содержанок».

Синдеева: И вы только по ночам сейчас снимаете?

Ребенок: Нет, но есть какие-то объекты, которые могут быть только по ночам. Всякие рестораны, торговые центры, они же днем работают, а ночью тоже работают.

Синдеева: Сколько вы уже отсняли? Сколько еще, много осталось материала?

Ребенок: Ну, я надеюсь, что мы до Нового года должны закончить. Но много.

Синдеева: Вы в сериале «Содержанки», я, кстати, об этом говорила с Володей Мишуковым, тоже в программе, три разных режиссера трех сезонов, вот сейчас вы работаете с третьим. Расскажите, разница есть вообще, как у актрисы, и насколько интересна смена этих режиссеров, насколько оправдано менять режиссеров в одном повествовании.

Ребенок: Ну, да, в любом случае, не знаю, мне кажется, для меня вот кино или работа, это все равно химия, и прежде всего она с режиссером, с текстом, с темой, которую ты рассказываешь. И для меня лично, конечно, это разное. Не знаю, как у других актеров, чувствуют они или нет. Константин Юрьевич, так как он сам все это, весь его продукт полностью, поэтому это Богомолов все-таки, в первом сезоне, все равно это в первый раз, это все так остро ты ощущаешь, как все, что ты делаешь в первый раз. И конечно, все были влюблены просто бесконечно, и я, и в роль, хотя у меня в первом сезоне очень мало, у меня где-то было дня четыре съемочных или пять. А во втором сезоне роль моя увеличилась, и пришла Дарья Жук, и это было так волнительно, как вот это можно сейчас с другим человеком, как она поймет ли это, вообще полюбит ли она всех этих героев.

Синдеева: Да и вообще женское же другое.

Ребенок: И эта тема, как успели полюбить ее мы. Но удивительно, получилось, что именно женская энергия… То есть все-таки изначально это было рассказано через мужское, а второй сезон рассказывается через женское, и появилась какая-то совсем другая тема и акценты, и в этой циничной, холодной, жестокой истории появилась какая-то женская…

Синдеева: Теплота или…

Ребенок: Такая женская самоирония, какой-то вот именно женской природы. А сейчас пришел Юрий Павлович Мороз, и он как человек такой очень профессиональный, системный, и конечно, у нас появился полный порядок. Вот после авторского режиссера Даши Жук, когда больше было какой-то интуиции, каких-то вот таких поисков чего-то такого, иногда в ущерб процессу, то есть снималось что-то такое, что может быть, оно бы и не пригодилось, но при этом было интересно ходить в какие-то совершенно неизвестные места, то сейчас у нас прямо вот такой домострой, то есть у нас все по часам, все как надо.

Синдеева: Сложно перестраиваться было вот все-таки с одной ролевой модели на другую?

Ребенок: Да нет. Все равно тема остается твоей, и мне кажется, во что тебя ни переодень, и какой текст ни возьми, если у тебя есть своя тема, то это не важно.

Синдеева: А когда планируется третий сезон вообще…

Ребенок: Я думаю, после Нового года, там все быстро достаточно у них.

Синдеева: А Богомолов каким-то образом все-таки курирует это? Он приходит на площадку иногда или нет? То есть он совсем вот отдал и все…

Ребенок: Нет, в третьем сезоне уже нет совсем. Если во втором сезоне он занимался тем, что прописывал диалоги, насколько я знаю, он был полностью на сценарном этапе подготовительном, то в третьем нет, он уже не участвует.

Синдеева: Роза Хайруллина когда-то, когда опрашивали ваших коллег, ваших друзей, и просили дать вам характеристики…

Ребенок: Ой, да?

Синдеева: Да. А это в программе было, на ТВЦ, по-моему, она сказала, что вы такая Венера Боттичелли, которая вышла и такая изучает мир. И знаете, она когда это сказала, у меня совпал этот образ, то есть мне это в голову не пришло, но когда я посмотрела много интервью и ваши работы, у меня такая же какая-то картинка. Вот Венера это вообще очень понятно, яркая богиня.

Ребенок: Я яркая богиня.

Синдеева: В смысле, очень женская богиня, очень такая, это такой психотип определенный, который, не знаю, даже психологи рассматривают эти типы, и там есть тип Венеры…

Ребенок: Да, вообще женских богинь не так уж и много.

Синдеева: Да. Вот у вас есть такое, вы себя чувствуете такой Венерой?

Ребенок: Нет.

Синдеева: А красивой себя чувствуете?

Ребенок: Нет.

Синдеева: Почему?

Ребенок: Я не знаю.

Синдеева: Это так с детства было?

Ребенок: Да не то чтобы с детства, но, например, я очень люблю и не люблю смотреть работы, которые ты уже сделал, там я всегда…

Синдеева: То есть вы себе не нравитесь или что?

Ребенок: Нет, дело не в том, что я себе нравлюсь или нет, я себе нравлюсь. Но я не до конца себя понимаю, наверное, вот так вот, чтобы полное принятие и осознавание того как бы, в чем твое оружие или, например, в чем твоя слабость, я не всегда понимаю. Даже часто я смотрю работы, и думаю, надо же, я совсем имела в виду другое, но внутри, по-честному если, но это никому не надо знать. А визуально это получается как-то совершенно цинично, умно, а я на самом деле, может быть, в ту секунду была достаточно искренна, а получается так как-то… И я окончательно поняла, что не надо туда лезть, так себя до конца понять и невозможно, мне кажется. Если бы мы каждый друг о друге все, сам о себе узнал ты все сразу, ты бы сошел с ума и сошел с этой планеты.

Синдеева: Да, но про внешность, понимаете, объективно вы очень красивая женщина. А себя такой не чувствуете.

Ребенок:

Ну, на вкус и цвет.

