«Это наша работа — чтобы он вышел живым». Замглавы ФСИН — о пытках Макарова, игнорировании жалоб и наказании сотрудников

ФСИН анонсировала проверки всех исправительных учреждений. Можно ли уже говорить о каких-то результатах?

Идея даже не столько в проверках (а проверка будет и не одна), идея была еще в прошлом году предложена — чтобы по всем регионам существовали комиссии, чтобы это был не начальник тюрьмы, к которому все [бы] шли (хотя и к нему тоже — пожалуйста, можно записаться на прием), а чтобы это была комиссия, куда могли бы обращаться граждане с жалобами именно на поведение наших сотрудников. В эту комиссию должны входить правозащитники — мы предлагали Льву Пономареву, Андрею Бабушкину, с нашей стороны чтобы подключались сотрудники [управления] собственной безопасности или еще какие-то подразделения. То есть должны быть комиссии, которые эти случаи обращений рассматривали бы предметно, индивидуально. Не чтобы это было в виде какой-то жалобы и потом на эту жалобу бумажка, а люди живые. И чтобы работали не два лагеря, а две стороны: одна сторона — это представители общественности, правозащитных движений, а другая сторона — это именно сотрудники ФСИН. В том году это было предложено, а в этом году, я думаю, это найдет свое претворение в жизнь — такие комиссии заработают, туда будут обращаться люди, будут рассматривать [их обращения].

Вообще, конечно же, побольше бы активности правозащитников. Я поясню почему: если бы в Ярославле была Общественная наблюдательная комиссия как в Москве — вот такого бы там отродясь не было. Я не говорю, что вина в том, что случилось, правозащитников — нет, их вины в этом нет никакой. Но если бы они были более требовательны, обращали бы внимание, ходили проверяли [исправительные учреждения] не раз в год или два, а регулярно, как члены московской ОНК это делают, — конечно, сотрудники просто побоялись бы так поступить, как делали в Ярославле. Нужен контроль, и в том числе общественный. Не зря есть закон «Об общественном контроле», он очень эффективен в действии — на примере большого города, Москвы, это очевидно, особенно в разрезе ярославских событий.

Фонд «Общественный вердикт» сообщал, что Евгений Макаров еще в прошлом году жаловался на побои, но с этим ничего не сделали. Известно ли вам об этих жалобах и о том, почему ничего не было сделано?

Здесь ситуация такая: в прошлом году это избиение Макарова и произошло. По результатам этого избиения он пожаловался. Руководство УФСИН не проявило принципиальность — то ли вообще закрыли глаза, то ли не смогли разобраться. Но жалоба дошла до Следственного комитета. Следователь, молодой парень, тоже рассмотрел эту ситуацию и послал двух сотрудников, которых он подозревал, что они причастны к избиению, на полиграф. Детектор лжи показал, что эти сотрудники белые и пушистые, что они ничего не делали, а Макаров врет. Полиграф был не фсиновский, я не знаю, каких именно специалистов Следственный комитет привлекал, но это не полиграфологи ФСИН. Таким образом, следователь закрыл это дело, не стал возбуждать. Вся ситуация в том, что сейчас и Следственный комитет проводит проверку, как так получилось, что дело по таким вопиющим событиям не было заведено, и ФСИН проводит проверку, потому что налицо тот факт, что люди совершали преступление, а другие покрывали их. Поэтому в том году это не вышло. Видеозапись, по всей видимости, этот следователь не видел, ее где-то прятали. Сейчас она всплыла — тут скрывай не скрывай, все видно, что происходит.

Руководство управления ФСИН по Ярославлю не смогло разобраться, не смогло правильную оценку дать произошедшим событиям. Может быть, колония скрыла это дело. Мы сейчас с этим разберемся, и, если люди знали и происходило это с их попустительства — вне всякого сомнения, эти люди будут уволены.

О привлечении к ответственности каких-то конкретных людей уже можно говорить?

