«Новая газета» выпустила масштабное расследование про близкого к Кремлю бизнесмена Евгения Пригожина. Журналист издания Денис Коротков нашел человека, который рассказал, как по заданию сотрудников Пригожина нападал на блогеров и оппозиционеров и даже участвовал в спецоперации в Сирии. Героя «Новой» зовут Валерий Амельченко, ему 61 год, известно, что он был осужден за грабеж, а в структуре Пригожина занимался «грязной работой». После нескольких встреч с журналистом он пропал и сейчас находится в розыске. Журналист «Новой» Денис Коротков рассказал Дождю о ходе расследования и самом Амельченко.
Скажите, как вы вышли на Валерия Амельченко?
Так получилось, что когда мы занимались историей с нападением на Сергея Мохова, супруга Любови Соболь, юриста «Фонда борьбы с коррупцией», нам удалось понять, кто совершил это нападение, найти его жену, точнее, уже вдову. И мы показали ей несколько фотографий, которые мы обнаружили в сети, и она указала на Валерия Амельченко как одного из коллег Олега Симонова. А дальше было много достаточно сложных, тяжелых разговоров.
Как вам кажется, что заставило его всё-таки рассказать вам все эти истории? Ведь всё, что он описывает, ― это, по сути, преступления.
Я думаю, что он рассчитывал всё-таки на обеспечение некоторой безопасности, которое мы были готовы предоставить ― когда я говорю «мы», я имею в виду редакцию «Новой газеты» ― при более полном и доказательном рассказе. И такая история готовилась, но вот что-то случилось раньше. И было это что-то трагическим событием или инсценировкой, мы сейчас оценить не можем.
Вы имеете в виду его пропажу, да?
Да.
Он говорил вам, что за ним следят, а потом пропал, и на улице валялись его телефон и ботинок.
Да. Мне известно, что петербургская полиция и следствие достаточно просто серьезно работают, устанавливают, что именно произошло, принимают все меры к розыску господина Амельченко. Но пока, во всяком случае, мне о результатах не известно. Будем надеяться, что результат будет.
Скажите, какая из его историй больше всего вас как человека, как журналиста поразила? Потому что можно было, наверно, догадываться, чем занимаются некоторые структуры Евгения Пригожина, но в данном случае речь идет о каких-то фактах, о реальных историях.
Честно говоря, сложно удивить убийством, да, убийства случаются. Но вот испытания химических препаратов, ядов на людях ― если эта история получит в дальнейшем своё подтверждение окончательное, это будет действительно очень сильный случай, потому что я такого не припомню.
Это то, что происходило в Сирии, да, по его рассказам?
Да. И тем более что сведения сами по себе о том, что некий высокий чин армейской разведки сирийской погиб от отравления именно в этот период времени, поступали раньше. Они поступали мне, они поступали другим людям, которые занимаются сирийскими проблемами, в частности, об этом писал Анатолий Несмиян, известный как Эль-Мюрид в сети. То есть этот случай был. И судя по тому, что те подробности, те нюансы, который Валерий Амельченко нам рассказывал, находили своё подтверждение, очень похоже, что он говорил правду.
А с какой целью эти испытания проходили?
Вот это уже не совсем понятно. Просто насколько я понял, скорее не из прямых слов, а из контекста, ставилась задача разработать некие свои, может, не химические препараты, может, некие соединения и посмотреть, как они действуют на человека с целью выяснить, какими препаратами можно пользоваться для отсроченного действия. А для этого нужно проводить инъекции или вводить их как-то с едой, с питьем различным опытным группам. Видимо, так.
Как вам кажется, что позволяло сотрудникам этого подразделения, если это можно назвать подразделением, структур Евгения Пригожина выполнять все эти задания безнаказанно? Ведь получается, что вы раскрыли нападение на мужа Любови Соболь Мохова, а полиция не смогла раскрыть.
Я думаю, что будет неправильным говорить, что полиция не смогла раскрыть нападение на господина Мохова. Если бы полиция его раскрывала, она бы, может быть, раскрыла, скорее всего, раскрыла бы. Она просто-напросто его не раскрывала, потому что это нападение не признано преступлением.
Несмотря на все жалобы господина Мохова и его адвоката Сергея Бадамшина вплоть до ЕСПЧ, тем не менее решение о возбуждении уголовного дела, как мне вчера говорил адвокат Бадамшин, до сих пор не принято. Поэтому нельзя сказать, что полиция не смогла раскрыть. Она этого и не раскрывала.
То есть полиция просто не занимается определенными делами, которые связаны с этой структурой.
Я не могу утверждать, что полиция не занимается делами, связанными с какой-либо структурой. Вот я могу сказать, что по факту нападения на господина Мохова уголовное дело не возбуждено. Чем руководствовались должностные лица, вынося постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, лучше спросить у Сергея Мохова или у его адвоката. Я думаю, вряд ли там указано «Потому что мы думаем, что это может иметь отношение к Евгению Викторовичу Пригожину». Я сомневаюсь.
Денис, у меня к вам последний вопрос. Скажите, как вы себя чувствуете, как журналист, который занимается такой опасной темой? Не опасаетесь ли за себя, за редакцию? Известен случай, который произошел на прошлой неделе, в «Новую газету» подкинули венки похоронные и баранью голову.
Как я себя чувствую? Я думаю, что это не должно быть особо интересно, честно говоря, нашим читателям и вашим зрителям. Это наши проблемы. Интерес нужно всё-таки стараться вызывать своими текстами, да, а не своим самочувствием.
Но вы страх испытываете, когда подобными темами занимаетесь?
А вот вы послушайте свой вопрос и подумайте, как на него можно ответить, чтобы не казаться полным идиотом, да. Я не могу придумать такого ответа.
Фото: Михаил Метцель / ТАСС