«Знаменитому другу помочь очень сложно». Режиссер фильма «Mystify!» — о трагической судьбе лидера INXS Майкла Хатченса

Сейчас с нами на связи из австралийского Мельбурна Ричард Ловенштейн, уже довольно поздно, и большое Вам спасибо, что согласились побеседовать с нами. Полагаю, сейчас — час рок-н-ролла.

Все так, действительно! На самом деле, я даже теперь ложусь не раньше трех утра, так что Вам повезло.

Очень Вас понимаю. Знаете, мне, во-первых, хотелось бы Вас поблагодарить за то, что Вы есть в моей жизни, за Ваши чудесные видео, которые вы снимали для INXS, этой великой группы, и спасибо за Ваш фильм. Я впервые посмотрел его в прошлом году на борту самолета, и тогда подумалось, что было бы здорово показать его в России, и я очень рад, что Beat Film Fest покажет его здесь. Мой первый вопрос: расскажите, как Вы подружились с Майклом? Ведь есть некоторые стереотипы относительно снобизма рок-звезд, и, кажется, ему удалось просто уничтожить их во время вашей первой встречи, не правда ли?

Да, абсолютно. Мне доводилось уже на тот момент работать с некоторыми рок-звездами, с Питом Таунсендом из The Who, например, а Майкл, он просто... Мы познакомились на съемках первого клипа, мне предложили снять его для INXS в 1984, и он казался таким скромным, учтивым, и очень харизматичным молодым человеком, и он... возможно, дело в вечном противостоянии Мельбурна и Сиднея, наподобие Лос-Анджелеса и Нью-Йорка, и поэтому он был таким скромным, ведь... Ведь я, например, рос с Ником Кейвом и его чудаковатыми ребятами, а Майкл казался жителю Мельбурна каким-то скромнягой, поскольку был из Сиднея, а это для Австралии в каком-то смысле довольно отстойно. К тому же, Майкл всегда идеализировал музыкальную сцену Мельбурна, поэтому он так отличался от остальных.

Звучит так, будто он стеснялся быть собой, но в объективах камер ему становилось комфортно, и он полностью преображался, так ли это?

Да, вполне. Думаю, отчасти этому способствовала наша дружба, тот факт, что он знал: это я руковожу процессом. Это его успокаивало, он уверенно работал с камерами, смотря на меня или на оператора, с которым тоже дружил. Есть забавная история про его стеснительность: помню, во время пика его популярности мы были на вечеринке с Мадонной, она сидела в другом конце комнаты, а мне очень хотелось поработать с ней, и я сказал Майклу: «Майкл, подойди к ней, представь нас! Пойдем, поболтаем с ней!», а он в ту неделю как раз поднялся на первые места американских чартов, и он ответил: «Ну, нет, ты что, она же меня даже не узнает, я стесняюсь с ней знакомиться». А я ему: «Да ты же на первом месте! Твоя песня — на первых строчках, конечно, она тебя узнает!» И так мы с ней не поговорили в итоге, я тогда очень разозлился.   

Есть три очевидных значительных этапа, испытания, через которые проходит любая рок-звезда: это испытание деньгами, когда артист начинает много зарабатывать, испытание славой, которая вполне может обернуться своей разрушительной стороной, и испытание алкоголем и наркотиками — дьявольскими приманками. С какими испытаниями, по-Вашему, Майкл справился, а с какими — нет?

Ну, как Вы могли понять по фильму, это очень любопытный вопрос, потому что он справился со всеми тремя, даже с учетом того инцидента в 1993-м, как я уже упоминал, он был на вершине успеха, но оставался таким же скромным и застенчивым, всегда сильно отличался от людей, подобных Нику Кейву. Несмотря на то, что он мог выпить и закатить вечеринку, это никогда не превращалось в проблему, и с наркотиками не было никаких проблем, это всегда были очень спокойные и мягкие вечеринки, перед ним никогда не маячила опасность впасть в зависимость от чего бы то ни было. А когда произошел тот случай в 1993-м, все изменилось, переформатировалось, и Майкл стал совсем другим...

Вы говорите о случае, когда Майкла, сидящего с Хеленой Кристенсен на тротуаре, ударил проезжавший мимо таксист, и Майкл потерял сознание?

