Владимир Путин у власти уже 20 лет. В преддверии «обнуления» его сроков, после которого он сможет остаться у власти до 2036 года, кинокритик Антон Долин выбрал пять фильмов, которые лучше всего отражают Россию последних двух десятилетий.
Первый гость нашего специального выпуска ― кинокритик, главный редактор журнала «Искусство кино» Антон Долин. Добрый вечер, Антон!
Привет, Миша!
Спасибо, что добрался. Расскажи нам о картинах, которые обязательно стоит посмотреть, чтобы понять чуть-чуть про эти два десятилетия.
Микропредисловие: наверно, главное свойство современного кинематографа, русского кинематографа XXI века ― это его эскапистская природа. Это связано с кучей факторов, не будем их долго перечислять, но огромное количество картин, как по-настоящему крутых для общемирового контекста, допустим, «Фауст» Александра Сокурова, так и крутых только для нашего сугубо коммерческого контекста, от «Ночного дозора» до «Холопа», если брать последние, ― это все фильмы бегства, так или иначе. Это может быть интеллектуальное бегство, но это фильмы не непосредственно о нашей реальности, фильмы, от нее отворачивающиеся, концептуально, или трусливо, или как угодно еще.
Я выбрал те немногочисленные фильмы, которые были, с одной стороны, действительно важными и поворотными, с другой стороны, говорили об этой действительности, поворачивались к ней лицом. Иногда автор как бы прямо этого и не пытался сказать, но так случалось, что фильм совпадал с временем и его определял. Поэтому, повторяю, эти пять картин ― это не лучшие пять русских картин за последние двадцать лет и, может быть, не самые типичные, но это те фильмы, которые говорят о времени, в котором мы живем и жили эти два десятилетия, поэтому они важны.
Первый фильм ― очень характерно, он погружен в советское предперестроечное время. У меня сейчас выйдет новая книжка, сорри за рекламу, она называется «Миражи советского». Она о том, как мы двадцать лет снимаем кино про СССР, обожая его, ненавидя его, воспевая его, разоблачая его. Мы по-прежнему живем там. И, наверно, самый откровенный, страшный, классный и в то же время невыносимый фильм об этом ― это «Груз 200» Алексея Балабанова, 2007 год.
Ты выбрал, конечно, самое страшное кино, с моей точки зрения, и я тебе сразу могу признаться, что в тот момент, я посмотрел его, когда была премьера, и я ни разу больше за это время не рискнул его снова пересматривать.
Я пересматривал, но забыть это сложно, это правда. Я помню момент, когда я смотрел впервые этот фильм. Дело в том, что у меня накопилось, наверно, как у очень многих моих коллег, много каких-то внутренних зрительских и профессиональных претензий к Алексею Балабанову. Конечно, глупо о них говорить, когда человека уже даже нет в живых. Но эта картина, с моей точки зрения, компенсирует все те неточности, все те грубости и передергивания, которые в его картинах иногда содержались. Для меня это шедевр, просто один из лучших фильмов, снятых в XXI веке, вне зависимости от того, в России он снят или нет.
Это фильм на самом деле о времени. Но он вовсе не о том, что было такое время в восьмидесятые, хотя сам Балабанов примерно так говорил о смысле этой картины. Это фильм о том, что время этой утопии, о которой говорит персонаж Алексея Серебрякова, что этот город Солнца, который еще Томмазо Кампанелле [итальянский философ XVI-XVII веков, автор утопического трактата «Город Солнца»]когда-то привиделся, никогда не будет построен. О нем мечтал еще Иван Лапшин, кстати говоря, говорил, что мы построим. «Я знаю — саду цвесть, когда такие люди в стране в советской есть!» [Цитата из произведения В. Маяковского «Рассказ Хренова о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка»]. Нет, вот такие люди есть в стране советской. И до сих пор люди те же, хоть страна уже вроде бы и другая. И кино, конечно, об этом. Прекрасный, пронзительный и страшный фильм о любви и нелюбви задолго до того, как появился фильм «Нелюбовь».
