У женщин, вернувшихся из халифата, разные истории — одни поехали вслед за мужьями, другие сами отправились в сирийские и иракские пустыни. Их объединяет одно — все они ехали в идеальный мир шариата, где никто не будет коситься на их никаб, а свою жизнь можно будет полностью посвятить семье и религии. На самом деле, все оказалось намного прозаичнее — постоянные бомбежки и беспредел местных спецслужб заставили их задуматься о возвращении на Родину. С помощью главы Чечни Рамзана Кадырова у некоторых получилось это сделать — но лишь немногих в России встретили с распростертыми объятиями. О том, что происходит с девушками из запрещенной в России организации ИГ, вернувшимися домой — в репортаже Марии Борзуновой.
Полное интервью с главой Ингушетии Юнус-Беком Евкуровым смотрите здесь.
Двухлетняя Фатима Будайханова родилась в Ракке — столице запрещенного в России «Исламского государства». Ее отец погиб во время авианалета, а маму прямо из грозненского аэропорта забрали спецслужбы — сразу после приземления самолета из Сирии. Сейчас за Фатимой ухаживает бабушка.
«Переименовали, назвали Кариной, Карина — это с чеченского найденыш».
К жизни без бомбежек и черных флагов Фатима привыкла быстро. Уже не прикрывает руками голову, выходя на улицу. Для Зейрат появлении внучки — большая радость, с дочерью Викторией она простилась еще три года назад, после ее отъезда в Сирию
Вторую героиню нашей истории зовут Залина Габибулаева. Российским спецслужбам она известна как «Черная Вдова». Без предупреждения на улицу ей выходить запрещено.
«Это вещь, которой меня контролируют: они в любой момент могут позвонить, и я должна находиться дома в этот момент».
Восемь лет назад мужа Залины Магомеда убили во время спецоперации как боевика. А у нее самой спустя два года нашли в машине самодельную бомбу. Залина говорит, что подбросили.
«Был муж, мы с ним прожили десять лет, четверо детей. Они все от моего мужа. Кроме этого ничего не могу сказать».
После двух лет тюрьмы Залина собрала детей и уехала в Турцию, а оттуда — в ИГ.
Жить по шариату ехала и наша третья героиня — чеченка Хава Бетермурзаева. Ей всего 22 года. Жизнь в халифате Хаве поначалу даже нравилась, но потом начали бомбить. Хотя, по словам Хавы, даже к этому тоже можно привыкнуть.
«Сначала не так часто бомбили, потом уже чаще начали бомбить. Волна, дым сильные были, мы поднялись на крышу дома и увидели — волна очень сильная была».
Таких, как Залина, Виктория и Хава по России около сотни — в августе прошлого года чеченские власти при поддержке Министерства обороны вывозили из Сирии и Ирака сначала детей, а потом женщин. В аэропорту Грозного их встречали счастливые родственники и федеральные телеканалы. Но о том, что происходит с женщинами после приземления, почти не рассказывают.
«И сотни, сотни тысяч смертей — там, где их мужья повоевали. Мы видели эти взрывы храмов, мечетей, мы видели, как расстреливали, убивали десятками. Вы видели, как отрезали головы. Я почему это рассказываю — чтобы и вам, и другим, и телезрителям дать понять, что это не ангелочки уехали».
Когда официально война в Сирии уже закончена, пора возвращаться домой. С прошлого года уже несколькими самолетами при поддержке чеченских властей в Россию вернулись десятки женщин и детей, которые по разным причинам оказались на территории «Исламского государства». Но на родине с ними поступают по разному: в Чечне встречают и возвращают в семью, а в Дагестане, например, заводят уголовные дела. За эту неделю мы проехали весь Северный Кавказ, чтобы разобраться, что действительно происходит с теми, кто вернулся из Сирии.
ЧАСТЬ 1. ПОБЕГ В ХАЛИФАТ
Залина Габибулаева: «Мы — мусульмане. Мы искренне хотели религии и ради Аллаха туда ехали».
Залина Габибулаева не сразу соглашается сниматься с открытым лицом. Она объясняет это строгостью шариата, но понятно, что Залина попросту боится. И только на второй день съемок она соглашается рассказать о том, как тайком от родных решила бежать в «Исламское государство».