Синдеева: То есть не на ваш? Просто я почему сейчас спросила, потому что вы тоже в каком-то интервью сказали, что вот меня в детстве мало хвалили.

Ребенок: Ну, хвалить и внешность — это разные вещи. Я, наверное, говорила совсем про другое, про работу, наверное, про это я говорила.

Синдеева: Про оценку вас как личности больше, чем просто…

Ребенок: Я говорила это скорее всего вообще про работу актерскую, про похвалу.

Синдеева: Нет, вы говорили про детство.

Ребенок: Про детство, нет. Хорошо, может, это из контекста как-то вытащено.

Синдеева: Нет, оно было просто как раз был такой рассказ, вы не жаловались на то, что вас мало хвалили, но что вот это такой факт. Я поэтому и спросила, насколько вы себя чувствуете. У меня просто сейчас…

Ребенок: Да, у меня тоже.

Синдеева: Дочь растет, у вас еще маленькие. Как вы, вы практически сразу в первом случае, когда вы рожали, и во втором, вы практически сразу вышли на работу.

Ребенок: Да.

Синдеева: А как решали, вот просто не знаю, вопрос кормления и так далее? Он для вас такой, важный?

Ребенок: Он у меня не закрыт. Даже вот я сейчас пью кофе и думаю, надо сейчас погулять подольше…

Синдеева: Кормите?

Ребенок: Да, конечно.

Синдеева: Как вы это организовываете?

Ребенок: Яндекс-доставка, такси.

Синдеева: Но с собой не возите маленьких, условно?

Ребенок: Вот Ваню я брала везде с собой, так как это был первый ребенок, и это как-то совсем тоже опять же волнительно, все в первый раз. И он со мной много где был, и всегда он был в гримерке, на всех съемках, я всегда его брала с собой. Но так как сейчас все-таки опасное время, и холодно уже, в общем, Вера у меня дома. Я отправляю ей доставку.

Синдеева: Вы сцеживаете?

Ребенок: Да, молоко.

Синдеева: Какие ощущения? У вас все-таки разница не очень большая между детьми, может быть, они у вас какие-то разные?

Ребенок: Мое отношение к ним или между ними?

Синдеева: К ним отношение понятно. Я имею в виду ваше ощущение от двух.

Ребенок: Это классно. Это вообще совсем другое.

Синдеева: Разные?

Ребенок: А у вас один ребенок?

Синдеева: Нет, у меня тоже двое, но у них большая разница, поэтому я уже чуть-чуть забыла к тому моменту, когда родила вторую, как это бывает.

Ребенок: Нет, со вторым вообще гораздо как-то так уже все поспокойнее, нет вот этой паранойи, и чувство вины, этот комплекс, он уже тебя так не одолевает.

Синдеева: А вот было? Как вы решали эту проблему? Потому что все мамы практически работающие эту проблему как-то для себя решают.

Ребенок: Какую?

Синдеева: Чувство вины.

Ребенок: А, первый, да я работала даже с психологом, так у меня все было тяжело.

Синдеева: То есть вот настолько, да?

Ребенок: Да-да. У меня даже были панические атаки.

Синдеева: От этого чувства? Или от послеродовой такой депрессии?

Ребенок: Нет, от того, что я вот сразу начала работать, и все это совмещала. И так как ты находишься в этом гормоне материнства, который тебя шарашит вообще 24 часа, и ты можешь все: и машину поднять, и в избу войти. Поэтому я практически не спала, была мамой круглосуточной. И я работала, но все равно… Мне помогали, и помогают. У меня есть няни, и у Веры есть няня, и у Вани есть няня. Они вместе со мной всегда тоже, и едут везде, и по всем гарнизонам, и мы вместе живем, если где-то это в другом городе я снимаюсь. И все равно мне казалось, что я что-то недодаю, и в общем у меня была такая затянувшаяся глубокая депрессия, которой я не осознавала и не видела. И она мне как бы так подмигнула один раз такими, не один раз, несколько, такими паническими атаками, которые…

Синдеева: Прямо вот…

Ребенок: Ну да, когда ты выходишь и ты не понимаешь, куда ты идешь, что сейчас надо делать, во что ты одет, какое время. Ты стоишь, не знаю, на Новом Арбате, едут эти машины, и ты…

Синдеева: И психолог сказал, что это следствие как раз вот этого вашего внутреннего…

Ребенок: Да, она начала меня возвращать, мы все начали раскапывать как-то все это. И хорошо, у меня была куча упражнений, и больше всего мне помогло как раз упражнение «морских котиков», спецназа.

Синдеева: Это что такое, расскажите, подождите, это очень полезно нашим зрительницам.

Ребенок: Дыхательная гимнастика, что ты вдыхаешь на четыре счета, затаиваешь дыхание на четыре счета, выдыхаешь на четыре счета, и ждешь четыре счета. Спасибо им большое. Я подумала, значит, у них тоже, наверное, бывают какие-то трудные времена.

Синдеева: Действительно, у них точно бывают и другие, кстати. Скажите, пожалуйста, а как вот сейчас, смотрите, у вас актерская семья, муж тоже часто на съемках.

Ребенок: Да.

Синдеева: Наверняка не совпадают графики.

Ребенок: Да, вот он сегодня улетел, где-то в девять у него уже была машина.

Синдеева: А вас не было?

Ребенок: Я приехала в семь, в восемь мы собрали Ваню в сад, он его повел, и уже машина скоро подъезжала. Я легла рядом с Верой на два часа, потому что дальше встретились мы с вами.

Синдеева: В этой ситуации, то есть бывает ситуация, когда вас обоих нет дома, и тогда просто с нянями…

Ребенок: Да. Ну и бабушка. У нас там есть много, и крестные, и все задействованы.

