«Я была ему поддержкой. СК это не нравилось». Первое телеинтервью бывшей гражданской жены полковника-миллиардера Захарченко

Полковник Дмитрий Захарченко, возглавлявший управление «Т» главного управления экономической безопасности и противодействия коррупции МВД, был арестован в сентябре 2016 года. Его обвинили в получении взятки (ст. 290 УК РФ), злоупотреблении должностными полномочиями (ст. 285 УК РФ) и воспрепятствование осуществлению правосудия(ст. 294 УК РФ).

Захарченко задержали в сентябре 2016 года. С тех пор он находится под арестом. При обыске у него дома нашли почти девять миллиардов рублей. Суд также изъял у него 13 квартир, 14 парковочных мест и несколько автомобилей.

Как вы узнали, что он арестован и что жизнь принципиально изменилась, я думаю, и ваша тоже, как минимум, потому что вы мать его ребенка?

Потому что в этот же день, когда его арестовали, ко мне пришли в дом с обыском. Так я и узнала. Практически сразу преследование, террор, слежки начались за мной.

Вы говорите такие громкие слова, как террор, как преследование. В чем это выражалось?

В том, что за два года почти, которые длится следствие, у меня уже было три обыска, из них последний обыск был с автоматами, десять человек, трое с автоматами. Они стояли весь обыск, я была одна с ребенком, об этом все знали, что я живу только с дочерью. Вот, таким образом они…

Что они искали и что они нашли?

Они искали мои паспорта. Так как на втором обыске они забрали мои загранпаспорта, мой и моего ребенка, я сделала другой загранпаспорт себе и своей дочери, вот, и они хотели у меня их забрать.

Какое-то имущество ваше изымалось?

Да. Начиная от медицинской карты моего ребенка, заканчивая моими украшениями. Личными, да, естественно, не Дмитрия, не ещё кого-либо, а моими.

Как следственные органы обосновывали, что связано с именем Дмитрия в вашей жизни, какое имущество, а какое нет?

Они ничего не обосновывали. На сегодняшний день вещественным доказательством мое имущество, которое они у меня забрали, не признано, значит, кроме моих украшений, то есть всё, что у меня забрали, вещественными доказательствами не признано, но они мне их не возвращают.

А что еще забрали? Не знаю, автомобили, квартиру, может, описывали?

Да, моя квартира. Забрали, да. Был прокуратурой возбужден гражданский иск, по которому забрали у всех знакомых, родственников и так далее имущество, в том числе забрали у меня квартиру, которая была куплена моими родителями в 2007 году, то есть почти одиннадцать лет назад.

До знакомства?

Нет, мы с ним были знакомы, но у нас даже еще не было общего ребенка и так далее. Вот, и забрали два моих автомобиля, да. Меня никто не допрашивал даже, чтобы вы понимали, откуда у меня взялась эта квартира. Они моих родителей допрашивали, еще до всех арестов и конфискаций моя мама давала показания, в которых она говорила о том, что моя мама двадцать пять лет работала в руководстве строительного комбината. Она могла позволить своему единственному ребенку помочь в покупке квартиры.

Вот, она давала показания о том, что это она мне купила эту квартиру, еще до всех арестов. Но это не помогло. Меня лично никто не спрашивал, где, что и когда.

А вот вы говорите ― слежки. Вы ощущали какую-то слежку за вами?

За моим ребенком, да, в том числе. Сопровождали до школы.

Так сложилось, что на протяжении этого периода с первого дня я ему помогала и поддерживала, так как отец его, как вы знаете, тоже был арестован, он больше года находился в СИЗО. Матери, естественно, семьдесят лет, помощь от нее не очень, да. Но то, что касалось меня, да, вот я ему была поддержкой. Это никому не нравилось, в том числе Следственному комитету. У них была задача, чтобы Дима остался один.

То есть фактически вы единственный близкий ему человек, который до сих пор ему помогает?

Да, да.

А в чем это выражается? Как вы ему помогаете?

Начиная от того, что полностью адвокаты со мной на связи все, я общаюсь с адвокатами, что касается передачек в «Лефортово», связь с родителями, с сестрой. То есть я как бы связующее звено со всеми людьми, которые как-то связаны с Дмитрием.

