Правозащитная организация «Мемориал» уже много лет проводит конкурс для школьников «Человек в истории. Россия — ХХ век». И это одно из самых известных учебных соревнований в стране, но благодаря тому, как с ним борются. С 2016 года конкурс заинтересовал радикальные организации НОД и SERB, которые стали нападать на организаторов и участников. А с этого месяца учителей, которые помогают конкурсу «Мемориала», вызывают к директорам школ для встреч с людьми, представляющимися сотрудниками местных департаментов образования, региональной администрации или ФСБ. Эти люди настойчиво рекомендуют прекратить сотрудничество с «Мемориалом», для некоторых встреч приглашали даже школьников. Ирина Щербакова, член правления международного «Мемориала», в студии Дождя.
Я помню, как Людмила Улицкая выходила с детьми, которые писали о том, как репрессии коснулись их семей. Они выходили из здания, и там стояли здоровые мужики и обрызгивали их зеленкой. Как я понимаю, в этом году есть какие-то новации, то есть вместо зеленки используются уже приводы в полицию. Правильно ли я понимаю?
Да. На самом деле, во-первых, мы все-таки историко-просветительская организация. Нас часто прямо сразу называют правозащитной, но мы вообще историко-просветительская тоже организация.
Вы член правления международного «Мемориала».
Да, я член правления, я руководитель этого конкурса, которому в этом году исполнилось 20 лет, и какие маленькие мы ни были бы, мы самый большой в Европе конкурс исторический, такой, который организует гражданское общество, несмотря на всякую дрянь, которая нас преследует с 2016 года.
И мы самый, между прочим, большой по числу участников конкурс, в России тоже. И это поразительно, что он остается таким, потому что с 2016 года, как вы правильно сказали, за нами присматривают SERB и НОД, НОД тогда больше. Зеленкой поливали, оскорбляли, кричали, что иностранный агент, он продает историю, пересматривает историю, кричали всю вот эту дрянь.
Правильно ли я понимаю, что это сочинения, которые дети ― и у нас тогда был ролик в программе «Бремя новостей» ― зачитывали, они зачитывали кусочки из своих сочинений, это сочинения, основанные на личной истории семьи.
Да.
То есть дети сами идут в архивы, смотрят, кто когда был репрессирован, смотрят истории, дневники.
Знаете, там даже совершенно необязательно истории репрессий. Конкурс называется «Человек в истории». Это история XX века, но понятно, какая она у нас. Она тяжелая, она травматичная.
Если не война, то лагерь, а иногда и то, и другое.
Да, иногда и то, и другое. А иногда это просто повседневная жизнь со своими и радостями, и трагедиями, какая она была у нас в XX веке и какая она была в российской глубинке, потому что две трети наших участников ― и это очень важно для нашего следующего разговора ― из такой совсем малой России. Это такие поселки, такие хутора, которые вообще никому не известны. Какой-нибудь хутор Гапкин, Матвеев Курган, Няндома. Тетюши ― наверно, самое известное место. В общем, участвуют школьники совсем из глубинки и сельские учителя.
Меня поразило, что, в отличие от многих инстаграм-школьников, у них русский язык очень хороший. Я с удивлением слушал, как они говорили, они говорят на очень хорошем русском и пишут.
Да. И это ведь вообще лучшее, что в нашей провинции есть. Это просто поразительно. Конечно, некоторые из них немножко выглядят как ботаники, немножко странные, иногда белые вороны, а иногда необыкновенные красавцы. Ты прямо удивляешься: что это он занялся своей историей вместо того, чтобы, я не знаю, проводить время гораздо более интересным образом. Но такая потребность, по-видимому, есть. И тем как-то отвратительнее то, что вокруг этого устраивается. Просто истерика!
Вот что устраивается сейчас?
Сейчас я скажу. Действительно, с 2016 года как-то нагнетается, всякие гадости про нас пишут. Учителям, между прочим, кстати, может быть, вы помните, нам отказывали в церемонии награждении, пугали просто.
Да, вы ходили по Москве.
Да, мы попытались в Центральный телеграф, они в последнюю минуту испугались за пять минут школьников пустить на церемонию награждения. Но вот нас Розовский и театр «У Никитских ворот» уже третий год мужественно пускает к себе, Марк Розовский.
