Прошлой осенью власти Ингушетии и власти Чечни подписали соглашение о границе, по которому Чечне отошла часть Сунженского района. Результат — серьезный политический кризис в Ингушетии, массовые протесты, решение местного Конституционного суда о незаконности соглашения, затем Конституционный суд России отменил решение Конституционного суда Ингушетии. Протесты постепенно сошли на нет. На прошлой неделе ингушский парламент должен был проголосовать во втором чтении и утвердить новые правила проведения референдума, по которым вопрос о границах региона — обязательный для вынесения на голосование. Но глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров отозвал законопроект, сославшись на неоднозначную реакцию в регионе. Реакция действительно очень неоднозначная: заявка на митинг протеста уже была подана, и несмотря на отзыв законопроекта, в Ингушетии снова поднялась волна протеста. Протестующие выдвигают политические требования: они требуют не вносить изменения в закон о проведении референдума, пересмотреть решение о границе, но главное — это отставка Евкурова. О политическом кризисе в Ингушетии — адвокат, активист Калой Ахильгов.
Калой, в законопроекте, который в результате был отозван, шла речь не о самой границе, а о том, каким образом решать эту проблему.
Там о референдуме, о проведении референдума.
Да, о проведении референдума. Но в итоге что происходит все-таки сейчас?
Если брать глубину всего вопроса, то, конечно, все это идет из осени прошлого года. И вот этот вот законопроект, который бы внесен сейчас в феврале, в конце февраля, в парламент, и он прошел первое чтение, он предполагал, что в нем не будет содержаться того важнейшего, основополагающего абзаца, который был в старом законе о референдуме, который предполагает, что любые изменения границ, изменение названия республики, ее статуса, ее объединения с другими регионами и так далее, все эти вещи могут решаться исключительно только лишь путем референдума. Вот этот абзац, который говорит об этом, он в новом законопроекте пропал, то есть, как сказал председатель парламента, он «выпал».
Соответственно, людей это возмутило. Потому что о чем это говорит? Это говорит как о том, что в будущем, если встанет вопрос о том, что необходимо будет объединять республику, либо менять границу еще где-то, или закреплять границу, например, с запада, то для этого необязательно мнение населения. Плюс это говорит о том, что единственный инструмент, который остался сегодня для того, чтобы все-таки как-то отменить соглашение прошлого года, осенью, из-за чего возникла вся протестная масса, это проведение референдума. То есть теоретически, если власти согласятся и примут заявку активистов о проведении референдума по поводу отмены этого соглашения, то единственный инструмент для отмены его это будет как раз референдум.
Иного законопроект этот, референдум, не предполагал, ни по этому вопросу, ни по другим основополагающим вопросам, что и явилось причиной того, что массы возмутились. Да, законопроект был отозван из-за того, что якобы посчитали, что нужно общественное слушание и так далее, но мы должны понимать, что за период с осени прошлого года власть утратила всяческое доверие к себе, и понятно, что люди не доверяют, и люди не хотят больше слушать это вранье, поэтому люди сказали, нет, мы не верим в любом случае, мы будем проводить массовую акцию.
И соответственно как из этой ситуации можно выйти?
Сейчас, вы знаете, что массовые акции там уже прекратились. Там была стычка с Росгвардией, представителями Росгвардии. Там была история, кстати говоря, с местным ОМОНом, который…. Я всю ночь не спал, я наблюдал за всеми этими событиями, и я считаю, что если бы не местные омоновцы, которые встали на защиту митингующих, то жертв с обеих сторон было бы гораздо больше, потому что они встали между ними и Росгвардией, которые в принципе поняли, в чем суть и что происходит, и таким образом они не стали применять силу в полном объеме, потому что поняли, что может быть ответная реакция со стороны омоновцев.
И в этом смысле, я считаю, что грубейшая ошибка была увольнять этих омоновцев, там сегодня уволили 17 человек и весь полк ППС, к которому относились эти ребята из ОМОНа, он сегодня расформирован. Я, кстати, должен сказать, что полк ППС был…
Потому что он встал на сторону протестующих?
Да, совершенно верно. Он расформирован. Основан он был в 1992 году, то есть ему 26 лет в этом году должно было, этому полку, должно было исполниться.
Беспрецедентное совершенно событие.
Да, совершенно верно. Расформировали, 335 человек, которые были в полке, их распределили по региону, в другой район, в Сунженский район, в Назрановский район их распределили, а полк уже перестал существовать. 17 или 18 человек уволены, из них два офицера, которые уволены из-за, по-моему, с формулировкой «утрата доверия».
То есть сейчас положение очень напряженное в республике, потому что очень много «Уралов» и военных понавезли, из соседних регионов в том числе, посты укрепляются. Сегодня вечером глава республики выступал по телевидению и сказал, что будут укрепляться посты, будут усиливаться контрольно-пропускные пункты и так далее. Я считаю, что идет некое устрашение населения, в том числе, для того, чтобы не было мысли в следующий раз в ближайшей перспективе на митинг.
Таким образом, митинги, и обе стороны понимают, что митинги еще будут?