Я тебе хочу сказать, что во мне внутренне физиологически протестует, я знаю, что и насчет другого режиссера мы тоже расходимся, то же самое, как «Антихрист» Ларса фон Триера. Я в какой-то момент чувствую: достаточно, мне не надо объяснять, какой это ужас, когда в кадре у фон Триера героиня начинает себя хирургическим образом калечить или когда здесь эта несчастная девочка оказывается в постели с тараканами, мухами, трупами, ее там еще и насилуют. Я хочу сказать: «Стоп! Я уже понял мысль, я дальше не хочу этого видеть!». И вот этому физическому зрительскому насилию над собой я противлюсь, когда я смотрю эти картины. За полшага до этого бы остановиться, может быть, это было бы действительно… Вот те эпитеты, которые ты применил, я бы под ними подписался.
Миша, свойство гениальности (очень часто, не всегда) ― это трансгрессия, переход границ. Некоторые фильмы можно делать только так. Ты сказал про Триера, есть «Сало, или 120 дней Содома», есть «Забавные игры» Ханеке. Есть фильмы, невыносимость которых очень важна. Наше желание отвернуться ― мы и новости так часто смотрим или читаем, правда? Некоторые вещи лучше не знать, лучше даже новость даже до конца не дочитывать или заголовок. У тебя бывает такое наверняка: заголовок прочитал, вот недавно было про оправдание человека в Казани. И ты не читаешь уже саму новость, не надо, уже достаточно, уже и от этого тошнит.
Мне кажется, чтобы не тошнило, иногда нужно испить эту чашу до дна, особенно когда речь идет о художественных образах. Все-таки это художественные образы, они даже гротескны, карикатурны, это не реалистическое кино и не документальное.
Перейдем ко второму фильму. Это дебютный игровой фильм, потому что до этого были не игровые фильмы, Валерии Гай Германики, 2008 год, «Все умрут, а я останусь». Потрясающая картина.
Здесь я в первую очередь уже с высоты прожитых лет подчеркиваю, что, конечно, Гай Германика этой картиной объявила некий новый художественный киноязык.
Не то слово, и это оценили в Каннах. Не все сейчас это помнят, что было выдано две награды жюри «Золотой камеры», а это каннский приз за лучший дебют. Первую дали за фильм «Голод» Стиву Маккуину, который потом получил «Оскар», например, за «Двенадцать лет рабства», а вторую дали Германике. Это был спецприз жюри «Золотая камера» за эту картину.
Конечно, траектория Маккуина в мировом кино и траектория Германики, у которой несколько фильмов было зарезано, не получилось, не не получилось художественно, а не получилось осуществить, говорит о том, как к талантам относятся в разных странах, в том числе и об этом.
Лера ― талантливейший человек, и она, конечно, опередила свое время. Сегодня она называет себя православным режиссером, ее последний фильм «Мысленный волк», интереснейший, конечно, совершенно иначе сделан, чем этот. Но female gaze, этот женский взгляд — вот он здесь. Хотя он осуществлен при помощи камеры Алишера Хамидходжаева, великолепнейшего нашего оператора, а сценарий писал Сандрик Родионов, замечательнейший наш кинодраматург, конечно, это фильм Леры Германики, конечно, это фильм этих трех девочек, одна из которых, Агния Кузнецова, ― та самая из «Груза 200», одна и та же актриса в двух первых фильмах нашего списка. Не случайно: одно из лиц поколения, самых главных.
Это вообще-то простая история, если вы вдруг не смотрели. Три девчонки хотят пойти на дискотеку, и это не так просто. И там они надеются, что с ними случится все самое главное, о чем они мечтают, и все идет не совсем по плану. Это прекрасная картина о мечте, о взрослении, о разрушении этой мечты. Этот фильм не менее исторический и революционный, чем когда-то, например, «Чучело» [фильм Ролана Быкова 1983 гоода с Кристиной Орбакайте в главной роли] и более смелый, безусловно. Это фильм с ненормативной лексикой, это фильм с настоящей жизнью в кадре, с дыханием и камеры, и актрис. Не случайно документалистка его делала.
