Прямой эфир

Почему многие ждут, что их проблемы решит кто-то другой

Объясняет социальный психолог Светлана Комиссарук 
Психология на Дожде
8 900
15:41, 22.05.2019

Светлана Комиссарук — социальный психолог, специалист в области мотивации и культурных различий, профессор Колумбийского университета, исследователь в одной из лучших психологических лабораторий в мире — лаборатории профессора Тори Хиггинса, консультант в Международном Институте Адаптации. Она объяснила, почему многие ждут, что их проблемы за них решит кто-то другой, и почему в результате не способны с ними справиться самостоятельно в следующий раз. 

Почему многие ждут, что их проблемы решит кто-то другой

Здравствуйте, меня зовут Светлана Комиссарук, я социальный психолог, профессор Колумбийского университета и групповой терапевт. Как социальный психолог, я исследую, как на человека влияет социум вокруг него.

Самая моя любимая тема в социальной психологии, с которой я пришла в исследования, с которой я стала психологом, о которой писала диссертацию, ― это как культура и мотивация влияют на наши отношения, которые связаны с помощью. Как мы просим помощь, какую мы просим помощь, какую мы помощь оказываем, почему мы ее оказываем, почему мы иногда не просим помощь, почему мы иногда причиняем добро, когда у нас этой помощи не просили. Я хочу очень коротко рассказать о том, что мы нашли в наших исследованиях.

В зависимости от того, к какой культуре вы принадлежите, вы просите разную помощь. Сейчас объясню. Если очень грубо и очень схематически разделить весь мир, то он делится на людей, которые считают себя отдельно стоящей единицей, адрес начинают писать с имени, потом фамилия, потом улица, потом город, потом страна. И вторая половина человечества, которая считает себя половиной чего-то целого и адрес пишет так: страна, город, улица, фамилия, а если там останется место, то имя. А если не останется, то просто инициалы.

И мы с вами вместе с азиатами относимся к этой второй культуре, мы коллективисты, мы общинники, мы живем коммуной, мыслим коллективом, оцениваем себя с точки зрения того, как мы вписываемся в коллектив. Нам очень важно, что про нас думают, нам очень важно, чтобы нас ценили. Мы себя все время сравниваем, отсюда все наши комплексы и синдромы.

Как это связано с помощью? Если человек голодный, то, по китайской поговорке, ему можно или дать рыбу, или дать удочку. Если ему дать рыбу, ты его накормил, но в следующий раз, когда он будет голодный, он к тебе придет опять. Это помощь, которая решает тебе проблему полностью и делает тебя зависимым от того, чтобы прийти за этим решением снова.

Второй вид помощи ― дать удочку. Когда для того, чтобы человека накормить, ему дают удочку, ему помогают научиться, как решать эту проблему самому, и в следующий раз он уже будет самостоятельно решать эту проблему. Эта помощь ведет к автономии.

До того, как мне, как представителю другой культуры, пришло в голову увидеть разные подходы к помощи, официальная версия в социальной психологии была, что все мы, по логике вещей, все человечество должно искать автономную помощь, что логично, что если ты хочешь быть самодостаточным и не бегать все время просить решать себе проблемы, то ты должен научиться, попросить, чтобы тебя научили, и решать в следующий раз эту проблему самостоятельно. То есть когда ты голодный, ты хочешь не рыбу получить, а удочку.

Так было принято, так было понятно. Но психология-то американская, английская, западная, она идет из индивидуализма. И когда я впервые эту теорию прочитала, я сказала: «Совсем не обязательно. Если у меня не работает стиральная машина, мне гораздо проще вызвать мастера, который в этом разбирается, который специалист. Пусть он придет и починит». А я много раз на Западе видела, что люди, мужчины или пытаются чинить сами, или лезут заглядывать из-за плеча мастера, чтобы в следующий раз сделать самостоятельно.