Насколько я помню, перед тем, как уйти с этого митинга, который вот был позавчера, три дня назад, там руководитель ГУВД по СКФО, генерал Бачурин, обещал митингующим, что согласуют им еще пять дней митингов, официально санкционируют. Но как сейчас будут обстоять дела, мы не знаем. Мы знаем, что министр МВД Ингушетии ушел, фактически ушел в отставку, хотя он ушел в отпуск с последующим переводом, это тоже связано с противоположными позициями у него и главы республики, они по-разному подходили к этому вопросу.
И естественно, такое положение дел, оно напряженное, сегодня, вы знаете, в Ингушетию приезжал и Матовников, и другие высокопоставленные чиновники. Безусловно, что речь шла как раз о ситуации в республике, о напряженной ситуации. Но в целом, конечно, пока все спокойно, но я более чем уверен, что начнет сейчас репрессивная машина работать, то есть организаторы митинга…
Репрессии — это что? Против кого?
Это уголовные дела, однозначно, в отношении организаторов митингов, в отношении тех людей, которые оказывали активное сопротивление росгвардейцам. Я знаю, что ряд лиц уже установлены по видеокамерам, по съемкам, которые выложены в соцсети. Соответственно, конечно, будут возбуждаться дела, тем более что глава Ингушетии тоже заявил в прямом эфире, на местном телеканале, что да, я требую уголовных дел, я требую привлечения к ответственности. Ну и остальное, профилактическая работа, связанная с разъяснением населению и так далее.
А на формальном законотворческом фронте, соответственно, какой у вас прогноз, что будет происходить? Этот законопроект снова попадет на рассмотрение?
Отозван он со сроком на три месяца. Условно говоря, через три месяца его могут опять внести. Но я уверен, что в том виде, в котором его внесли в первом чтении, он не должен пройти и не пройдет.
Не пройдет?
Не пройдет. Никакие военные, никакие бронетехники людей не напугают, люди будут требовать дальше свое.
И тогда это тупик по-прежнему?
Абсолютный тупик.
Из него такого выхода не будет, будет какой-то другой?
Вы понимаете, здесь должен быть такой выход: либо мы здраво подходим к вопросу с точки зрения того, что нельзя принимать такой закон, потому что он противоречит всем правовым нормам, как российским, так и международным, он фактически лишает людей права определять себе свою территорию субъекта.
Это, по сути, пошатывается сама государственность субъектов в составе Российской Федерации, понимаете, и естественно, для людей это суперважно. Суперважно по одной простой причине, что мы самый маленький субъект, разговоры о том, что его присоединяют то сюда, то туда, идут уже много лет, людей это беспокоит. Внятного разъяснения от властей нет, и даже если и есть, то властям уже никто не доверяет.
То есть Ингушетия, которая была до сентября прошлого года и после сентября прошлого года, это две разные Ингушетии, потому что до сентября это был один из самых пассивных регионов, нас особенно не интересовала коррупция, не интересовали злоупотребления во власти, ничего этого не было. А вот как только стала история с землей, все, вот отсюда народ уже, помимо того, что он проснулся и так далее, народ стал интересоваться. Ему стало интересно, а куда эти миллиарды ушли, а куда эти, а почему так, а почему так, а почему у нас вдруг секретарь Совбеза осужденный за мошенничество человек сидит? То есть люди начали интересоваться, а что такое, а почему так происходит? Ну и, соответственно, такая реакция.
Реакция понятна. И она не стихнет, то есть как только встанет вопрос, она снова точно так же появится и реакция? Примерно так я понимаю. Соответственно, какой есть выход из этой ситуации?
Диалог. Только диалог.
Диалог, что значит? Ну, диалог, дальше что? То есть в результате, по факту, что вы говорите, выход один — это переиграть те решения, которые на самом деле уже были достигнуты прошло осенью.
Нет. Смотрите, сейчас на митинге были конкретные политические требования. Это введение мажоритарной так называемой смешанной системы выборов в парламент, потому что у нас в крупных населенных пунктах только по спискам, а это значит «Единая Россия». Люди уже все, достало это людей. Люди хотят распустить парламент, они хотят прямых выборов с мажоритарной системой выборов в парламент. Люди хотят прямые выборы в губернаторы, в главы республики.
Что не имеет непосредственного отношения к вопросу о земле?
Не имеет, прямого отношения нет. Но люди говорят, если бы мы выбирали, и наш глава отдал, мы бы несли за это ответственность. Но мы не выбирали, поэтому мы здесь, на митинге.
Таким образом возможен некий компромисс, который заключается в удовлетворении других политических требований?
Совершенно верно.
И это может помочь?
Это вполне может стать…
Это реалистичный вариант? Или на самом деле, с учетом того, что у нас не идут, не привыкли идти навстречу протестам, на это не приходится рассчитывать?
Смотрите, эти требования не выходят за рамки субъекта, они не федерального масштаба. Они локального масштаба требования, ничего не стоит удовлетворить требования, например, по введению выборов в парламент по мажоритарной системе, это ничего не стоит. Люди все равно уже будут по-другому голосовать, не как раньше. Просто люди хотят самовыдвиженцев, они хотят людей сами выбирать, кто будет выдвигаться, а не от партий. Я не думаю, что это такая большая проблема для Кремля, например, чтобы пойти на уступки, но если это какая-то принципиальная задача, не идти на уступки, то да, это может быть тупиком.
Фото: Елена Афонина / ТАСС