Синдеева: Как вас в семье воспитывали папа и мама? Вот папа физик-математик, наверняка, очень структурный такой, четкий и так далее? Мама — художник…

Ребенок: Да. Не четкий и структурный, математика — это поэзия, это искусство.

Синдеева: То есть он был разный.

Ребенок: Нет, конечно, это же гитара, песни. И вообще математика, вот сейчас у меня был такой проект, назывался «Швабра», но я согласилась, потому что я почитала, и главная героиня, которую я играла, она математик. Но математик, она не просто учительница математики, это ее такая прикрышка, она вообще вот от природы очень талантливый человек, она этим живет, это дело ее жизни. Я с папой очень много разговаривала, и вообще про математику, как вообще как, почему вот физики — романтики, почему есть такое, вот эти все барды, походы.

Синдеева: Физики, лирики, конечно.

Ребенок: Да-да. Думаю, где здесь, говорю папе, где вообще это может быть, здесь же сплошные цифры. Он говорит, нет, это искусство, это вообще поэзия.

Синдеева: Или музыка.

Ребенок: Или музыка.

Синдеева: Потому что на самом деле очень много математиков были музыкантами, наоборот…

Ребенок: Да, это все не просто так, все это, видимо, из одного источника.

Синдеева: А мама была конструктор-модельер же, тогда это называлось.

Ребенок: Да, у нее было свое ателье.

Синдеева: А сейчас она продолжает что-то делать?

Ребенок: Нет, сейчас они пенсионеры.

Синдеева: А она вас наряжала?

Ребенок: Да, я во всем сшитом ходила, во всяких платьях красивых.

Синдеева: Были модные?

Ребенок: Модные ли? Конечно, да. Они даже были из половины тканей, которые вот она себе шила, и мне доставались какие-то кусочки. Мама следила за модой, ей ужасно это все нравилось, у нее была своя какая-то концепция, которую я даже использовала потом.

Синдеева: Саша, а вы создали коллекцию к школе…

Ребенок: Для детей? Это моя боль, я так хочу, чтобы все-таки получилось.

Синдеева: Расскажите.

Ребенок: Да, я сделала такую, как сказать, образцовую коллекцию… Как это, когда ты делаешь все по одному экземпляру?

Синдеева: Забыла тоже, как называется.

Ребенок: Как это называется, я не помню. Вот, видите, какой я профессионал, в этом, наверное, и проблема.

Синдеева: А вы как, вы рисовали?

Ребенок: Ну да, конечно, я все придумала, нарисовала. И все это сшила, нашла прекрасных людей, которые могут это сделать, и трикотаж, у женщины свое производство, в Подмосковье, она сама делает. И все очень крутого качества, то есть в этом, наверное, была проблема, что невозможно было сделать этому цену какую-то такую…

Синдеева: Нормальную. Здесь просто дорого получилось.

Ребенок: Да. А все равно масс-маркет тебя круче, потому что у них такие объемы сумасшедшие. А хочется же, чтобы это был хлопок, если шерсть, то шерсть, и чтобы все было хорошее. А иначе зачем это делать?

Синдеева: Ну а что вы хотите? То есть, на какой сейчас стадии?

Ребенок: На стадии, я ищу человека, которому было бы интересно заниматься как раз цифрами, потому что я ничего не понимаю в бизнес-плане.

Синдеева: То есть такого, условно, партнера или управляющего этим бизнесом?

Ребенок: Ну, да, которому было бы тоже классно. Я не понимаю, сколько, то есть я не понимаю, сколько нужно туда вложить, чтобы получить, как это правильно все распределить. Пока это все получилось для друзей.

Синдеева: А вы не пытались просто взять и в Instagram это, в своем?

Ребенок: Нет, нельзя так, нужно же все это ИП, нужно все там официально, если ты собираешься заниматься этим нормально.

Синдеева: Это да. Я к тому, что это же тоже можно быстро понять и оценить ваше.

Ребенок: Но вы понимаете, что тогда еще, получается, какая-то реклама в соцсетях, все это должно быть в цифрах. И в этих табличках, я изучала Excel, у меня получалось, чтобы эта сумма в конце менялась автоматически, и я все это меняла местами, но поняла, что это надо все… Я не хочу, мне это не интересно. Мне не интересно…

Синдеева: Вдруг сейчас кто-нибудь посмотрит нашу потом программу, и найдется кто-то, кто…

Ребенок: Нет, мне не интересно было… То есть у меня нет такого в этом азарта…

Синдеева: Понятно, заниматься бизнес-процессом.

Ребенок: Да. То есть скорее бы я просто занималась тем, чтобы я это дарила своим друзьям, потому что так это все и возникло, у меня еще нет школьников-детей. У меня есть подруги, у которых уже школьники.

Синдеева: Просто надо, чтобы друзья покупали.

Ребенок: Ну вот надо это как-то придумать, не знаю. Я надеюсь, что все получится.

Синдеева: Но вы хотите этим заниматься?

Ребенок: Я очень хочу, да.

Синдеева: Саша, вот сейчас на сценах, пока не закрыты театры, слава богу, хотя я считаю совершенно несправедливое решение закрыть театры и ограничить 25%, просто потому, что церкви работают, концерты какие-то большие проводятся, а театр по какой-то причине ограничили.

Ребенок: Ну концерты не проводятся.