Мне это было странно. Зачем мне учиться всему подряд, если я могу делегировать экспертам? Например, зачем мне участвовать вместе с врачом в определении, какой из видов лечения для меня оптимальный? Я не врач. Он эксперт, он мне рассказывает, что можно более консервативным способом, можно операцию, можно новый метод, еще только недавно опробованный. Он рассказывает мне все за и все против и говорит: «Как будем вас лечить?». Не надо мне этой ответственности, это не моя экспертиза. Вы, пожалуйста. Я к вам пришел, я вас выбрал, вы эксперт, я вам доверяю. Вот вы за меня и решите.

Это только мы так думаем, хотя нам это кажется очень логичным и правильным. В западном мире даже существует кодекс, как правильно принимать решения, связанные с риском для жизни, с медициной. Называется shared decision making, решение, которое принимают, разделяя его с пациентом. И в западном мире считается этичным, правильным и легальным, чтобы окончательное решение после того, как все за и против врач рассказал, принимал сам пациент. Это, конечно, его выбор, но в основном пациенты и врачи сходятся на том, что я тебе удочку в виде всех вариантов, которые есть, дал, а ты решай проблему. А мы говорим: «Нет, дай мне рыбку, сам реши и лечи меня».

Почему это происходит? Потому что мы ― общинники, коммунники, коллективисты ― привыкли распределять работу и получать результат вместе. Помните, у Райкина: «К пуговицам претензий нет»? И все эти наши, что Рина Зеленая пела в фильме про Буратино: «Лучше делать то, что ты делать мастер. Шили плотники штаны», помните? То есть идея такая: сапоги тачает сапожник, пироги печет пирожник. Делай то, что ты мастер, потому что в нашем общинном сознании делай хорошо то, что ты умеешь, не надо рисковать. Общий результат на всю коммуну, поэтому у меня этот винтик, у тебя тот винтик. Если я начну здесь проявлять инициативу, придумывать варианты, брать на себя ответственность, то весь этот карточный домик может попадать.

Это не хорошо и не плохо, это просто так наш культурный код в нас давным-давно глубоко заложен. Их половина человечества пасла стада на высокой горе, полагалась только на себя давным-давно, училась быть человеком, который всему может научиться и ни от кого не зависит. Наша половина человечества говорила: «Не надо рисковать, делать кое-как, делать ошибки и учиться чему-то, если ты уже спец в чем-то. Лучше каждый спец будет делать свое». Это не хорошо и не плохо, это так.

Почему же нас несет причинять добро? Потому что если у меня все время зависает компьютер, например, я зову своего сына и говорю: «Опять завис компьютер». Он пришел, нажал три кнопки, какую-нибудь Fn с чем-то, компьютер перестал висеть. Он ушел, через полчаса я говорю: «Опять завис». Он опять пришел, опять сделал. На десятый раз начинаются все эти шутки: «Ищу спокойного человека, который научит меня пользоваться компьютером. Мать троих сумасшедших программистов». Это про то, потому что в какой-то конкретный момент мой сын скажет: «Слушай, мам, тебя что, в гугле забанили? Научись, как это делается».

То есть мне хочется помощи, которую я делегирую, а ему, как человеку нового поколения, хочется, чтобы я полагалась на себя и училась новому. Если мне хочется помощи, которая решает проблемы, точно так же я эту помощь и оказываю. Мне изо всех сил всем самым близким людям, а иногда и посторонним хочется сделать, как правильно, и решить их проблему. И вот тут появляется причинение добра. Без того, чтобы меня попросили, вместо того, чтобы дать какие-то инструменты, намек или инструкцию, я лезу решать, потому что я в своем культурном коде заточена на результат.

Мне главное, чтобы ребенок не простудился, поэтому я, когда он вышел из подъезда от мамы, как бабушка, ― я все это сейчас рассказываю с примерами из жизни моих клиентов, а совсем не про себя, я еще не бабушка, ― надеваю ему шапку. Я знаю, как лучше, я своего внука своим детям не доверяю. Я знаю, как лучше, я причиняю добро. Я прихожу со своим ключом в их квартиру и навожу порядок в холодильнике, выкидываю просроченные продукты. Почему? Потому что я знаю, как лучше, потому что я решаю проблему. Они заняты, я хочу помочь.