Да-да, об этом, он вообще-то был на велосипеде, сидел на стоявшем велосипеде, когда таксист ударил его, и Майкл потерял сознание. Столкновение было довольно серьезным, кровь шла из ушей и носа, а уже позже выяснилось, что у Майкла была серьезная черепно-мозговая травма. И тогда его жизнь круто изменилась, он потерял способность лавировать меж этих трех дьявольских соблазнов, о которых Вы говорили, не мог обуздать эго, тягу к алкоголю, наркотикам. Это был уже совершенно другой Майкл, и он начал тогда двигаться по проторенной рок-н-рольной дорожке, что мной воспринимается как палка о двух концах, поскольку люди со стороны говорили: «Ну да, он ведь рок-звезда», вешали на него ярлык. Ведь они не знали, кем Майкл был до этого, говорили, мол, вот, эгоист, весь из себя успешный. Но те немногие, кто по-настоящему его знали и были близки, понимали всю серьезность положения. Но никто слушал, ни менеджеры, никто, они ведь просто высасывают из звезд все соки, то же случилось и с Элвисом в свое время.

Я считаю, что Вы поступили смело, скрыв лица людей в отрывках интервью. Можно слышать голоса всех тех, с кем Вы беседовали, и все они вспоминают Майкла, но их лиц не видно. Как Вам удалось избежать соблазна показать Боно или Кайли? Как Вы осмелились?

Ну, знаете, с Боно было просто, он ведь снялся уже в стольких документалках, даже он сам говорит: «Я уже в стольких документальных фильмах снялся, было бы здорово, если бы обошлось без меня в кадре», а вот с Кайли было трудно, не показывать Кайли — сложное решение. Но в конечном счете мне ведь хотелось поместить публику в то время, а не заставить смотреть на морщинки Кайли — а Кайли была очень красива во время интервью, — так вот, не заставить смотреть на Кайли и думать, сделала ли она ринопластику или нет, мне не хотелось, чтобы зритель смотрел на Боно и группу и думал: «Ничего себе они состарились». Моим желанием было отправить зрителя в путешествие во времени и погрузить в ту эпоху, поместить рядом с Майклом. И мне всегда казалось, что в такого рода фильмах, картинах-путешествиях во времени, «говорящие головы» современности разрушают всю магию этого иммерсионного опыта и снова возвращают тебя в 2020 или 2019 год. А потом тебе опять приходится забрасывать зрителя назад в 86-ой или 89-ый, неважно, мне хотелось избежать этой дурацкой пружины, хотелось просто откатиться назад и дать возможность испытать то, что испытывал Майкл, дать возможность стать Майклом.

У Вас потрясающая коллекция архивов, документов, фотографий, любительских съемок, можете вспомнить случай, когда что-то попало к Вам из чьих-то личных архивов, и Вы решили: «Боже, да! Это станет жемчужиной моего фильма»?

Пожалуй, пленка от Кайли была абсолютным сюрпризом. Я ожидал, что возьму у нее интервью, и она, разумеется, согласилась, поскольку фигурирует в фильме, а потом, в конце интервью, она сказала: «Ты знаешь, возможно, у меня осталась кое-какая старая пленка, мы как-то путешествовали Восточным экспрессом, и у меня могли остаться негативы». И я ответил: «Ну, думаю, ты ничего не найдешь, все же двадцать лет прошло», но проходит два дня — и мне звонит ее менеджер со словами: «Кайли зовет тебя к себе», — дело было в Лондоне, — «по пути в аэропорт». И я приезжаю к ней домой — я и чемодан, — стучусь, и она открывает со словами: «Смотри, что я нашла!» Совершенно шикарная пленка, и это до сих пор моя любимая часть фильма — она заснята Майклом в Восточном экспрессе, а потом они вместе, а потом — в маленьком спальном купе, где она обнажена, и я говорю ей: «Кайли, ты же не хочешь, чтобы твое обнаженное фото попало в фильм...» А она мне: «А почему бы и нет? Будет же хорошо!»

Обожаю эту женщину, просто обожаю.

Я честно ей сказал, что если это попадет в фильм, то газетчики просто с ума сойдут. А она: «Да кому до них есть дело! В этом же интимность момента!» И мы взяли это в фильм.