Синдеева: Вот сейчас был концерт Басты большой в Питере. То есть как-то, понимаешь. Идут «Бесы» в театре на Малой Бронной, но на самом деле не в здании театра на Малой Бронной, а в здании Дворца на Яузе, «Бесы» Богомолова. Мы тоже опять же говорили с Миркурбановым про спектакли, и мне, с одной стороны, очень повезло, с другой стороны, я понимаю, что мне надо обязательно еще раз пойти, потому что я хотела пойти на ваш спектакль, когда вы играете, и попала на Костю, когда Костя вышел. И конечно, мы просто с Миркурбановым много об этом говорили, он говорит, что это, конечно, фантастически, что вот он как бы делает из этой роли сам, потому что он другой, это совсем другое прочтение. Поэтому мне теперь хочется посмотреть, как вы эту же роль играете, но у меня, конечно, это в голове вообще не укладывалось, как так может быть. То есть женщина, играющая мужчину, а потом мужчина как бы, то есть он играет мужчину, но при этом типа в его изначальной задумке это была женщина.

Ребенок: Да. Это такое решение.

Синдеева: Да, я понимаю.

Ребенок: Что это женщина. Я не играю мужчину, я есть я, в конце там все это объясняется, почему.

Синдеева: Скажите, а вы сами видели Богомолова в этой роли?

Ребенок: Да.

Синдеева: И как?

Ребенок: Ну как, прекрасно.

Синдеева: А вот потом не было страха, что вот выходить после него?

Ребенок: Да нет, опять же, ты есть ты, у тебя есть своя тема. У Константина Юрьевича есть своя тема. И все это прекрасно ложится на гениальный текст Достоевского.

Синдеева: Как вы «Бесов» вообще для себя до этого принимали? Вы чувствовали их актуальность какую-то? Потому что, конечно, Константин Юрьевич сделал из этого очень актуальную пьесу, дал ей такое.

Ребенок: Мне кажется, все талантливое всегда актуально. Поэтому оно и талантливое, и гениальное произведение, что когда ты его ни возьми, через что ты его ни расскажи, все равно будет актуально. В этом и есть талантливая интуиция писателя, написавшего это давным-давно.

Синдеева: Когда вы, первый ваш спектакль, какой был с Богомоловым?

Ребенок: «Карамазовы».

Синдеева: «Карамазовы». Вам было страшно к нему прийти на площадку?

Ребенок: Ну конечно, очень страшно, да.

Синдеева: А легко вы как-то так вот вписались?

Ребенок: Нет, не легко. Очень не легко. Да и он сам тоже мне потом рассказывал, что я его ужасно под конец раздражала, и он не знает, как он дотерпел до премьеры даже. Я даже знаю, что он хотел меня поменять в Грушеньке.

Синдеева: Почему не сделал этого, интересно?

Ребенок: Я не знаю. Я очень благодарна этому.

Синдеева: А вам было страшно что? То есть вы не чувствовали себя его актрисой, условно, чтобы вот…

Ребенок: Ну как, дело не в страшно, а дело в том, что ты себя в определенный момент обнаруживаешь, и вот тебе дается реальный шанс в профессии, стены МХАТа, невероятно крутые партнеры, и ты себя обнаруживаешь в моменте, тебе казалось, что у тебя все прекрасно, и все под контролем, и вообще немножко ты незаслуженно как-то обделена в профессии и вниманием, а тут ты понимаешь, что ты на самом деле не в очень хорошей форме, и по сравнению с тем, что происходит вокруг, на каком уровне идет диалог вообще людей профессии, ты даже половины не понимаешь, о чем люди говорят. И ты просыпаешься, и твое уже на твоей совести, можешь ли ты преодолеть себя, разозлиться на себя и стать на ступеньку выше, либо ты обижаешься, ломаешься и остаешься там, где ты был.

Синдеева: Было такое желание сбежать?

Ребенок: У меня была такая ночь, да, когда я проплакала и мне было ужасно плохо, у меня ничего не получалось. И это было даже… Это какие-то элементарные, я сейчас оборачиваюсь, но это были очень простые задачи. Но они у меня не получались, не получались, Константин Юрьевич еще как-то на меня поддавил еще сильнее, но это и была провокация, собственно, она должна была сработать. Либо я должна была разозлиться прежде всего на себя и на него, перестать бояться и вдруг что-то такое сделать, у режиссеров есть такой метод, либо я должна была сломаться и остаться дома тогда.

Синдеева: Вот вы проплакали, дальше что?

Ребенок: Да, я не спала всю ночь, мне было плохо. Ничего, у меня настало то утро, когда я внутренне сказала, что все, мне все равно, я сейчас приду, сделаю, как я сделаю, если это не туда, то я просто встану и уйду.

Синдеева: И сделали как надо?

Ребенок: Да. Он сказал: «Ну вот, это немножко туда».

Синдеева: А сейчас насколько вы освоили этот язык опять же? Мне же все рассказывают, что у него свой язык.

Ребенок: Метод.

Синдеева: Да, свой метод богомоловский, да. Насколько он уже освоен или он все равно как-то меняется?

Ребенок: Я рада, что нет такого метода. Мне кажется, это мертвая структура. Если появилось такое понятие, как метод, то тогда это бы так же умерло и стало приемом, это так же было неинтересно, это мертвая природа, ты не можешь, назвав все словами, превратив это в метод, как бы ты раскусил профессию, придумал свой прихват… Это так же бы и не работало. Невозможно структурурировать что-то, расчленив на молекулы, да, а потом требовать и желать живой материи, да, в моменте спектакля.

И Константин Юрьевич, наверно, как-то, я не знаю, до сих пор у меня даже нет, не сформулировано это. Одно из качеств, которое как актера тебя всегда, что бы ни случилось, возвращает к нему, и ты хочешь работать вместе, даже если сейчас мы все уже в разных театрах, именно за то, что одно из качеств ― он умеет создать такое пространство, поле, в котором вы существуете всегда в моменте. Нет ничего интереснее на сцене, чем видеть не персонажа, да, какого-то, а человека, артиста, ты даже можешь его знать или не знать, который в данную секунду пребывает в моменте. И он есть, он является собой. Не он что-то заготовил, стишок, встал на табуретку, классно его рассказал, еще подпрыгнул, здесь у него есть такой приемчик, а сейчас еще все рассмеются, вы сейчас все упадете. На позера такого мне, например, неинтересно смотреть в театре, мне всегда интересно смотреть, как кто-то спотыкнулся, как он из этого выкручивается. Я шучу сейчас, да, по поводу спотыкнулся и выкручивается, но что-то реально сейчас с ним происходит, здесь и сейчас.

