В новый состав Европарламента, который был избран 26 мая 2019 года, вошел выходец из России Сергей Лагодинский. В программе DW «Немцова. Интервью» депутат Европарламента, представитель партии «зеленых» Сергей Лагодинский — о работе евродепутата, позиции «зеленых» по России и совместной учебе с Алексеем Навальным в Йеле.
Сергей, недавно российская делегация вернулась в Парламентскую ассамблею Совета Европы, причем фракция «зеленых» проголосовала «за» ее возвращение. Значит ли это, что позиция партии «зеленых» по отношению к России стала более мягкой?
Ну, во-первых, только один представитель «зеленых» проголосовал «за». Нет, позиция «зеленых» не стала ни мягче, ни жестче по отношению к ситуации с Россией. Наша позиция всегда основывалась на международном праве и на правах человека. Она такой и остается.
Я не принадлежу к тем людям, которые ситуацию с ПАСЕ рассматривают как пример идеологической войны. Когда я разговариваю с очень многими представителями гражданского общества в России, то очень многие говорят, что Совет Европы — их последняя надежда. Особенно, естественно, они имеют в виду Европейский суд по правам человека. Такие аргументы очень трудно парировать и оставаться жесткими приверженцами санкций. Мне кажется, что в данном случае надо видеть обе перспективы. Но все-таки я склоняюсь к тому, что если санкции были введены, а изменения поведения, на которое они были нацелены, не произошло, отмена санкций контрпродуктивна. Это говорит другим: «Пожалуйста, оккупируйте, заходите, откусывайте полуострова у ваших соседей, и достаточно продержаться пять лет, все нормализуется».
«Зеленые» обращают внимание на вред угля для мировой экологии. Альтернативой углю является газ. При этом «зеленые» выступают против строительства «Северного потока-2». Почему, если газ — более экологичное топливо?
Есть несколько причин. Во-первых, многие эксперты считают, что Германии не нужно больше газа, чем у нас уже есть. Есть еще и геостратегические, политические аргументы. Мы должны, будучи самой большой страной Евросоюза, показывать, что мы понимаем страхи и риски наших соседей, например, поляков, прибалтийцев и так далее. Эти страхи и риски не всегда преувеличены. Это вопрос внутриевропейской солидарности.
Вы в 2010 году совместно с Алексеем Навальным были на программе World Fellows Йельского университета. Вы с ним общались?
Да, конечно. Мы с ним с тех пор в хороших отношениях. Я увидел, что это человек не только с большим чувством юмора, о чем, кстати, многие не говорят, хотя это тоже придает ему определенную ауру. Это очень трудолюбивый человек. Я постоянно видел, как он в каждом перерыве работал, занимался своим твиттером. Это был как раз тот момент, когда он смог повести за собой дигитальные, скажем так, массы. И вот я увидел, что это не на пустом месте, и дается это все не так просто. Даже если не говорить о том, что ему приходится проводить время в местах заключения. В данном случае я могу только сказать респект человеку, который борется за свою идею, несмотря ни на что.
В Германии отношение к Навальному явно неоднозначное. Тут распространено мнение, что Алексей Навальный — националист. Откуда эта настороженность?
Одна из этих причин — это то, что люди судят о других, не говоря на их языке, не видя контекста языкового и культурного, в котором это происходит. Вторая причина, мне кажется, заключается в том, что Европа вообще в целостности своей политической структуры и политического мышления сдвинута влево по отношению к российскому политическому полю. Я с Алексеем во многих пунктах и по многим темам разных мнений. Но это не отрицает того факта, что это человек демократических взглядов.
А Алексей Навальный может стать европейским политиком, если говорить гипотетически, со всей его риторикой, с его приемами, названиями вроде «Партия жуликов и воров». Это возможно в немецком контексте?