Я помню тот день, когда в новостях сообщили о суициде Майкла. Я был просто раздавлен. У нас всегда был образ рок-звезды... Всегда считалось, что быть знаменитым — значит быть счастливым, а оказалось, все совсем наоборот. И чем больше я читал и узнавал о последних днях его жизни, тем больше понимал, насколько сильным было его ощущение одиночества и тревоги, и как сильно было желание воссоединиться с семьей. Вы пытались пообщаться с Бобом Гелдофом?

Я обращался к Бобу Гелдофу, и, если честно, совершенно ясно понимаю, почему он отказался. Он ответил, что уже дал интервью шоу «60 минут» и сказал все, что хотел, я понимаю это. Еще я подумал, что Боб... Я ведь... Я брал интервью у людей, которые знали Майкла очень близко, а Боб был не из их числа, — они несколько раз общались по телефону, и в довольно категоричном тоне, и Майкл выходил из себя. А у меня было свое видение этих звонков, как-то я даже присутствовал при одном из них, когда Майкл звонил Бобу, и мне показалось, что Бобу просто нечего добавить. И, к тому же, он не горел желанием. Мы просмотрели архивы, где Боб касается этой темы, и приняли решение их не использовать, это бы не добавило ничего нового к уже имевшемуся у нас материалу. Конечно, если бы Пола была жива, мы были бы рады с ней пообщаться, но у меня было четкое видение того, что в фильме должны быть ближайшие к Майклу люди, знавшие его, как никто другой.

Можете ли Вы объяснить, почему наследие INXS так быстро кануло в Лету с появлением на сцене брит-попа и гранжа? Я вот ощущаю несправедливость по отношению к этой группе, когда ее можно услышать лишь раз в день на какой-нибудь рок-станции или радиостанции, ставящей ретро 80-х. Вопрос в том, как так случается, что люди превращаются в идолов после их смерти, например, мы до сих пор открываем новое в творчестве Боуи, потому что он оставил после себя огромное количество материала, но Джим Моррисон не оставил, а все равно превратился в рок-идола, почему то же самое не случилось с Майклом?

Я думаю, что этого не произошло, потому что Майкл, будучи артистом, оказался в таком периоде, когда модное быстро выходит из моды. Была прорва групп, которые мы вспоминаем теперь, тех, с огромными начесами, и над которыми посмеиваемся, типа Duran Duran или Spandau Ballet, а Майкл был настоящим артистом, а не просто веянием моды, порождением волны новой романтики (нью-ромэнтик волны). Англичане, эти «крестные» истории рок-н-ролла, журналы типа NMA, New Musical Express и прочие, они отнесли INXS в разряд тех самых вылизанных и гладко выбритых групп 80-х. И, думаю, Джим Моррисон этого избежал и всегда расценивался как серьезный музыкант, равно как и U2. Причем, U2 пришлось знатно постараться, чтобы избавиться от этого клейма, что доказывает их живучесть, но британская пресса, в частности, британская музыкальная пресса, «помазавшая» INXS на существование в статусе «классической рок-группы», ненавидела INXS всем сердцем. Лишь в последний момент они, наконец, приняли их музыку. Я знаю об этом, поскольку часто бывал в Англии в то время, критика на альбомы была беспощадная. И до сих пор я обнаруживаю некое сопротивление... Даже когда я вернулся, чтобы выпустить фильм, я увидел отношение типа: «Ну да, но он не так хорош, как Эми Уайнхауз», или: «Ну да, но он не так хорош, как U2 или the Clash», и не только потому, что мы австралийцы, но и потому, что он был очень привлекательным длинноволосым мужчиной, и люди за этим не видят музыки. Но все так и есть, как говорят: это классический рок-н-ролл. Сейчас в чарте есть сингл артистки Dua Lipa, которая использовала сэмпл INXS, и этот сингл на первом месте!

Как сказано в цитате из Вашего фильма, я ее помню, это слова Ноэля Галлахера, получавшего Brit Awards из рук Майкла Хатченса: «Старички не должны премировать будущих победителей жизни», это же отвратительно звучит!

Ну да, но поп и рок, весь поп, пожалуй, груб и беспощаден. Как сказал Ворхаус: «Поп сожрет сам себя», ведь молодые поп-звезды сами себе — худшие враги. Пять или десять лет спустя Oasis стали теми самыми старичками, и кто теперь смеется последним? Высокомерие способно извергнуть из себя совершенно нелепые вещи. Кстати, ранее в этом году мне наконец довелось познакомиться с Ноэлем Галлахером, автором цитаты, мы встретились за кулисами на концерте U2...