И Константин ― я просто хотела сказать, что даже «Карамазовы», это было когда? Двенадцатый год, восемь лет назад, но каждый раз я вижу, как все-все-все без исключения ужасно волнуются, потому что нет такой застройки, понимаете, да? Здесь встал, здесь это сработает, а дальше я это сделаю и выйду вот так из этой…

Синдеева: То есть это каждый раз новые описания.

Ребенок: Ты включен на сто процентов сегодняшним собой, ты включен, и ты идешь этим текстом прямо вот сейчас. Если ты не включен, то это все будет мимо.

Синдеева: А от чего это зависит, кроме профессионального мастерства, того, что вы выходите на сцену? Может ли повлиять настроение, дыхание, не знаю, химия зала, например?

Ребенок: Конечно. Это все и есть этот букет.

Синдеева: А вот как? Как вы это чувствуете? В какой момент вы понимаете, что зал, условно, свой или зал чужой?

Ребенок: И это не влияет на тебя.

Синдеева: Не влияет?

Ребенок: Нет. Грубо говоря, реакция зрителей ― это валюта нестабильная. Если ты будешь ориентироваться, значит, ты будешь ждать, значит, ты будешь на него ― как бы так сказать? ― работать. Я, например, когда смотрю спектакль, мне интересно, когда со мной заигрывает артист, да, хочет мне понравиться, или меня напугать, или показать мне, какой он секси, например, или что-то еще. Все, это уже не интересно. То есть мне интересно, когда меня приглашают к диалогу, меня не считают глупой или что-то мне объясняют: «Вы не поймете, я сейчас еще подразжую чуть-чуть. Здесь все поняли, что я на самом деле плохой?».

Неважно. Когда меня за равную держат, когда меня уважают и считают, что я умная, но при этом еще чтобы меня ударили веслом по голове, мне очень нравится, со сцены или с экрана, потому что на сегодняшний день взять и почувствовать что-то, придя с улицы, трудновато. Обычно ты вот в такой позе садишься.

Синдеева: А почему?

Ребенок: Не знаю, ты что-то бежал куда-то, что-то делал, куча всего. Не знаю, зашлакованность такая еще.

Синдеева: А вот то, что сейчас зал на четверть заполняется?

Ребенок: Я к тому, что провокацию тоже очень люблю, которая для того, чтобы ты услышал и увидел этот смысл. Ты приходишь и знаешь, что Алеша в «Карамазовых» сейчас будет в платье, с белыми волосами, в монашеской одежде. Я все знаю, я знаю, какой должен быть этот герой, этот, я же все читаю и все понимаю. И когда к тебе выходит Роза в Алеше, это тоже, ты сначала сидишь: «В смысле?», тебя это может раздражать даже: «Я понял, понял, постмодерн, современный театр». Но, с другой стороны, это все работает на смысл, чтобы ты услышал тему еще раз. Часто после спектакля…

Синдеева: И на тренировку, на тренировку внутренней души и мысли вот этой.

Ребенок: Да, и убирания шаблонов твоих, с которыми ты пришел. И очень часто тебе после спектакля говорят: «Я столько новых смыслов, я же читал, я же знаю, я столько узнал новых смыслов, там же все дописано, это же он все дописал». А там ничего, кроме Достоевского, нет, там ничего не дописано. И она снова для тебя звучат, ты опять слышишь их.

Синдеева: Да, это есть, кстати. Тяжело сейчас выходить на сцену, когда на четверть заполнен зал? Вот опять же психологически?

Ребенок: Нет.

Синдеева: Нет? Тоже нет?

Ребенок: Да нет, здорово, что все приходят, и спасибо огромное, что все покупают билеты, и спасибо, что даже друзья это понимают и… Мы всегда приглашаем, конечно, друзей, но сейчас такое время, когда и друзья с удовольствием тоже покупают билеты. Я считаю, что это адекватно и классно.

Синдеева: Я всегда стараюсь купить, потому что это очень важно, да.

Ребенок: Особенно все, что касается маленьких театров. Это вообще убийственно. Как и маленьких кафе, и маленьких магазинов.

Синдеева: Да.

Ребенок: Которые, мне кажется, надо поддерживать.

Синдеева: Да, это правда. Саша, не могу все равно не спросить, потому что я видела ваши высказывания. У вас папа белорус, в Беларуси сейчас протесты. Фантастическим образом ведет себя белорусский народ, опять же возвращаюсь все к вашим партнерам, да, потому что Мишуков, мы как раз сидели, он оказался там на съемках в это время, он мне говорит: «Я просто влюбился в этих людей».

Ребенок: Да.

Синдеева: И сейчас я вообще не хочу даже никакой вашей оценки. Нас очень много смотрят сейчас в Беларуси ввиду того, чтобы мы много рассказываем об этом, показываем. Наверно, ни один российский канал не рассказывает и не показывает на самом деле, что там происходит, да. И у нас очень благодарная аудитория белорусская. Скажите им что-нибудь, они такие прекрасные! Я не знаю, мне хочется им в любви объясняться за то, что эти люди стали нацией, да, вдруг был народ какой-то, а сейчас это нация.

Ребенок: Да. Ну как, конечно, мы все переживаем и поддерживаем. Как правильно вы говорите, на все это невозможно равнодушно смотреть и знать, просто знать об этом.