Залина Габибулаева: Я уехала, никому не сказала, потому что они бы меня не отпустили. И туда уехала скрытно и обратно возвращалась — все скрывала.
Пересечь турецко-сирийскую границу в 2014 году было достаточно легко. А на месте ее уже ждали.
Залина Габибулаева: Мы поменяли пять-шесть машин, потом было поле, кто-то перебегал, но мы спокойно прошли границу. Потом нас уже встретил мужчина на территории «Исламского государства».
«Исламское государство» объявило себя халифатом в 2014 году. В тот момент Хава жила в чеченском Урус-Мартане, и далекая Сирия ее почти не волновала.
Хава Бетермурзаева: Ну как бы он меня настроил, что там хорошо, что там шариат, что там хорошо для сына, что я могу там получать образование, ходить в той одежде, в которой должна ходить мусульманка.
Он — это старший брат Хавы, Ислам. Он уехал в Сирию годом раньше. Именно после писем Ислама Хава заинтересовалась халифатом. Окончательно она решила ехать, когда брат погиб во время авиаудара.
Хава Бетермурзаева: Когда его убили, с его телефона со мной связались. Мне надо было только до Турции долететь, а там уже все договорено было — были люди, которые будут меня встречать.
Зиярат Будайханова, мать Виктории Бадайхановой: Она позвонила и сказала: мам, я в Турции и я не вернусь. Я сказала: я тебе ноги переломаю, вернись домой. Она сказала: мам, у меня билет в один конец и я, наверное, не вернусь.
Маршрут на всех один: Россия — Турция — ИГ. Дочь Зиярат — Виктория Будайханова — родилась в небольшом дагестанском селе Тотурбийкала. Бывший имам местной мечети Магомед Вагонов хорошо помнит Викторию. По его словам, девушка не была особенно религиозной. Ее бегство в Сирию для всех было неожиданностью.
Магомед Вагонов Мулла, бывший имам мечети в селе Тотурбайкала: Мы, когда услышали, потрясены были — на такой поступок чтобы она пошла? Так вот, чтобы она от чистого сердца веровала, чтобы приходила на молитву, я такого не видел, так она говорила, что совершает молитву, но чтобы наяву, я не видел.
По-настоящему религиозной Виктория Будайханова стала после переезда в Москву. В Сирию она уехала с двумя русскими подругами, принявшими ислам.
Зиярат Будайханова, мать Виктории Бадайхановой: Она подружилась с ними, и после этого у нее все это полявилось. Одна из них сожительствовала с азербайджанцем, он был верующий, и вот благодаря ему и моя дочка тоже также вот...
Поздним вечером мы приезжаем в офис к чеченским правозащитникам в центре Грозного. Именно сюда обращаются с просьбами вернуть родных из Сирии. В списке — более тысячи человек, здесь и чеченские, и дагестанские, и русские имена.
Малика Иноркаева уже три года ждет свою дочь. Глядя на фотографии девушки до и после отъезда в «Исламское государство», сложно поверить, что это один и тот же человек. Малика рассказывает — дома ее дочь не носила даже платка.
Малика Иноркаева, мать Седы Иноркаевой: Муж ей объяснял, что они едут изучать ислам, обычный арабский язык будут учить. Ни в коем образе они не собирались там воевать.
Седа вместе с мужем-бизнесменом и дочерью уехала в Сирию в январе 2015-го. Так же всей семьей в «Исламское государство» уехали Надар и Аиша Эфендиевы из Кабардино-Балкарии. Мать Надара, Мадина, считает, что его фактически выдавили из страны сотрудники спецслужб.
Мадина Налоева: У него лицо было все в кровоподтеках, синяках, на теле синяки. Но самое страшное было другое — у него руки были как камни. Я не могла понять, с чем это связано. Наши товарищи из шестого отдела умудряются, знаете, какие пытки они применяют? Они ток пропускают.
Одна из героинь нашего репортажа не под камеру призналась, что загранпаспорт ей помогли сделать в ФСБ. Спецслужбы были в курсе планов девушки уехать в Сирию.
Отправить людей в халифат оказалось проще, чем решить, что делать с вернувшимися. Из лидеров кавказских республик только глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров согласился на разговор об этом.