Конечно, когда мы сегодня говорим о женской режиссуре, о феминистском взгляде, что бы про себя ни думала и ни говорила сама Лера, вот вам воплощение этого, одно из первых в нашем кино, в нашем новейшем кино, я говорю о российском кино, конечно, а не о советском, где была совершенно другая история, предыстория.
Если посмотреть на ретроспективу ее фильмов начиная с этого, она оправдала твои ожидания как режиссер?
Сто процентов. Мне нравится все, что она делала, у нее потрясающе интересные работы на телевидении, и «Школа», и «Краткий курс счастливой жизни», очень интересные. И как я сказал уже, последний фильм, сделанный по сценарию Арабова, очень необычный и, по-моему, совершенно недооцененный. У нас был большой показ в кинотеатре «Октябрь» с обсуждением, я просил, чтобы устроили этот показ, жутко боялся, что люди будут возмущены, что они пойдут из зала. У нас было на час или больше обсуждение в конце, ни один человек не ушел, и каждый второй, выходивший к микрофону, говорил: «Спасибо вам за потрясающее кино». Так было приятно, мне за нее было приятно.
Она человек очень большого дарования. Эта картина ― одна из лучших у нее. Иногда бывает, что режиссер прекрасен, он не идет ниже, но он начинает с какой-то такой правильной ноты, что она остается навсегда с ним, как было у Трюфо с «400 ударами», та же самая история. Здесь мы это видим с Лерой Германикой.
Следующий фильм в моем списке, я думаю, меньше всего людей смотрело, потому что, во-первых, он очень длинный, выпускали его в двух фильмах, каждый полнометражный. То есть это почти четырехчасовая картина. Во-вторых, это фильм, тоже не лучшая рекомендация, из конкурса Московского фестиваля. Он не дико прокатный, выпускала его маленькая компания, мало кто его увидел, режиссер его не очень известен, хотя он режиссер нескольких фильмов. К сожалению, после этого фильма он больше ни одного фильма, насколько я знаю, так и не снял. Зовут его Сергей Лобан, а картина эта потрясающая, своего рода шедевр, называется «Шапито-шоу».
Такое у меня было чудесное впечатление от просмотра этого фильма, я так хочу, чтобы как можно больше людей его увидело! Какое-то у него уникальное обаяние, вообще он абсолютно особенный.
Так и есть, это фильм, который очень трудно поставить в какой-то контекст. Мне кажется, что этим фильмом Сергей Лобан стал немножко нашим Дэвидом Линчем, потому что там есть элементы, конечно, «Твин Пикса», сериальности, сочетания юмора, нежности, романтики, драмы, абсолютного абсурда и театральности. Вот эта театральность, само шапито в названии.
Да-да, как он объявляет.
Конечно. Профессиональные актеры рядом с непрофессиональными, гениальные актерские работы рядом с просто проживанием в кадре. И, конечно, пророчески Крым как пограничная зона, зона нашего ― и «Крым наш», и «Крым не наш», и зона иного с любой точки зрения, практически инфернального бытия, куда попадают все эти герои, сбегающие из больших городов в поисках этого чуда. И то, что среди них обезьянка и Цой практически настоящий, тема двойников ― это тоже линчевское, и очень много музыки, и Мамонов, который то ли настоящий Мамонов, то ли не настоящий Мамонов. Он настоящий, когда он поет под гитару, мы видим, что это тот самый Петр Мамонов, он тоже актер. И Цой был человек из кино, не будем забывать, это кинолюди перестроечные. И эта перестройка без перестройки, возвращенный конец восьмидесятых, абсолютно весь перелопаченный, переделанный, анти-«Асса», тут можно вспомнить и Цоя, звучащего в конце «Груза 200». У нас все немножко получилось закольцовано и связано, все фильмы в этой пятерке.
Тут только надо единственное обозначить для тех, кто не смотрел фильм, что там не Цой, там актер, играющий Цоя.