Синдеева: А какие-то родственники у вас остались там у папы?

Ребенок: Нет.

Синдеева: И не было, да?

Ребенок: Там могила моей бабушки, а больше нет.

Синдеева: То есть связи нет такой, чтобы…

Ребенок: Нет. Я тоже снималась, но два года назад, там. И я первый раз была в Минске вот так долго и тоже очарована этим городом и людьми.

Синдеева: Да. В общем, как это… Потому что очень хочется передать им вот это тепло, потому…

Ребенок: Мне кажется, они все это чувствуют, тепло.

Синдеева: Я надеюсь, я надеюсь, что они чувствуют это, потому что… Нет, мне одна женщина пишет, она вообще не наша зрительница, она просто попросила как-то помощи, у нее тяжелейшая ситуация, трое детей, она как-то, да… И что-то я очень прониклась этой историей ее. И я как-то ее поддержала, что-то помогла, мы с ней много переписываемся, да, и она не знает вообще, что я даже телеканал Дождь. Она говорит: «Ну что же ваши российские каналы-то, ничего же не рассказывают, что у нас тут происходит? Ведь как же так, да?». То есть получается, что да, источник ― это интернет, мы, а люди, которые вдруг…

Ребенок: Сейчас телевизор-то никто не смотрит.

Синдеева: Это тоже непонятно, там так не думают. Как это? Художник и власть, да, это вообще какая-то конструкция правильная или неправильная?

Ребенок: Клаус Манн нам рассказал в романе «Мефисто» модель того, что может быть при таком союзе. Не знаю, мне кажется, это вечная такая тема ― Мефистофель и Фауст. Не знаю, много написано об этом, каждый сам принимает решение.

Синдеева: Почему вы так закрылись?

Ребенок: Я пытаюсь собранной быть.

Синдеева: Не надо, Саша.

Ребенок: Потому что я засыпаю.

Синдеева: Вы прекрасны и несобранная тоже. Саша, актерское сообщество, что ли, не знаю, оказалось… Вот такое молодое, это ваше поколение я имею в виду.

Ребенок: Молодое, спасибо.

Синдеева: Молодое, среднее. То есть я бы так сказала: вдруг в какой-то момент появилась когорта ярких актеров, да, это как-то произошло практически одномоментно. Появились и студия Серебренникова, и рыжаковцы, в общем, как-то оно все вдруг зацвело, да. И что самое интересное и самое приятное, что практически все актеры занимаются благотворительными проектами. Кто-то активно, кто-то поддерживает фонды, кто-то просто поддерживает лицом, кто-то создает сам, сейчас Кукушкин делает эту свою… Я не знаю, вы в курсе? Он делает приложение очень крутое помощи, реально крутейшее приложение.

Ребенок: Да-да, я видела, да.

Синдеева: Чтобы помогать, он буквально скоро должен сделать релиз, потому что я максимально как-то его поддерживаю и очень жду, когда появится. То есть это очень как-то круто, что такие. Я знаю, что у вас тоже есть проекты.

Ребенок: Да.

Синдеева: Расскажите.

Ребенок: Да, я являюсь попечителем фонда «Жизнь как чудо», вот сейчас мы активно готовимся, сейчас будет ежегодный аукцион «Action!», который делают Светлана Бондарчук и Евгения Попова.

Синдеева: Фильмов?

Ребенок: Да. И каждый год режиссеры снимают короткий метр, актеры, и это является лотами.

Синдеева: Это фантастические всегда фильмы, мы много показывали фильмов.

Ребенок: Этих фильмов?

Синдеева: Да, когда нам разрешают.

Ребенок: А, да?

Синдеева: Да.

Ребенок: Дарители.

Синдеева: Дарители. То мы показываем, потому что каждый ― это маленький шедевр.

Ребенок: Да. Это сейчас будет в начале декабря. А также у нас есть Kakchudoshop, например, сейчас перед Новым годом встанет остро вопрос…

Синдеева: В интернете?

Ребенок: Да. Встанет вопрос подарков, и там ты можешь покупать сертификаты. Очень много дружественных компаний, которые нам дарят свои сертификаты, начиная от ужина в ресторане и кафе и заканчивая какими-нибудь бьюти-подарками на любую сумму.

Синдеева: «Как чудо»?

Ребенок: «Как чудо», это наш сайт, kakchudoshop.ru. Я потом могу это вам сказать.

Синдеева: Да, а мы можем потом ссылку даже поставить.

Ребенок: У меня на страничке есть в инстаграме, в шапке профиля все написано. Ты можешь покупать сертификаты, и все это уйдет на помощь подопечным, потому что есть расходы очень разные, и даже элементарные какие-то транспортные средства, чтобы привезти детей. У нас фонд занимается детьми с проблемами печени, эта операция не делается в России, она делается за границей, она делается один раз, но дальше ребенок пожизненно у тебя на попечении, наш фонд привозит, постоянно обследует и еще пожизненные вот эти лекарства.

Также у нас есть направление, мы занимаемся тем, что отстаиваем юридические права в городах России, что дети могут получать квоты и лекарства, и все это при помощи государства.

Синдеева: Но именно по этой проблеме, да?

Ребенок: Да, и часто обращаются родители с тем, что им отказали, их здравоохранение сказало: «Это не наша проблема, вы должны сами». И тогда едут наши ребята, юристы от фонда, и выигрывают суды. Мы ужасно рады. И рады, что поддерживают, репостами это все поднимают.

Синдеева: Это очень круто, потому что это уже такая институциональная помощь, которая может быть…

Ребенок: Да, и действительно эти проблемы родители могут решать сами, мы выигрываем, мы получаем и квоты, и деньги, и лекарства, и мы ужасно рады всем тем, кто нас поддерживает даже репостами, это тоже большая поддержка.