На протяжении этих десяти лет, что вы уже не вместе, у вас был ребенок, но вы расстались, да, был следующий брак и так далее, вы поддерживали с ним отношения? Человеческие, дружеские.

Да, конечно, да.

А каким он был отцом?

Поэтому это так и получилось, что я его поддержка, потому что все эти десять лет мы с ним поддерживали отношения хорошие. Он был хорошим отцом, поддерживал отношения с Ульяной на протяжении всей ее жизни.

Когда вы с ним познакомились, он уже, естественно, был полицейским, был каким-то высокопоставленным военным, правильно?

На тот момент, когда мы с ним познакомились, он был старшим лейтенантом, он работал в налоговой полиции.

Вот на протяжении этих десяти лет он, наверно, заметно стал состоятельнее. Вы это ощущали по себе? Изменилось качество жизни, изменился уровень жизни у него или нет? Или это не ощущалось?

У него должность, да, у него больше стало… Как-то более статусный он стал, да, потому что на тот момент, когда его арестовали, он был исполняющим обязанности начальника департамента экономической безопасности, он был уже полковником. Естественно, у него статус изменился.

Сказать, что он стал полковником-миллиардером, как его в прессе называют, ― я так никогда не могу, ни в коем случае, нет.

Возникали ли у вас сомнения на его счет, связанные, например, с возможной коррупцией? У вас лично. Вдруг человек может себе позволить то, что не может себе позволить высокий полицейский чиновник, например.

Я так не могу сказать. Может быть, если бы я еще как-то проживала с ним, наверно, я что-то могла там такое заподозрить. Но он же общался в основном с дочерью нашей, мы с ним редко виделись. Он ездил на обычной машине, не на каких-то дорогостоящих автомобилях. Поэтому как-то трудно сказать.

На какой машине он ездил?

Acura. Я знаю, что Дмитрий всё положил в своей жизни для того, чтобы достичь карьерного роста. Это я знаю точно, что он 24 часа работал.

Вот я читаю, что…

У него даже не было своего жилья, чтобы вы понимали.

Он снимал квартиру.

Он в основном проживал то с родителями, то со своими женщинами.

Дмитрию Викторовичу вменяется взятка в тридцать один миллион рублей, вменяется, чтобы вы понимали. Имущество, даже моя квартира, которую у меня забрали, она стоит больше. Уже не говоря обо всем имуществе, которое забрали. Верховный суд постановил, что имущество можно забирать только то, которое адекватно вмененному ущербу. На сегодняшний день Дмитрию Викторовичу…

То есть деньги, которые все так смакуют, что Захарченко ― миллиардер… В 2017 году эти деньги признали не вещественными доказательствами, не вещественными. То есть к Дмитрию эти деньги не относятся. Была проведена ДНК-экспертиза, он никогда не был в квартире, он никогда не прикасался к этим деньгам. Но просто Следственному комитету не выгодно это смаковать, им выгодно говорить о том, что Захарченко ― миллиардер.

Кому они приписывают эти деньги, неизвестно, да?

Нет, почему? Есть собственник этих денег, который публично заявил. Это муж сестры, в чьей квартире были найдены эти деньги.

Он заявил, что это его деньги.

Да. Но его даже не допросили почему-то. Почему его до сих пор не допросили, например? А потому что это невыгодно. Потому что выгодно, чтобы это относилось к Дмитрию Викторовичу. Дмитрию вменяют тридцать один миллион рублей, имущество, вы знаете, на очень-очень большие деньги, совершенно на другое количество денег, потому что там задействовано около десяти разных семей.

Десяти?

Да. Это не имущество Захарченко Дмитрия Викторовича, это имущество десяти семей.

А кто же, как, откуда взялись десять семей?

Бывшая девушка, например, которая давно замужем, у которой есть ребенок. Ну, просто они в этот момент были знакомы, просто так.

И их имущество тоже конфисковано.