Восемнадцать человек, которые участвовали в этом избиении, — они все, конечно, будут привлечены к ответственности, и, я думаю, к уголовной в том числе. Ряд из них задержаны. Также руководство колонии сейчас проанализируем — что оно вообще по этому поводу [делало], какие решения, потому что если начальник колонии знает и это с его попустительства, значит, он сам тоже подпадает под закон как покрыватель преступников, сам становится преступником. Если же он не знал и не знает, что творится в его колонии, то какой же он начальник, ведь он не знает, что творят его подчиненные. Тогда тоже он как минимум упустил ситуацию из-под контроля, то есть не держит под контролем своих подчиненных, значит, он не может ими руководить и управлять.

По поводу другой жалобы: в 2017 году трое осужденных ИК-1, в том числе фигурант дела о беспорядках на Болотной площади Иван Непомнящих, тоже заявляли о побоях, но тогда управление ФСИН сообщало, что у них не нашли повреждений. Защита утверждала обратное. Не планируется ли в связи с новыми событиями какая-то дополнительная проверка этих жалоб?

Конечно, все эти жалобы — и за прошлый год — будут перепроверены и проанализированы. Другое дело, что здесь на примере Макарова совершенно ясно видно, что его били — и следы, и все было. Но там была версия сотрудников такая, что он типа на голову «того» и поэтому сам себя бил: то головой об стену прыгал, то ногами прыгал там куда-то. То есть все травмы нанес себе сам. Ну такой, типа, психопат. На самом деле оказалось, что это они его били. В случае же с вот этим Непомнящих, фигурантом по «болотному делу» — сейчас затрудняюсь вам сказать, но, насколько помню, там никаких травм у него не нашли. Если вы помните историю с тем же Ильдаром Дадиным — тогда одни утверждали, что били, другие утверждали, что не били. Мы пригласили не только гражданских врачей: сначала врачи фсиновские посмотрели, потом гражданские в районной больнице, потом в республиканской больнице Карелии осмотрели, потом уже даже пригласили тех врачей, которых рекомендовали правозащитники. То есть мы сказали: «Давайте уже ваших врачей, любых. И любые правозащитники — давайте, выезжайте туда к нему и смотрите, есть на нем следы или нет». Здесь вот как: идете — ударились об стол, и то синяк будет. Ну вот так совпало, я не знаю, волей случая, что на Ильдаре Дадине — ну вообще, ни царапины. Так не бывает, но так было. То есть когда здесь человека бьют, то тут видно, что его, в общем-то, бьют: видны последствия, видны следы, как на Макарове, все же это видно. Другое дело, что не захотели оценку дать правильную, а ее надо было дать. Обязательно.

Уполномоченный по правам человека в Ярославской области говорил, что якобы сотрудники колонии №1 предлагают заключенным, которые подтверждали факты избиений, отказаться от показаний. Известно ли что-либо о таких случаях?

Конечно, если сотрудники чувствуют свою вину и знают, что их выведут на чистую воду, здесь весь смысл в том, что, конечно, они будут стараться себя выгородить, себя обезопасить. Будут и просить, и уговаривать, и пугать, потому что они видят, что под их ногами горит фактически земля, что все, недолго на самом деле-то осталось, и стараются как-то выкрутиться тем или иным способом. Но этого не будет, никто не выкрутится. Кто совершили преступление они все за него понесут наказание. Абсолютно все. Никакой чести мундира никто прикрывать не будет и выгораживать не будет категорически. Наоборот, спасибо говорим всем — и журналистам, и правозащитникам — всем, кто вскрывает такие факты, мы говорим спасибо. За то, что помогаете избавиться от недобросовестных, нечестных людей.

Несколько заключенных ИК-8, включая Макарова, держат голодовку, требуя улучшения бытовых условий. Туда направили комиссию ФСИН. Что она узнала? Известно ли, в чем именно претензии голодающих?