Синдеева: Да, да, конечно, конечно. Мы поставим ссылку тоже, потому что, мне кажется, это вообще очень важно, надо много об этом рассказывать, максимально, везде, не стесняться этого.

Ребенок: Мне кажется, это должно стать каким-то рутинным. Это не может быть…

Синдеева: Оно уже постепенно становится.

Ребенок: Да.

Синдеева: Понятно, наверное, не повсеместно, это не стало совсем мейнстримом, но то, что большое количество людей в это включается на разных этапах, волонтерят…

Ребенок: Самая главная была проблема, но которая, мне кажется, уже практически решена. Это как раз доверие фондов. В этом была проблема, оно, мне кажется, в двухтысячных годах было подорвано, доверие, и всегда казалось, что фонды ― это какой-то отмыв денег.

Синдеева: Потому что такие были случаи.

Ребенок: И до детей реальных не дойдет. И дальше многие люди говорили: «Я хочу адресно, конкретно помогать. Я хочу адресно, конкретно помогать ребенку, хочу видеть, как это все произойдет. Поэтому для меня, например, лучше напрямую с семьей». А что такое фонд? Фонд ― это как бы такая организация, скажем так, которая берет детей действительно проверенных, то есть ты берешь с документами, с реальной проблемой, ты видишь, что эти деньги, которые ты перевел, не пойдут еще на нужды семьи, они пойдут именно на лечение ребенка, он поедет именно в ту больницу и будет потрачена ровно та сумма, которая ему перечислена, и так далее.

И дальше… Это первое, что фонд тебе помогает, за этими деньгами ты можешь до конца следить, у нас каждый месяц отчеты на почту.

Синдеева: Да.

Ребенок: Мы все видим, куда распределяем. А больше… Часто возникает у дарителя еще проблема, когда он помог с какой-то проблемой справиться и родители начинают обращаться уже за помощью: «У нас нет машины, у нас нет этого, нет этого». И дарители часто сталкиваются с тем, что они уже не совсем могут помогать или в этот раз у него не совсем есть такая возможность, бюджет. Или вроде как-то ты уже назвался тем, что ты помогаешь. И мы тоже так же помогаем застраховать дарителей, что их как раз деньги распределяются ровно на проблемы, болезни. То есть если ты можешь и хочешь, то можешь напрямую это все делать, но ты до конца не сможешь это контролировать. Или, например, если вдруг…

Так же и родитель не застрахован, что сейчас у тебя был порыв души, ты помог, а в следующем месяце опять надо, и опять надо, и опять, а даритель исчез, например, его сейчас нет.

Синдеева: Но доверие вернулось не только потому, что действительно появились очень хорошие фонды, хорошие директора, это все цивилизовалось, стало прозрачным, но еще потому что, действительно, большое количество известных людей репутационно это поддерживают, и возникает доверие.

Ребенок: Так вот поэтому ты и идешь, да.

Синдеева: Конечно. Я это очень хорошо понимаю, это очень здорово. Но вот насколько, например, вы сами активный участник? Я тоже попечитель одного фонда, мне ужасно стыдно, что я не очень много делаю сама вот как сама.

Ребенок: Ну почему? Вы есть, как раз вы свою функцию выполняете.

Синдеева: Да, но иногда мне кажется: они там все время упаковывают эти посылки, еще что-то делают.

Ребенок: Нет, они пакуют посылки, вы об этом рассказываете.

Синдеева: У меня такое иногда бывает чувство вины, что я мало помогаю.

Ребенок: Я думаю, что вам так же не трудно, если у вас есть такая возможность, поехать и запаковать посылки.

Синдеева: Да. Изменилась, ухудшилась ситуация сейчас после кризиса?

Ребенок: Да, конечно, очень сильно, об этом все рассказывают, я думаю, это очевидно и понятно. Конечно, ухудшилась, конечно, меньше стало, труднее. Но я думаю, что мы справимся. Просто надо об этом не забывать, что проблема не исчезла, появился новый вирус, но другие проблемы никуда со здоровьем…

Синдеева: Да. А вообще есть какая-то статистика, вы знаете, Саша, или нет, сколько, не знаю, в России рождается детей, вернее, необходимо операций в год делать таких? Вообще это большие цифры?

Ребенок: Это все волнами, это по-разному.

Синдеева: Да?

Ребенок: Да, я так не смогу на себя взять ответственность и сказать, да.

Синдеева: Я уточнила.

Ребенок: Мы просто, я хочу сказать, чем шире и больше становится фонд, то есть к нам приходит все больше и больше дарителей, появляется много активностей новых, которые мы придумываем, чтобы привлечь также и известных людей, мы становимся все сильнее и сильнее, фонду уже десять лет в этом году. И мы еще больше берем детей. И даже у нас, скорее всего, со следующего года будет и взрослая программа, потому что мы становимся сильнее и сильнее благодаря людям сильным, которые к нам приходят.

Синдеева: Круто. Я желаю вам удачи, фонду удачи. Что зрителю ждать в ближайшее время от вас? Про «Содержанки» мы уже сказали, третий сезон в январе. В театре на Малой Бронной «Бесы» ― обязательно. Не говоря про текущие спектакли, которые идут во МХАТе, «Карамазовы» же еще идут?

Ребенок: Да, конечно.

Синдеева: Что еще ждать, к чему готовиться, не знаю, может быть? Хорошо, или, может быть, что-то из недавнего вышло, что надо обязательно посмотреть?

Ребенок: Нет, должно выйти в следующем году. «Обитель», это режиссер Александр Велединский, по роману Захара Прилепин.

Синдеева: Какой-то очень хороший состав, да, по-моему, такой?

Ребенок: Там хороший состав, да. Женя Ткачук, Сергей Безруков.

