Почему Навального захотели устранить именно сейчас? Три причины от Евгении Альбац

Сейчас я хочу представить свою сегодняшнюю гостью, по скайпу со мной разговаривает главный редактор издания The New Times Евгения Альбац. Здравствуйте, Евгения Марковна. Спасибо огромное, что согласились поговорить.

Юля, здравствуйте. Спасибо большое за приглашение.

У нас, к сожалению, совсем не оптимистичные поводы для разговора, я хотела пригласить вас поговорить о том, что происходит в эти дни. Задам простой эмоциональный вопрос в начале, что вы почувствовали, буквально по-человечески, когда вы услышали новость об Алексее Навальном?

Отчаяние. Мне хотелось кричать.

Это, собственно, не первый случай, когда с человеком, близким вам, происходит такая жуткая вещь, но какое у вас было ощущение? Это было ощущение абсолютного конца, это было ощущение испуга, что это было?

Нет, не абсолютного конца и ни в коем случае не испуга, мне совершенно, мне пугаться поздно. Но мне очень его жалко, и мне очень жалко Юлю, и мне очень жалко его родителей, Людмилу Ивановну и Анатолия Ивановича. Сколько, вы только подумайте, сколько на эту семью за последние годы вылилось! Олег, брат Навального, три года отсидел только потому, что он брат Навального, ни за что, отсидел тяжелейшим образом, практически все три года в одиночке, бизнес у родителей отобрали, в общем, что только с ними ни делали, вся мощь российского государства направлена на то, чтобы уничтожить эту семью. И при этом мы с вами все время видели Алексея такого улыбающегося, обожающего свою жену, такая идеальная пара, вчера было двадцать лет, как они женаты, из них я шестнадцать с ними знакома. Алексей — человек очень оптимистичный, чрезвычайно нацеленный на результат. Вы не представляете, сколько раз мы с ним говорили о том, что чего только они могут сделать с ним, понимаете. Все как-то уже забыли, что один из деятелей этой организации SERB плескал ему жидкостью зеленого цвета, вроде зеленки, в лицо так, что у него оказалась сожжена сетчатка правого глаза. У него правый глаз тогда видел 20%. 20 процентов! У него и сейчас до сих пор этот глаз, прооперированный и так далее, видно просто, что он меньше, чем другой. И вот это он все пережил, и все с улыбкой, и он сам предпочитает как-то об этом не говорить.

Евгения Марковна, вот у меня такой вопрос. Вы близко дружили с Борисом Немцовым, вы, по-моему, в таких очень близких человеческих отношениях с Алексеем Навальным. После того, как убили Немцова, многие вспоминали о том, что он не верил, что государство, власть может с ним сделать что-то по-настоящему чудовищное, то есть посягнуть на его жизнь. Как, собственно, свои риски, простите за такой как бы вот такой черствый как будто вопрос, в этом смысле оценивал довольно смелый человек Алексей Навальный, человек безусловной смелости? Как он просто абсолютно прагматически, если так можно сказать, рационально оценивал риски для своей жизни, для своей политической деятельности?

Честно говоря, я не знаю, Юля. Вы не забывайте, все-таки Навальный политик, и поэтому не переоценивайте близость наших отношений, все-таки я всегда была, мы дружили, конечно, и дружим, я надеюсь, но при этом Навальный никогда не забывает, что я журналист, поэтому он всегда очень аккуратен в словах. Мне кажется, что Навальный себе просто не разрешал об этом думать, просто иначе в России невозможно заниматься политикой. Борис был уверен, что его Путин не тронет, потому что было как бы негласное соглашение в элитах, что человек, который был вице-премьер-министром, заместителем председателя правительства Российской Федерации, он как бы уже вот в этой категории небожителей, мы своих там не трогаем.

Не по понятиям избавляться от такого человека.

Да, и поэтому был такой шок в элитах, что это означало, что любой, любой может при случае быть убитым, посаженным, ну и собственно, история с Улюкаевым это подтвердила. Что касается Алексея Навального, то конечно, он очень сильно рисковал, он это понимал, но он человек невероятного какого-то, знаете, вот такого мужества. Слушайте, а Юля, вы подумайте, что вот это всё, я даже себе с трудом представляю себя на месте сейчас его жены. Что она чувствует, когда она входит в палату гостиницы Charite и видит своего мужа во всяких проводах, трубках из всех мест, находящегося в медикаментозной коме?