Вы спросили его, зачем он тогда это сделал?

Конечно

И?!

Он ответил: «Блин, чувак, не знаю, я слышал, как он нас поносит, поэтому мне захотелось сказать что-то обидное». А он вычитал это... Майкл ведь обожал Oasis, а Ноэль вычитал это в дурацком таблоиде, что Майкл не любил Oasis, что было полной чепухой. И он сказал то, что на тот момент Майкла сильно задело. Мы стояли вместе и выпивали, и Ноэль сказал мне: «Ой, да я уверен, что мы бы поладили, все говорили, что мы бы стали лучшими друзьями!» Но все это двадцать лет спустя, а тогда это был молодой Ноэль Галлахер, слишком горячий, чтобы промолчать.

Почувствовали ли Вы, разговаривая с людьми, которые были близки к Майклу, что у них был шанс спасти его? Что им следовало быть чуть более внимательными, чуть более заботливыми, воспринимать его состояние чуточку серьезнее? Было ли у них ощущение, что они могли бы что-то исправить в ситуации, когда тот, кого ты любишь, кто является твоим другом, решает так резко все закончить и уйти из жизни?

Разумеется. На самом деле, самой большой трагедией всей истории является то... Знаете, как Мефистофель и доктор Фауст... Он стал жертвой своей славы, ведь... Ты можешь помочь другу, но знаменитому другу помочь очень сложно. Ты думаешь, как Вы ранее сказали, что их жизнь — это сказка наяву, что у них все схвачено и продумано. Нас, близких друзей, мечтающих о том, чтобы глубже проникнуть в его жизнь, было очень много, тех кто сказал бы: «Пожалуйста, заботься о себе, давай что-нибудь придумаем вместе, мы поможем тебе». Но... С таким известным человеком, который как бы заперт в своем доме в Лондоне, когда ты находишься в Австралии — а ведь мобильных еще не было, связаться было крайне затруднительно, — все считали, что он в надежных руках под присмотром хороших врачей. Но я особое внимание обращаю на тех, кто ездил с ним в тур, поскольку они точно знали, в каком состоянии он находится, и у них была возможность ему помочь, привести к нему психотерапевта, например. Никто не думал, что он может помочь, и никто не помог, понимаете. И это настоящая трагедия — то, что он оказался заложником собственной славы.

И последний вопрос: я был очень впечатлен треугольником из Полы, Майкла и Боба Гелдафа. Чем больше я читал об этом, тем больше думал о том, что это идеальный киносценарий, в нем столько всего! И вот, 22 года прошло — а у нас даже нет документального фильма, не то, что художественного. Как считаете, перенесут ли когда-нибудь эту историю на экраны?

Очень интригующий вопрос. Любопытно: всегда полагается, что художественный фильм вырастает из документального, в моем случае это случилось наоборот. На протяжении пяти лет я вынашивал в себе сценарий фильма о жизни Майкла, я ведь снимаю драматические картины, опыта в документалистике у меня не было. Так вот, на протяжении пяти лет я хотел воплотить в жизнь идею фильма-байопика по типу «Богемской Распсодии», найти актера, сыгравшего бы Майкла, но мы не смогли протолкнуть идею и реализовать ее с финансовой точки зрения, и одним утром я решил: «К черту все, делаю документалку». Так весь контекст, все исследования, вся идея стали основой для документального фильма. Так что вот так, но сценарий все еще лежит, поэтому ничего не исключаю. Часть меня сейчас ликует от того, что я решил делать документальный фильм, потому что в процессе съемок я все еще размышлял о возможном кастинге на роль Майкла, а настоящий Майкл был перед глазами, на пленке, особенно на той, что дала мне Кайли, и я думал: «Кто бы сыграл Майкла Хатченса лучше самого Майкла Хатченса?» Поэтому на его роль не было никакого кастинга. Он был уникальным, думаю, я бы все сломал, если бы нашел актера на его роль.

Большое спасибо Вам за беседу, это большая честь, надеюсь, что больше людей посмотрят это и откроют для себя творчество этой группы, и мир станет немного лучше. Я, как видите, остаюсь в душе романтиком и по сей день. Огромное спасибо!

Спасибо Вам!     

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.