Что на самом деле я делаю? Я не несу добро, а причиняю добро, потому что эту помощь никто не ждал. Эта помощь, когда я за тебя все порешаю, в нашей культурной сетке воспринимается как «ты сам не справишься, я тебе не доверяю». Это очень неприятно и очень обидно. Это противоречит всем нашим психологическим потребностям на то, чтобы у меня были свои границы, в которых я себе хозяин, делаю свои ошибки, сам набиваю шишки, сам выхожу без шапки, чтобы заболеть и в следующий раз надеть шапку.

То, что мы, старшее поколение, все время решаем проблемы нашим взрослым детям, нашим взрослым родителям, нашим школьникам, нашим дошкольникам, делает их зависимыми от этой бесконечной рыбки, не дает им способности пользоваться удочкой. И когда однажды нас с рыбкой рядом не будет, то они будут абсолютно беспомощны.

Поэтому вместо того, чтобы дроном над ним летать и мониторить в фейсбуке, появился, не появился, жив, не жив, «приехал ― позвони», «а ты не забыл, ты взял зонтик?»… Если ему уже 18 лет, наверно, он уже знает, что когда дождь, то надо брать зонтик. Что уже такого нового ты ему сообщишь? Не надо вот эту помощь без конца жужжанием напоминать: я тебе не доверяю твою жизнь, я все время тебе причиняю добро.

Во-первых, для человека в какой-то определенный момент вот это жужжание родителей (чаще всего это родители мониторят детей) становится просто шумом дождя, он совершенно не слышит. Во-вторых, что такого нового мы уже можем сказать, что мы еще не сказали, если мы растили этого ребенка 18 лет, или 20, или 30? Они уже знают, что переходить улицу нужно на зеленый свет, они уже знают, что в темных переулках нужно быть осторожным, они уже знают, что, спускаясь с крутой лестницы, нужно держаться за перила. Что уже нового мы им скажем?

Доверьте им сделать их ошибки. Доверьте им их жизнь, доверьте им рисковать так, как они считают нужным, потому что это только иллюзия, что мы помогаем. На самом деле мы удовлетворяем свою потребность в контроле. Нам за них страшно, мы их любим, и поэтому мы лучше за них все порешаем, чем будем давать им руководить своей жизнью, своей судьбой, своим бытом и своим здоровьем.

Теперь я говорю со стороны нас, которым родители помогают, со стороны детей. Если моей маме очень важно нас мониторить, если моя мама, выйдя на пенсию, став пожилым человеком, не видит другого смысла в своей судьбе, кроме как причинять добро, очень трудно, не обидев ее, создать эти границы. Но чем больше вы эти границы создавать не будете, чем больше вы не найдете оптимального варианта, в котором ее остановить, тем хуже ваши отношения, тем больше они будут заходить в тупик. Конфликты сами не рассасываются, тем более такие серьезные.

Поэтому каждому из вас в своей форме, если вам это мешает, предстоит каким-то образом найти ту формулировку, которая наконец-то даст маме понять, что покупать мне продукты, покупать мне одежду, составлять мне расписание и заниматься моими детьми уже не нужно, потому что эта помощь ― это не удочка, а рыбка. Это помощь, которая приносит мне вместо автономии зависимость.

Если есть возможность, наймите няню вместо бабушки. Если есть возможность, пусть у бабушки не будет ключа, чтобы она не хозяйничала в квартире. Если такой возможности нет, проговаривайте максимально и очерчивайте границы, в чем вы на маму полагаетесь, а что вы предпочитаете делать самостоятельно.

В этом треугольнике пожилые родители с одной стороны, дети с другой стороны, а мы посередине. Мы единственные взрослые, поэтому ответственность за границы, за отношения и за способы помощи лежит на нас. С детьми мы должны понимать, что причинять добро плохо, деструктивно и делает их инфантильными и зависимыми, а с родителями мы должны понимать, что это только от нас зависит, потому что мы единственные взрослые, а они пожилые люди, как правильно их остановить от этого причинения добра. Все это совсем не просто, но это единственный способ выстроить отношения и перестать страдать от неправильной помощи.