Это на самом деле одно из самых вообще сложных, мне кажется, переживаний в жизни. Мне довелось видеть журналистов, на которых совершали покушения, близких мне людей, в этом состоянии, я была вовсе не родственником этих людей, это было совершенно страшно. Я хотела спросить у вас, Евгения Марковна, вот о чем. Сейчас, когда очевидно, это такая эмоциональная компенсация, все ищут виновных, все говорят о том, кто в этой ситуации оказывается невольным или вольным сообщником, что вы думаете о действиях омских врачей и руководства клиники? Сколько там было вранья? Сколько было осознанного вранья, сколько было незнания? Вы знаете, если восстанавливаешь ситуацию, такое ощущение, что там было две команды: были такие доблестные реаниматологи, которые пытались спасти Навального, а были токсикологи, которые видели анализы, и то ли чего-то там не увидели, то ли скрыли это от нас под воздействием силовиков. Как вы оцениваете вообще вот эту врачебную часть?

Юля, конечно, я не врач, я не могу оценивать действия врачей.

Как журналист, как вам кажется?

Мы знаем, что врач «скорой помощи», которая ждала Навального у трапа на летном поле аэропорта Омска, он сразу поставил ему капельницу. Был ли там атропин или нет, неизвестно, обычно атропин вкалывается отдельно, мы знаем, что ему была поставлена капельница. Мы знаем, что когда он уже поступил в больницу Омска, по словам московского врача Бориса Теплыха, ему делали атропин, как мы теперь понимаем, это важный антидот в случае отравления вот этими, на основе фосфатов, отравляющими веществами. Это важный антидот, ему давали атропин, потом перестали давать, потому что анализы, которые почему-то отправляли, в том числе, в Москву, показали, что никаких токсинов там нет. Мы отлично понимали, что анализы либо были подменены, и на этот счет у российских чекистов большой опыт, отработанный в Сочи, где, как мы помним, подменяли десятками анализы мочи, поэтому я не удивляюсь, что анализы отправляли в Москву, а что там на самом деле анализировали, одному богу известно. Мы знаем, как говорит Борис Теплых, что тем не менее реаниматологам, в том числе, реаниматологам омской больницы, удалось не допустить худшего развития событий. Как я поняла из слов Теплыха, Навальный уходил, и они не позволили ему уйти, не позволили ему умереть. Насколько я знаю, в больнице Омска в реанимации был реаниматолог, который как минимум разговаривал с родственниками, и с Юлей, и с Олегом…

Держал их в курсе.

Держал их в курсе и вообще разговаривал нормальным языком. Что касается господина Калиниченко и господина Мураховского, то эти люди вполне заслужили определение «товарищи» в белых халатах, подставляйте любые другие существительные. Заявление заместителя главного врача омской больницы господина Калиниченко, что у Навального было нарушение обмена веществ, это приговор господину Калиниченко, как минимум, мне представляется, что профессиональная среда должна совершенно четко дать понять, что он не может считаться врачом. К сожалению, профессиональная среда, собственно, то же самое у нас, у журналистов, бросилась защищать честь мундира, между тем врач, которые врет по поводу диагноза, врач, который знает или имеет, он же сказал, Калиниченко фраза, он сказал, что при этом мы держим в подкорке, что было отравление, это он сказал. Борис Теплых, реаниматолог из Москвы, стоял рядом и молчал, и держа в подкорке, что это могло быть отравление, они перестали ему давать атропин. А на самом деле, как мы теперь все начитались кучу всякой специальной литературы, мы знаем, что это такой универсальный антидот, что его приходится иногда давать в больших дозах…

Ну, там было много интервью. Было несколько интервью Теплых, который говорил, я просто вчера как раз пересматривала, который говорил, что якобы была какая-то реакция состояния пациента. Но на самом деле столько мутного в этих разговорах, что совершенно непонятно, что произошло. Евгения Марковна, я хотела перейти вот буквально к политике, если можно. Что по-вашему случилось, что это за уровень принятия решений? У нас в таких случаях, когда происходит отравление, а то и убийство, или просто нападки на какого-то, агрессивные нападки на оппозиционного политика, принято говорить, что власти это не выгодно, что это не тот уровень, который власть должен задеть. Как вам кажется, выгодно это власти или не выгодно? И какого уровня…