Юнус-Бек Евкуров, глава республики Ингушетия: Если брать с точки зрения «по-человечески», я считаю, что они уехали целенаправленно с мужьями воевать, убивать людей.
ЧАСТЬ 2. ЖИЗНЬ В ИГ
Хава Бетермурзаева: Изначально нравилось. Не было никакого контакта с посторонними мужчинами, ты полностью огражден.
Поначалу Хава жила в макаре — это такое общежитие для незамужних женщин в ИГ. Правила очень строгие, поэтому чаще всего женщины стараются поскорее выйти замуж. В большинстве случаев, за первого же мужчину, который посватается. Хава тоже быстро вышла замуж и родила сына.
Хава Бетермурзаева: Я в основном домашними делами занималась — готовка, стирка, иногда в гости, в парк выходили, на базар часто ходили.
Виктория Будайханова жила в столице так называемого халифата — Ракке. Девушка продала практически все, чтобы они с мужем могли купить квартиру на пятом этаже.
Зиярат Будайханова, мать Виктории Бадайхановой: Все тут так красиво — она и показывала всю эту красоту. Я же видела, какие дома. Она очень мало писала, она писала — у меня все хорошо.
Но потом начали бомбить.
Зиярат Будайханова, мать Виктории Бадайхановой: Она сколько раз прощалась, говорила: мама, наверное, сегодня нас убьют. Очень сильно бомбили. Романтика была, а потом, она когда поняла, куда попала, что она выходить не может, ни с кем разговаривать — как вернуться?
Старшие дети Залины Габибулаевой тоже хорошо помнят авиаудары.
Дочь Залины Габибулаевой: Мы там хорошо жили, но потом уже начали бомбить и мы начали убегать уже. Просто там бомбили сильно и все. Мы в подвал потом бежали.
Залина Габибулаева рассказывает, что о бомбежках предупреждали — скидывали листовки, в которых советовали покинуть город.
Залина Габибулаева: Там кто только не бомбил — и Франция, и Америка… Ты уже не обращаешь внимание, кто бомбит, просто хочешь оттуда уехать. У тебя нет никакой личной неприязни к Америке и России, потому что это проблема, и весь мир ее решает.
После терактов, которые боевики «Исламского государства» устраивали в Европе, бомбить начинали сильнее. Габибулаева и сейчас считает те теракты чьей-то намеренной провокацией.
Залина Габибулаева: Это чей-то хорошо продуманный план собрать всех мусульман в одном месте.
Когда начинались авиаудары, люди пытались бежать. Но боевики «Исламского государства» часто не давали этого сделать, а бомбоубежищ не было. Понимание того, что халифат не настоящий пришло достаточно быстро.
Залина Габибулаева: Мы видели, что несправедливость была, видели, что что-то происходит не то. Но мы — женщины, и сидим дома, и думали, что мы что-то недопонимаем.
Но задавать вопросы, а тем более высказывать недовольство, в «Исламском государстве» было не принято.
Залина Габибулаева: Они резали сами своих же, дагестанцев — кто-то где-то сказал, что не согласен с несправедливостью. Все, два-три дня и человек пропадал. Его могли обвинить в шпионаже или еще в том, что деятельность у него неправильная, и казнили его.
Хава Бетермурзаева: Те, которые занимают должности чуть повыше, у них квартиры и машины. Пусть меня сейчас многие оттуда даже будут судить, но они сами знают, что такое было неравенство.
По словам Хавы, в какой-то момент спецслужбы «Исламского государства» стали страшнее, чем падающие с неба бомбы. И тогда они решили бежать.
ЧАСТЬ 3. ПУТЬ ДОМОЙ
Сейчас уже понятно: с их чеченской пропиской можно было не бояться. Но тогда Хава с мужем Бекханом были готовы отсидеть, лишь бы уехать из «Исламского государства». Когда семья Хавы бежала из Меядина, город уже горел. Бекхан помог ей и другим девушкам тайно выехать на территорию курдов. На одном из курдских блокпостов их задержали.
Хава Бетермурзаева: Мы были наслышаны что ихние женщины не церемонятся.
Сбежать семье Габибулаевой помогли знакомые курды. В лагерях они прожили четыре месяца.