Мне кажется, что Навальный в плане риторики, в плане этих приемов, в плане работы с молодежью, с дигитальным сообществом — политик своего времени. И в этом плане он, может быть, более современный, актуальный политик, чем очень многие немецкие политики, которые ведут себя, как будто ХХ век не закончился. Даже если мы говорим о таких зубрах немецкой политики как Эльмар Брок, бывший глава комитета по международным делам Европарламента от ХДС, или Александер Ламбсдорф из FDP (партия немецких либералов.- Ред).
Ситуация с правами человека, со свободой слова в России «выплеснула» Навального и многих других в поле политических инноваций. И это то, чему даже мы можем учиться у них: как достичь молодых людей, как активировать молодых людей вне классических средств массовой информации, в новых полях, через YouTube, Twitter и других.
Сергей, всех волнует, какие привилегии есть у евродепутата. Начнем с кабинетов…
Очень скромные кабинеты в Страсбурге и в Брюсселе. Плюс кабинет помощника. В Страсбурге заседания проходят примерно одну неделю в месяц, а вся основная работа фракции, комитетов идет в Брюсселе.
Сколько у вас помощников?
У меня три помощника в Брюсселе и Страсбурге, хотя, в принципе, есть бюджет на персонал, и ты его распределяешь, как тебе удобно. Потому что нам нужны еще ассистенты на местах. У меня есть офис в Гамбурге, там у меня помощник работает на полную ставку, и будет еще человек на полставки в Берлине.
Предоставляют ли вам машины?
Личных машин нет. Но есть возможность пользоваться так называемым лимузинным сервисом: заказываешь, машина к тебе приходит и возит тебя в Берлине, в Страсбурге и в Брюсселе — по рабочим делам, естественно.
Вы живете постоянно в Берлине. Как вы добираетесь и в Страсбург, и в Брюссель?
Хотя бы один раз поездка из места проживания на место работы и обратно, то есть из Берлина в Брюссель, раз в неделю обеспечивается. То же самое, если это «страсбургская» неделя, тогда я еду в Страсбург. И плюс к этому, если есть необходимость приехать на мероприятие посреди недели, есть тоже возможность. Это или полет самолета, или поезд. К сожалению, очень плохое железнодорожное сообщение между Брюсселем и Берлином. Раньше был ночной поезд. Это моя большая любовь еще с советских времен. Мне только не хватает чая в стакане с подстаканником, чтобы ложечка билась во время движения поезда.
А где живут евродепутаты? У вас есть так называемые служебные квартиры?
Нет, это все идет за свой счет. Я плачу за квартиру в Брюсселе и за отель в Страсбурге. Есть так называемые командировочные 340 евро в день, но их платят только тогда, когда ты действительно был в Страсбурге или в Брюсселе — и именно в парламенте.
Я знаю, что одна из ваших тем — это пенсионное обеспечение для русскоязычных. А что с пенсионным обеспечением для русскоязычных парламентариев?
Насколько я знаю, раньше был фонд специальный парламентский, из которого выплачивались пенсии, этот фонд обанкротился, но я точно не знаю, поскольку я новый парламентарий. Сейчас получается так, что где-то 3% за каждый год твоего пребывания в парламенте «накручиваются» тебе на пенсионное обеспечение.
А что с зарплатой?
Это около в 8,5 тысяч евро приблизительно, брутто. Из этого платятся налоги. И еще плюс к этому я плачу довольно большую часть своей зарплаты партии, чтобы партия могла финансово получать от того, что провела в Европарламент депутата.
Не уверена, что в России это сочтут хорошей рекламой вашей должности…
Честно говоря, я не считаю, что это особо вольготная должность. Все возмущаются, что политики загребают и ничего не делают. Во-первых, они очень много чего делают. Я сейчас это вижу по собственному опыту. А во-вторых зарплата, которую получают парламентарии в бундестаге и здесь, не сравнится с тем, что я мог бы получать как адвокат в хорошей глобальной адвокатской компании.