Мне вообще нравится этот аргумент — власти это не выгодно. Политковскую убили — нет, нам это совершенно не выгодно, она нам приносила меньше вреда, чем когда ее убили. Бориса убили — нет, нам это совершенно не выгодно. Навального, судя по всему, потравили — нет, нам совершенно это не выгодно. Это вообще уровень разговора абсолютно таких пацанов из ленинградской подворотни. У меня нет сомнения, что решение об устранении Навального принималось на самом высоком уровне. Кто выполнял, был исполнителем, это уже второй вопрос. В российской власти, к сожалению, уничтожены не только институты как нормы, правила и как законы, но уничтожены и нормальные государственные структуры. У нас Министерство иностранных дел не Министерство иностранных дел, его функцию выполняет «Роснефть» очень часто, поэтому у нас выполнение «грязных» всяких операций берут на себя всякие ЧВКваторы и всякие повары пригожины. Поэтому, понимаете, это же совершенно вторично, то есть важно найти исполнителя, нет вопросов, но то, что команда на устранение Навального, а у меня нет сомнения, что Алексея убивали, пошла с самого верха российской власти, по-моему, это совершенно очевидно. Мы обсуждали это с Никитой Петровым, известным историком спецслужб, историком политической полиции в Советском Союзе и в России, КГБ, ФСБ, собственно, разница небольшая, и он очень, по-моему, он мне очень правильно сказал, почему они Навального решили травить, потому что они обожглись на истории с Немцовым. Когда есть пули, тогда есть пистолет и есть убийца, и значительно легче найти.

Идентифицировать руку.

Да. Это как-то очень трудно, не начать искать. А яд, это такая страшная вещь, его же нельзя пощупать, он вообще выходит очень быстро. Литвиненко, ведь никто бы не знал, что Литвиненко отравили полонием, если бы за сутки до его смерти врачу в госпитале в Лондоне не пришло в голову взять у него очередной анализ мочи, который показал полоний. А ведь так бы и не знали, почему он ушел. Понимаете, теперь, когда есть у нас история с Навальным, становится более понятна история с Дмитрием Быковым и с Владимиром Кара-Мурзой, и мы знаем, что Аню Политковскую травили, когда она летела в Беслан. То есть это то, что у российской власти и ее политической полиции, это, так сказать, стало формой борьбы с инакомыслием.

Скажите,, как вам кажется, почему, есть все-таки некий тайминг, почему это произошло с Алексеем Навальным сейчас? Почему, вам кажется, сейчас, то есть какая логика этого проекта?

Еще раз, мы не занимаемся спекуляциями, и конечно, каждый раз надо бы говорить, что предположительно, что нам кажется, что пока у нас нет еще четких данных, что и клиника Charite высказывает, ставит диагноз в предположительном тоне и так далее. И тем не менее, конечно, вопрос «Почему?». Мне кажется, что по трем причинам. Первая причина, она связана с тем, что у российской власти все меньше становится денег, чтобы покупать лояльность населения, и самое главное, лояльность силовиков, на штыках которых российская власть держится. Это связано, конечно же, с обрушением нефтяной экономики, она обрушилась во всем мире, и не только потому, что цены упали, но и потому, что мир перестал сейчас, в силу пандемии, летать, ездить и так далее. Я напомню вам, что совсем буквально на днях было сообщение о том, что компания Exxon, которая в 2011 году была самой большой компанией мира и 92 года была в рейтинге Доу-Джонса, то есть в рейтинге тридцати самых больших компаний Америки, вылетела из этого рейтинга несколько дней назад. Ее капитализация сейчас просто смешная, 170 миллиардов долларов, в то время как капитализация Apple больше двух триллионов. Значит, вот эта экономика, на которой зиждется российская власть, она закончилась, мы сейчас можем говорить, она закончилась, поэтому денег у российской власти уже мало и не будет совсем. И это первое, и поэтому они пытаются устранить риски, связанные с нахождением Путина вечно у власти, заранее. Это первое. Второе, события в Хабаровске и еще в большей степени события в Беларуси, они показали, что сетевые структуры, социальные сети позволяют преодолевать проблему, которая известна в политической науке как the problem of collective action, проблема коллективного действия, описанная когда-то знаменитым профессором Мансуром Олсоном, который говорит о том, что люди не выходят на протест, потому что зачем я пойду, если за меня пойдет кто-то. А социальные сети изменили эту ситуацию, это стало фаном, и с другой стороны, стыдно не выйти, потому что все об этом в сетях будут знать. Но Хабаровск и Беларусь показали, что отсутствие лидера превращает протест в такое очень увлекательное, очень важное, но гуляние, а в авторитарных, и особенно в таких диктаторских режимах, как в Беларуси, совершенно необходимо брать власть. И до той поры, пока оппозиция не возьмет власть, как минимум, в условиях ситуации в Беларуси, необходимо, чтобы Лукашенко отпустил политических заключенных, а заметьте, он этого не делает, он стал выпускать и перестал. И это вторая причина, потому что они поняли, что если протесты случатся в России, то у России как раз есть лидер, и этого лидера зовут Алексей Анатольевич Навальный. И я думаю, что решение принималось ситуативно, глядя на то, что происходит в Беларуси, испуг от того, что происходит в Беларуси. Третье, я думаю, что Путин и компания готовят нам большие сюрпризы. Сегодня «Новая газета» сообщила о том, что Путин сказал, что готовится резерв российских правоохранительных органов для помощи Беларуси. В переводе на русский язык — готовится вторжение России в Беларусь, Путин будет решать, исполнять свою главную миссионерскую задачу, а именно возвращение советских земель, как минимум, европейские части бывшего Советского Союза. Вот это три, как мне представляется, причины, почему сейчас.