Конечно. Там не просто актер, там двойник, который хочет прославиться, будучи как бы Цоем на эстраде. И о значимости, надеюсь, никто меня за это не побьет, немножко анекдотической в нашей жизни и культуре Цоя этот фильм высказался исчерпывающе, потому что тут все: и этот бессмысленный культ, и совершенно иррациональная сильнейшая любовь, и просто значение этой фигуры, которое не связано напрямую с качеством музыки, или стихов, или исполнения. Это некая мистическая вещь.
Былинность.
Да. Поэтому «Шапито-шоу» ― это потрясающая вещь, которую сгубила ― она не сгублена, но просто фильм недооценен, повторяю ― именно ее уникальность, именно ее внеконтекстность, то, что этот фильм один такой, больше других фильмов нет. Притом что у режиссера есть замечательная картина «Пыль», например, с участием того же Мамонова, блестящая, но все равно «Шапито-шоу» ― это отдельный материк.
Который я всем желаю посетить.
Едем дальше. Четвертый фильм, ну как без этого, тут, конечно, я не смогу не сказать. Это не нарочно, я смотрю сегодня этот список, у нас пять режиссеров. Одна постановщица ― у нее много было разных проблем, но она сменила стиль, это худшее, что с ней случилось. Двух нет в живых, один, Сергей Лобан, ушел из кино. И последний наш участник уже несколько лет не может запустить ни один из своих проектов. И это лучшее!
«Трудно быть богом» Алексея Германа, последний фильм гения, режиссера, я считаю, одного из самых главных вообще в истории отечественного кино. С одной стороны, это гений и классик советского кино, фигура равновеликая для меня, во всяком случае, Тарковскому или Кире Муратовой, это такая же масштабная фигура, который делал этот фильм, который придумал делать этот фильм за полвека до того, как он вышел, в буквальном смысле слова. 1968 год, когда это было придумано. Который всю жизнь шел к тому, чтобы его осуществить, и осуществил его так, что доделан он был уже после его смерти и представлен на фестивале в Риме его сыном Лешей Германом-младшим и женой Светланой Кармалитой, она тогда была еще жива. На мой взгляд, это просто один из лучших фильмов, снятых за всю историю кино.
Что мы можем понять про двадцать лет путинской России из этого кино?
Да почти все. Рассказывали люди, что в девяностых годах, когда этот давний проект был воскрешен наконец-то, а он много раз воскрешался и снова умирал, не родившись, Герман думал об этом фильме как о судьбе молодого реформатора, такого условного Чубайса, которого тут и играет Леонид Ярмольник, это, безусловно, лучшая роль Лени, он фантастически преобразился. Это такой актерский подвиг вообще-то.
Особенно учитывая, что мы знаем о том, как снимался фильм.
Конечно, и учитывая, что мы знаем про Ярмольника, что мы знаем про Германа. Все вместе сложилось в нечто, конечно, невероятное.
Так вот, потом Алексей Юрьевич говорил мне, что этот фильм о Путине и для Путина. Это история человека, который хотел бы, чтобы была цивилизация, но как-то вдруг так получается, что нет цивилизации, и он хочет как лучше, он все сильнее и сильнее хочет как лучше, а потом берет меч и начинает головы рубить! И все хуже и хуже, и почему-то в центре этого «хуже» он, который хотел как лучше. Как так получилось?
Эту историю придумали братья Стругацкие, но то, как ее перепридумал и рассказал Герман, а на самом деле Герман с Кармалитой (это было полноценное и полноправное сотрудничество, соавторство, они вместе делали сценарий и фильм) — это нечто. Я говорил о трансгрессивности, тут иная трансгрессия, чем в случае с Балабановым, который, кстати говоря, был учеником Германа. Это выход за пределы кино вообще как вида искусства, и поэтому зрителю так часто неуютно на этом фильме. Он длиннее, чем кажется, что нужно, как ты говоришь про «Груз 200». Надо было остановиться за шаг. Это фильм, где ни перед чем не остановились, где все границы пересекли, где во все запретные зоны заглянули и долго носом там водили не только сами авторы, но и зрителя водили.