Да. Которую он видел последний раз не знаю, сколько лет назад. Но они просто знают, что у них были отношения, вот и всё. Просто это никому не интересно, к сожалению. Говорится о том, что у семьи Захарченко 27 объектов недвижимости. То, что это десять семей и что там всего четыре…

Не связанных друг с другом.

Да, друг с другом, то есть семьи эти не связаны друг с другом совершенно. То есть о девушке этой я понятия не имею, я ее в глаза никогда не видела. Поэтому о какой семье Захарченко идет речь, я не понимаю. Но, к сожалению, махина такой силы, я не могу просто постоянно бить кулаком в грудь себе и говорить о том, что не квартира Захарченко, это не автомобили Захарченко.

Сейчас выставили на торги автомобиль моей мамы в Ростове-на-Дону, вот буквально вышла два дня назад статья.

А у мамы тоже изъяли имущество?

Она на меня просто была оформлена в Ростове-на-Дону.

Ага.

Она была продана до всех арестов, потому что машина 2010 года. До всех арестов, до всех там конфискаций. Эту машину забрали у человека постороннего, понимаете? Вот эта машина тоже фигурирует как автомобиль Захарченко.

А как он вам объясняет? Почему, собственно, вы все заодно, естественно, попали под этот каток? Против кого, собственно, кто вам противостоит? Почему это так трудно оказалось ― доказать свою правоту в этой истории?

Вот если бы вы более внимательно как-то смотрели интервью, которые дает Дмитрий, когда у него есть немного времени, о том, чтобы как-то донести правду, он прямым текстом говорил о том, что до всех конфискаций к нему пришли сотрудники и сказали: «Если ты не дашь нужные показания на определенных людей, заберут имущество. Твой отец окажется в тюрьме, и заберут имущество всех твоих знакомых, родственников и так далее».

И всё сбылось до буквы, да.

Да. После того, как у нас забрали имущество, эти же сотрудники пришли к нему и сказали: «Вот видишь, мы же тебе обещали, мы же тебе говорили. Ты же эгоист, ты же никого не любишь, кроме себя».

Вы верите в то, что он не был коррупционером?

Уверена. По крайней мере, говорить о том, что человек ― коррупционер, если это не доказано, я не знаю… Это справедливо, вы считаете? Называть человека коррупционером, если в суде это не доказали. Вы сначала докажите.

Я знаю, что на той пресс-конференции, которую вы уже однажды давали, вы были с психологом. Вам помогает психолог вообще пережить эту историю?

Нет, психолог это был не мой, во-первых. Психолог был для ребенка. Когда в декабре был обыск, когда они с тремя автоматами, когда они перевернули, вывернули ее чемодан, вытряхнули всё, когда она собиралась в школу, на всякий случай, а вдруг она там что-то пронесет. У нее на глазах, чтобы вы понимали, это делали.

Это был тот самый третий обыск?

Да, это было на третьем обыске, когда они искали паспорта мои, да.

Часто вас в этой ситуации посещает отчаяние?

Нет, меня не посещает отчаяние. У меня существует стержень, я довольно-таки психологически сильный человек и сильная женщина, поэтому…

Я читала, что у вас есть какие-то, были доходы от бизнеса.

Да, у меня было ИП, да. С 2015 года.

Это мешает вашему бизнесу? Всё-таки мне кажется, что когда вот такая вещь, такая история проникает в жизнь, это всё ломает.

Я его закрыла в 2017 году, потому что в принципе невозможно.

Невозможно совмещать ведение бизнеса и борьбу со следственными органами, да?

Нет, это невозможно, нет. К сожалению, это невозможно. Потому что у меня вся практически жизнь заключается в сообщениях, я уже сама как юрист.

То есть вся ваша жизнь построена на контактах со следственными органами.

Да, с судами, с прокуратурой, с адвокатом, со Следственным комитетом. Моя жизнь только вертится вокруг этого.

Но бывает, что мысленно вы проклинаете тот день и час, когда познакомились с Дмитрием?

Нет.

Потому что ваша жизнь превратилась во всё это.

Нет, если бы я не познакомилась с ним, у меня бы не было нашей прекрасной дочери. Поэтому я никогда об этом не думаю и не проклинаю, нет. Значит, так надо, чтобы было.