Я вообще до сих пор довольно слабо представляю, как-то не укладывается в голове, что Россия может применить силу в Беларуси, то есть буквально собственным инструментарием утопить Беларусь в крови. Я задам еще один вопрос, согласны ли вы со мной, и не только со мной, а со всеми, кто считает, что если была какая-то за последнее время успешная спецоперация пропагандистская, направленная на оппозицию, то она заключалась в том, что Алексея Навального, несмотря на то, что кажется, как будто его демонизировали, его наоборот, как будто принижали. То есть создавали, сложно даже сказать у кого, и внутри элиты, и внутри разных групп общественного мнения, ощущение, что Алексей Навальный это несерьезная фигура, что он блогер, эмоциональный блогер, который ссорится с журналистами, пишет свои расследования, рисует мемы, и вообще как бы не политик. И это именно в момент, когда Навального привезли в Charite, стало явно, что там его воспринимают как крупную политическую фигуру, относятся к этому как к серьезному человеку, который очень важен для политической жизни в России, а здесь он как бы просто парень из YouTube, один из. И что в этом, по-моему, я просто анализировала факты, была некоторая пропагандистская заслуга Кремля, в смысле они достигли в этом успеха.

Вы совершенно правильно, Юля, говорите, что в России всячески Навального старались портретировать как просто как ну вот он там что-то такое рассказывает, бегает по улицам, они не случайно называли его блогер. Заметьте, что Путин впервые назвал имя Навального, по-моему, это было вчера…

В звонке с итальянским коллегой.

Да, с премьер-министром Италии, который как все… И сегодня, кстати, должно состояться заседание министров иностранных дел Евросоюза, которые будут обсуждать ситуацию в Беларуси, и очевидно, там встанет вопрос о Навальном. В западном мире Навальный воспринимается абсолютно как лидер российской оппозиции. В западном мире есть два человека: Путин, который бессменный царь, который отменил российскую конституцию и обнулил все свои сроки, и это не вызывает уважения, потому что никогда не вызывают уважение люди, которые не могут отодрать свою задницу от властного кресла, и второй человек, это Алексей Навальный, и конечно же, Алексей Навальный воспринимается как антитеза Путину. В этом смысле, да, конечно. Но есть еще один очень важный момент, понимаете, Навальный фактурный парень, высокий, красивый, еще он такой, знаете, он же упертый, Алешка, невозможно, и вот он решил, что он похудеет, и вот Навальный перестал есть вечерами. Мне его всегда ужасно жалко, потому что такое ощущение, что он все время голодный. Теперь он начал бегать. Понимаете, он фактурный парень, он хорошо смотрится, он умеет держаться, у него изумительная обаятельная улыбка. И ко всему прочему, у него красавица жена. Вы представляете себе, что испытывают вот эти 65-66-70-летние мужики, которые смотрят на него и видят в нем все то, чем они никогда не смогли стать, которые вынуждены за «бабки» покупать женщин, которые вынуждены им, женщинам этим, девушкам покупать места на «Мисс Вселенной», покупать им яхты, места в Государственной Думе…

Да, это поразительная история, и поразительная история про диктатуру и личную жизнь, которая была рассказана прессой в последнее время в связи с историей в Беларуси.

Это да, это известная история про то, что батька Лукашенко пользовал любую девушку 20+, которая ему нравится. Это не новая история, то же самое делал Сталин, как известно, поэтому в этом смысле ничего нового в этом нет. Просто, еще раз, они-то сами понимают, что они этих женщин должны покупать. А у Навального красавица жена.

Мне очень жаль, наш разговор должен подойти к концу, мне очень хотелось бы обсудить и другие политические причины. Я говорила в первой части программы о том, насколько важны грядущие выборы и насколько эффективной оказалась программа «Умного голосования», это показала история с Московской городской думой, в которой впервые появилась оппозиционная фракция. И этот факт совершенно невозможно не замечать в ситуации, когда население настолько недовольно властью, а проводить выборы становится все сложнее и сложнее, и как говорят публицисты самые разные, самых разных взглядов, оппозиция становится совсем не нужна, не только уж совсем несистемная, но скоро, кажется, и системная. Спасибо огромное. Это была Евгения Альбац, главный редактор издания The New Times. Я Юлия Таратута, скоро встретимся.

Фото: Андрей Никеричев / «Агентство Москва»

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.