Синдеева: Какое, что это? Можете так приоткрыть? Я не читала.

Ребенок: А, не читали?

Синдеева: Нет.

Ребенок: Это Соловки, двадцать восьмой год. Двадцать седьмой, двадцать восьмой.

Синдеева: «Обитель». Чтобы сейчас какую-то маленькую, что ли, афишу сделать. И каких режиссеров театральных еще вы любите? Или сейчас нельзя так сказать?

Ребенок: Почему?

Синдеева: Можно? Скажите.

Ребенок: Я очень открыта. Я очень люблю… Мне интересно поработать с европейскими режиссерами.

Синдеева: Театральными.

Ребенок: Театральными, да.

Синдеева: А вы для этого что-то делаете? Не знаю, отправляете пробы или знакомитесь?

Ребенок: Так ― нет.

Синдеева: А как это работает?

Ребенок: Так невозможно, мне кажется.

Синдеева: А как?

Ребенок: Я не знаю, я надеюсь вообще, что они к нам приедут.

Синдеева: А, они приедут, с вами встретятся, позовут.

Ребенок: Я знаю, что Лепаж будет, и делает, и ставит сейчас в Театре Наций «Мастера и Маргариту», я очень рада за людей, которые с ним поработают. Уилсон уже сделал «Сказки Пушкина», опять же в Театре Наций.

Синдеева: Да, но как туда попасть-то? Понимаете, вы говорите, вот смотрите, еще, кстати, вопрос, который забыла задать. Многим актерам задаю. Это же зависимая очень профессия, вы там после Щуки сидели и три года нифига не делали, да?

Ребенок: Сидела, да. Ну почему, делала.

Синдеева: Сейчас, слава богу, вы очень востребованы, наверняка у вас нет проблем сейчас с работой. Но ведь вы же говорите: «Я хотела бы с европейскими поработать», может быть, надо здесь какую-то инициативу проявлять? Или что, сидеть и ждать?

Ребенок: Нет, почему? Не надо сидеть и ждать, все равно сейчас все закрыто, все границы. Почему? Надо работать, как говорится…

Синдеева: А в кино вы бы хотели тоже у иностранного, у кого?

Ребенок: Конечно, мне очень это интересно. Мне интересно, куда они все уже зашли, на какие территории. То есть я считаю, что сейчас вообще искусство, да и не прямо сейчас, но все равно, особенно в России, и театр, и кино стоят на таком пути, распутье, скажем так, как в сказке, поиска этого диалога с современным зрителем. Мне кажется, все эти старые методы уже исчерпали себя: я не я, и жизнь не моя, сейчас я вам расскажу про некоего героя.

Все равно вот этот новый диалог, как его вести со зрителем по-настоящему, чтобы в вас это попадало. Мы все смотрим европейские сериалы, американские, и очень хочется тоже, чтобы наш продукт был конкурентоспособным.

Синдеева: Он, кстати, становится конкурентоспособным.

Ребенок: И благодаря видеосервисам и платформам появилась живая конкуренция.

Синдеева: Да.

Ребенок: Мне кажется, телевизор очень испугался и как-то взбодриться он должен и тоже перейти на такое.

Синдеева: У телевизора другая задача просто, у нашего телевидения другая задача.

Ребенок: Другая, хорошо.

Синдеева: Поэтому пока не перейдут. Но то, что платформы…

Ребенок: Создало естественную конкуренцию своим контентом, который снимают.

Синдеева: Нет, я считаю, что мы, конечно, быстро растем.

Ребенок: И мы все начали очень тоже волноваться и желать делать это хорошо, писать не на абстрактного какого-то среднего зрителя, а все-таки…

Синдеева: А где нравится больше все-таки, в театре или в кино? Это какой-то ужасно глупый вопрос. Все говорят, что это разное, да.

Ребенок: Да, он не глупый, просто… Нет, это взаимные сосуды такие.

Синдеева: А как это?

Ребенок: Потому что я считаю, что в театре ― это и есть профессия, это твой, не знаю, спортзал тренировочный. Если ты хочешь быть в хорошей форме, ты как артист обязан работать в театре, потому что это ежедневный тренинг, это твоя работа, это там, где ты можешь готовиться, все твои поиски, эксперименты происходят в репетиционном периоде, да. Ты можешь что-то находить, себя как-то раскрывать, бросать в разные стороны.

И, приходя на площадку, ты уже имеешь определенный ― как сказать? Инструментарий, наработки, потому что сейчас кино достаточно, особенно сериалы, быстрый процесс, никто ждать тебя и на пробу тебе времени давать не будет, ты уже достаточно… Ты работаешь на результат уже.

Не очень себе представляю, если у тебя нет театра, как ты можешь включаться и быстро так находить какие-то ключи к каким-то образам. Конечно, ты готовишься, но, как правило, у тебя тоже не очень много времени на подготовку в сериале. Одно без другого не может быть.

Синдеева: Александра Ребенок немножко была невыспавшаяся. Почему об этом даже говорю? Потому что мне очень хотелось, чтобы Саша была более экспрессивная, потому что я наблюдала в нескольких ваших программах такую яркую экспрессию, эмоцию. Но такое бывает. У нас сегодня тихое и спокойное состояние.

Ребенок: Но внутри у меня была буря, честно.

Синдеева: Да? Вы сдерживали себя?

Ребенок: Нет, я просто… Это был максимум моей громкости, которая возможна, но внутри я все почувствовала. Мне было очень приятно с вами, правда.

Синдеева: Саша, спасибо. Я желаю вам удачи. Всем быстро в театр, пока не закрылся. Смотрите кино, ждем «Содержанок». Александра Ребенок.

Ребенок: Спасибо.

Синдеева: Спасибо!