А почему же мы помощь не просим? Кажется очевидным, и, я думаю, многие со мной согласятся, что в нашем менталитете, в наших культурных кодах обращение за помощью ― это признак слабости. Это значит, что я не справляюсь. И для меня, опять возвращаясь к тому разговору, когда я пришла в исследование о помощи, это было аксиомой. Мне казалось, что все так думают.

С моей культурной точки зрения, лучше биться головой о стенку, чем кого-то попросить помочь и проявить свою неосведомленность. Мне казалось, что так везде. Когда я это рассказала своему научному руководителю, который из западного мира, он сказал: «При чем тут это? Тебе нужно чему-то научиться, чтобы быть потом самодостаточной, ты идешь и просишь помощь». И действительно, в русской анкете, в русском опроснике это предложение получило большое согласие, а на английском языке это предложение не получило никакого отклика у моих респондентов, у людей, которые отвечали на анкету. Опять-таки культурные коды.

Что наша общинность, что наша коммунность, что наше «всё на виду и все должны быть вместе» нам говорит? Что нет права на ошибку, потому что ты будешь маргиналом, ты пропадешь. Если ты не справляешься, не умеешь и проявляешь слабость, твоя коммуна тебя выкинет. Не ложися на краю, придет серенький волчок и укусит за бочок. Соблюдай все нормы и правила.

А что у них это говорит? У них это говорит: «Я на себя полагаюсь и хочу на себя полагаться еще дальше, поэтому объясни мне один раз. Я к тебе обращаюсь за помощью, чтобы ты мне помог. Ничего страшного, я научусь и в следующий раз к тебе не приду». Это то, что мой сын мне говорит: «Мам, научись уже сама размагничивать, когда у тебя там что-то застряло, это элементарно. Есть какой-то баг, который в Windows 10, открой гугл и научись».

Что же это значит? Это значит, что если мы ищем у экспертов ответы, если мы делегируем, если машина застряла, то мы вызываем механика, который все это починит, а не лезем сами воду наливать куда-то, если мы пришли к врачу, то мы хотим, чтобы он нас лечил и выбирал, какой оптимальный вариант, а не сами должны принимать решение. И если мы в чем-то, что поломалось, не разбираемся, боимся нажать кнопку и зовем эксперта, потому что так наша культура нас заточила, это не хорошо и не плохо, так мы выросли, то, конечно, нам очень тяжело обращаться за помощью к психологу и не получать от него ответа. Он же эксперт, я к нему пришел со своей проблемой, он же врач в какой-то степени. Я к нему пришел, пусть расскажет, как правильно, пусть даст ответ.

Это наша культурная такая тенденция ― просить рыбку во всех смыслах. Иногда это хорошо, а иногда плохо. Иногда лучше довериться эксперту, а иногда лучше научиться и не дергать каждый раз помощника. Но вот то, что касается психологии, то получать ответ, ожидать ответа от психолога очень неправильно, потому что это все та же рыбка. Вы проблему свою не решите, с которой к нему пришли, пока не исправите что-то внутри, не научитесь с ней справляться. Каждый раз, когда он будет давать ответы, к сожалению, это ни к чему хорошему не приведет. Вы просто становитесь зависимым от его рыбки. Лучше придите к нему, изучите, какой удочкой надо пользоваться, и сами подите и наловите себе этих ответов, этих рыбок.

Будьте осторожны, следуя советам и директивам. Учитесь сами брать ответственность за то, чтобы наловить рыбы. Это то, что абсолютно точно нужно понимать. Помощь от психолога, помощь в своих личных проблемах нужно просить автономную, нужно просить способ, как это решить. Нужно просить инструкцию, нужно просить научить и справляться с этим самостоятельно. Всего вам хорошего!