Мне кажется, это фильм, после которого просто зритель становится другим человеком. Таких фильмов очень мало вообще в истории кино, и поэтому в категориях «получилось», «не получилось», «успешно», «не успешно» об этом даже говорить невозможно. Но есть над чем задуматься, когда мы понимаем, что для того, чтобы поговорить о современности нашей русской, Герману необходимо было построить босховский мир страшного Средневековья. Как же так? Тут поставим многоточие.
Последний фильм в моем списке. Я колебался, какой фильм выбрать у Андрея Звягинцева, и взял фильм «Левиафан». Это 2014 год, приз Каннского фестиваля за сценарий. И картина, которая вызвала огромное количество ненависти, последняя картина Звягинцева, получившая государственную финансовую поддержку, следующую после этого «Нелюбовь» он делал уже, конечно, вне. И следующий фильм тоже собирается делать вне.
Вообще-то говоря, «Нелюбовь» мне нравится сильнее и фильм «Елена» я люблю еще больше. Это три фильма Андрея Звягинцева, все творчество которого приходится на эти путинские двадцать лет, все его пять полнометражных картин, и все они замечательные. Но это три картины о современности. Я скажу, когда я выбрал «Левиафан», когда я понял, что никакой другой его фильм я назвать не могу, хоть люблю их все. Когда я сидел четыре с половиной часа на оглашении приговора Кириллу Серебренникову, и вот это чувство дежавю, речь судьи, которая приговаривает заведомо невиновного человека к тюрьме в «Левиафане», ― это из тех образов, которые уже нечто большее, нечто иное, чем образ. Это просто частичка нашей жизни.
Я, честно говоря, был потрясен количеством негатива, который получила эта картина. Это для меня было полной неожиданностью. Я представляю себе, как это тяжело было для режиссера. Почему так получилось, как тебе кажется?
Миша, это простой и грустный вопрос, потому что я же сказал, что у нас эскапистское кино и вообще искусство. Мы бежим от реальности, и вот нам самые неприятные ее стороны, от алкоголизма и бедности до неправедного суда и власти, существующей в спайке с церковью, ― все это нам предъявляют и показывают. А в центре-то не фигура злодея от власти, а фигура простого слабого человека, такого как мы, который является частью этого зла, а не только жертвой этого зла. Получается, что и мы все тоже.
Это ужасно, это очень тяжело воспринять, особенно когда это сделано настолько метафорически ярко, настолько образно. И, к счастью, без этой ужасной музыки, которая звучит в трейлере, в фильме на самом деле музыка звучит, если не говорить о всяком шансоне, который они слушают по дороге на пикник, только в самом начале, в прологе, и в конце это музыка Филипа Гласса, там буквально считанные секунды.
Это прекрасный фильм, это фильм на тему «мы и государство». Мне кажется, ни в одном из тех фильмов, о которых я сегодня рассказывал, и вообще ни в одном другом фильме, значимом, во всяком случае, важном фильме, снятом за путинское время, эта тема настолько откровенно и ярко не была показана. Человек и государство, наше бесправие и всевластие государства, всевластие системы. Система, которая не состоит из Путина или из ФСБ, они тоже часть этой системы. Это огромная система, это и есть Левиафан, вот это невидимое чудовище под названием «государство», и об этом чудовище Андрей сделал прекрасный прозрачный трагический фильм, который не случайно был оценен во всем мире. Конечно, это наивная точка зрения, что оценен он был из-за того, что там про Россию плохо сказали, я очень много читал англоязычных, франкоязычных рецензий, в самых восторженных обязательно содержалась одна мысль: «Друзья, это фильм про нас». Вроде бы совсем не про них, вроде бы точно про нас.
Не уверен, прав я или нет, но первоначальным толчком был…
Да, сюжет был американский, реальный.
История чувака, который взял и сел за бульдозер гигантский, начал крушить.
Куда не сел герой Серебрякова, кстати говоря, того самого прекрасного артиста, который у нас, как и Агния Кузнецова, в двух фильмах присутствует, он также был в «Грузе 200». Конечно, это все неслучайно, это неслучайные лица, неслучайные голоса, неслучайные имена и неслучайные образы.
Не бойся быть свободным. Оформи донейт.