Врать не буду — не знаю, какие там условия не соблюдались, у меня такой информации нет. Эта комиссия, видно, только поехала туда, потому что никаких данных нет. Но по большому счету бытовые условия практически везде однотипные. Я не слышал, чтобы в ярославской колонии было уж совсем плохо, не знаю, затрудняюсь сказать, чего там именно не хватало. Ну, я думаю, что насчет еды, воды, вещевого довольствия, одежды и всего остального — это все было. Сейчас посмотрим, разберемся, что там найдут, потому что, по докладам представителей местного управления [ФСИН], там все, в общем-то, хорошо. Заключенные жалуются, что чего-то не хватает — значит, надо просто проверить. Посмотрят, разберутся, если чего-то не хватает, [заключенные] чем-то не совсем обеспечены — конечно, будут помогать и приводить в соответствие. Понимаете в чем дело: если чего-то не хватает в какой-то колонии, руководители выходят на центр, на Москву письменно: не хватает того-то, надо сделать, чтобы было в соответствии с законом, для этого нужны денежные средства. Мы рассматриваем, деньги, конечно, выделяем. А здесь не было обращений, поэтому трудно сказать, чего там может не хватать. Комиссия разберется, если что-то не так, то, конечно же, устраним.  

Какая планируется работа с личным составом ФСИН для предотвращения таких инцидентов?

Работа здесь основная: надо более тщательно проводить отбор кандидатов. Хотя, конечно, они проходят и полиграф, и различные тестирования. Но видите сами, что тестирование не всегда дает надлежащий эффект и поэтому иногда случаются такие вещи. А так, конечно, надо просто более тщательно проводить кадровый отбор. Не формально это делать — я не говорю, что это у нас формально, нет, но делать его более требовательно, более внимательно. Потому что все начинается с отбора кандидатов. Вот смотрите, к примеру, недавно какие-то дети кота разрубили топором. Сначала они рубят животных, потом в армии дедовщину устраивают, а потом уже, после армии, приходят во ФСИН. Очень сложно разобрать… То есть здесь именно недоработка наших психологов проверяющих, которые тесты проводили —  что именно человек из себя представляет, — в частности, по Ярославлю. Будем эту работу налаживать получше и серьезнее, потому что все начинается именно с кадрового подбора.

Адвокат одного из фигурантов дела о пытках Макарова говорил, что угрозы поступают сотрудникам ФСИН, и упоминал нападение на сотрудника в Ярославской области. Известно ли вам о таких случаях и, если да, то насколько они массовые?

Вообще, по отношению к людям, которые работают в уголовно-исправительной системе, любви в народе пока не так много. Это мягко. Было время, когда люди боялись — ну, не боялись, а опасались даже в форме ходить. Чтобы в городе какие-нибудь подвыпившие, какие-нибудь бывшие сидельцы не пристали. Конечно, такие случаи были. Я не скажу, что это что-то массовое, нет. Чтобы прямо из-за истории с Макаровым был какой-то ажиотаж — этого нет совершенно точно. Никакого ажиотажа нет по поводу того, что народ начинает возражать сотрудникам за то, что били Макарова. Случаи в Академии [ФСИН] раньше были: в форме когда шли сотрудники — приставали, что-то еще. Это жизнь, это везде, это и без формы — просто в гражданской одежде пойдет — все те же самые люди бывают.

Макаров боится, защиту просит — насчет защиты государственной не знаю, это уже уполномоченный и остальные будут решать. Пока он находится в заведениях службы исполнения наказаний, его безопасность абсолютно полностью будет гарантирована. Это наша работа, чтобы он живым вышел из мест лишения свободы. Именно так и будет, он на особом контроле, и не только он, и другие по Ярославлю. Сейчас контроль, чтобы никакие сотрудники не принимали мер… И потом, все сотрудники, которые были на пленке, они отстранены от исполнения обязанностей. Они в колонию заходить не могут. Они ходят на допросы к следователям.

Это 18 человек?

Да-да-да. Ходят на допросы, дают показания. Работу они не выполняют. Вместо них другие люди. Другим людям, понимаете, начинать какие-то угрозы делать тому же Макарову и кому-то еще, грубо говоря, за Васю Пупкина (простите, что так сравниваю) — зачем? Когда они видят, что те уже под следствием. Влезать в это дело не так много найдется желающих. Ну неважно, найдется или не найдется, однозначно одно — то, что безопасность Макарову мы полностью гарантируем. Другое дело, что он не ест, как вы говорите, но даже в процессе голодовки — и то обеспечим [безопасность], ничего с ним не случится. Будет жив-здоров. Да и сидеть ему уже недолго осталось.