Началось это в этом году таким новым наездом, потому что за два дня до церемонии награждения был прекрасный сюжет по «России-24», где мы были просто… Как будто, если закрыть глаза, все-таки я историк, я занимаюсь много тридцатыми годами, если закрыть глаза, то кажется, что надо себя просто булавками колоть, чтобы сообразить, что это все-таки происходит с нами здесь и сейчас. Потому что лексикон такой: «Иуды, иностранные агенты, предатели родины! Искажают нашу историю! На иностранные деньги!». И это вот про этих школьников. За два дня до церемонии награждения.
Когда мы туда пришли, к Розовскому, то там уже была полна коробочка. Можно было подумать, что это не школьников из глубинки награждают, а я не знаю что происходит. Какое количество камер! «Рен-ТВ», «Россия-24», какие-то корреспонденты, НОД, SERB с плакатами, которыми они встречали Михаила Федотова, Владимира Лукина, Людмилу Улицкую: «Предатели народа» и так далее. Полиция, как всегда держалась в стороне, пока все-таки это уже не вышло совсем из берегов. Тогда она была вынуждена наших друзей в лице всем известного Гоши Тарасевича из SERB все-таки оттуда как-то убрать.
Но после этого, вечером этого же дня был опять сюжет. Какие там школьники, какие они пишут, как мы их учим, как они издеваются над нашей историей, они ее в комиксах там изображают. В общем, просто такое ощущение, что это все снится. Но это было бы… Во-первых, когда нападки против «Мемориала», как это ни звучит грустно, но все-таки мы к этому привыкли. Мы уже живем в этом.
Вы взрослые люди.
Да, мы взрослые люди, мы понимаем.
А сюжет какой-то новый с полицией, как я понимаю.
Да. А вот что начало происходить и что уже переполнило совершенно чашу нашего терпения, это то, что ко всем учителям, и это мы знаем точно, или, во всяком случае, почти ко всем учителям пришли сразу же после того, как они вернулись домой. А когда они не заставали учителей, значит, они спрашивали школьников.
Явились какие-то люди, самые разные. Кто-то вроде бы из местных органов образования, кто-то из местной администрации, а кто-то прямо из ФСБ. И, значит, они стали их спрашивать, а почему это они в этом конкурсе участвуют, а знают ли они, с какими врагами народа имеют дело, а покажите нам работу.
Причем это все уже в этих Тетюшах, где вся власть ― пять человек.
Да.
Это не Москва, где ты можешь об этом открыто заявить. То есть ты там незащищен, потому что у тебя родители, может быть, работают на бюджетных предприятиях, поэтому зависят от тех же людей.
Совсем незащищен. Конечно, а учителя наши бедные! И надо сказать, что это вызывает просто у меня даже, я не знаю… Мы ко всему уже привыкли. Но бывают какие-то вещи, которые выдержать почти невозможно.
А вы не хотите все-таки задокументировать, чтобы ваши ученики об этом рассказали открыто и прислали бы к нам, скажем, на Дождь, чтобы мы это показывали? О том, как взрослые дяди, которым нечего делать, у которых вообще все остальное в порядке, у которых везде проведен газ, у которых замечательные дороги, у которых потрясающее здравоохранение и фантастическое образование, у которых просто остается еще чуть-чуть свободного времени, чтобы по душам поговорить с этими школьниками, объяснить им, на чью мельницу надо лить воду. Чтобы ваши ученики, может быть, записали бы вот эти истории.
Дело все в том, и это самый, я бы сказала, такой тяжелый результат того, что происходит, что это мгновенно возродившийся ужасный страх. И ведь для этого это же и делается, чтобы испугались опять, чтобы снова испугались рот открыть, чтобы испугались сказать. А вдруг что-нибудь выйдет! А особенно учителя, конечно, потому что это вообще-то самая уязвимая у нас категория. Если подумать, какие у них зарплаты в этих регионах, представить себе…
А главное, что они не могут пойти в частную школу и найти себе другую работу в Тетюшах, потому что там ничего этого нет.
Какая частная школа, конечно! Ничего этого нет.
Спасибо большое, что рассказали нам об этой проблеме. Я надеюсь, что все-таки дяди и тети наберутся совести и перестанут по вечерам ходить к детям и узнавать у них, почему они пишут историю своей семьи. Может быть, пускай эти люди займутся сами историей своей семьи?
Может быть, в свободное от работы время вместо того, чтобы ходить, шляться по чужим домам, они будут, не знаю, сажать деревья, или насыпать песок в детские песочницы, или, как в прошлом сюжете, чинить трубы? Потому что в основном усилий у них хватает только на то, чтобы защитить собственное честное имя, как это произошло в городе Буе, или сейчас выяснять, почему школьник имеет наглость писать историю своей семьи, не согласовав это с соответствующими органами.