Залина Габибулаева: Они тебя привезли, оформляют тебя, ставят палатку. Я говорю — зачем палатка? Они говорят — вы здесь жить будете. Это был ужас, там такая жара! Я говорю — как так жить, это умереть можно. Они говорят — нет, вон сколько иракцев живут годами и не умирают.
В какой-то момент по лагерю начали ходить слухи, что девушек собираются забрать. Залина смогла связаться с родственниками — да, они едут домой.
Залина Габибулаева: Он говорит — ваш рейс прилетает 13-го числа. Это было не описать...
Позже девушек собрали и перевезли в другое место.
Залина Габибулаева: Мы говорим — а как мы поедем? Нам говорят — через Латакию. А я говорю — там же Асад, он нас убьет всех! А нам говорят — нет там нормально, там Россия.
Сын и невестка Мадины Налоевой тоже попали к курдам. Но потом их передали практически в рабство к иракским шиитам. За пару дней до нашего приезда невестка Мадины впервые за долгое время вышла на связь из плена.
— Аиша, вы у кого находитесь, они курды или иракцы?
— Это шииты, рафидиты, мама, иракцы, не курды. Руки поднимают на нас, бывает. Все дети поголовно болеют, ужасно кашляют, со рвотой прямо.
Аиша написала, что вместе с ней в рабстве у шиитских отрядов в Багдаде находятся и другие россиянки с детьми. Договориться с ними даже сложнее, чем с курдами. Мадина пересматривает фотографии и видео, которые она успела отправить невестке. Где ее сын — Мадина не знает.
Мадина Налоева: Пока мое сердце будет биться, я буду пытаться. Но я сомневаюсь, что Россия наших детей заберет.
ЧАСТЬ 4. В РОССИИ
Хеда Саратова, член СПЧ при главе Чечни: Я слышала, что один спецборт обходится в десять миллионов.
В Сирии все женщины обвиняются как минимум в незаконном пересечении границы: по словам члена Совета по правам человека при главе Чечни Хеды Саратовой, штрафы за них платят тоже из фонда Кадырова. К главе Чечни возвращенные из ИГ женщины относятся как к спасителю.
Хава Бетермурзаева: Голод, холод, страх. Самолет уже стал спускаться, уже виднелась Чечня — многие плакали, эмоции были. Свое родное что-то.
Хава, Виктория и Залина возвращались в Россию одним рейсом. Но их судьба сложилась по разному.
Хава Бетермурзаева: Мы вместе хотели выехать, а для мужчин дорог еще не было.
Чеченка Хава по пути домой рассказывает, что пыталась уехать вместе с мужем Бекханом, но где он сейчас — она не знает.
Общество совершенно по-разному относится к тем кто вернулся из «Исламского государства»: для кого-то вернувшиеся женщины — жертвы, которые совершили ошибку, а для кого-то — террористки. Дагестан и Чечня совершенно по-разному относятся к тем, кто вернулся из «Исламского государства». Это уже приводит к напряжению между Дагестаном и Чечней. В Грозном считают, что совершают благое дело, а в Махачкале отвечают, что те даже не советовались с властями Дагестана, стоит ли возвращать их граждан домой и что с ними надо делать.
Виктория Будайханова: Говорили, что все будет хорошо, но на самом деле не было ничего хорошего.
Пока Хава приспосабливается к мирной жизни в Чечне, дагестанка Виктория Будайханова сидит в московском СИЗО. Уголовное дело на нее завели сразу после отъезда в Сирию, но родители узнали об этом только сейчас.
Болатхан Будайханов, отец Виктории Бадайхановой: Среди тех доводов, что приводит следствие — что занималась готовкой и стиркой, — я не вижу пособничество терроризму.
Виктория — единственная дагестанка, дело которой расследуют аж в Москве. За все это время Зиярат получила от дочери всего одно письмо:
«Но все равно я очень сильно жалею, что я приехала. Надо было остаться там — может быть я бы уже к этому времени бы и умерла».
На Залину Габибулаеву из Махачкалы тоже завели уголовное дело. Разве что помещать под стражу не стали. Явки с повинной, которые по обещаниям чеченских властей должны были освободить от срока, не помогли. Но это может стать смягчающим обстоятельством. Адвокат считает, что в действиях Габибулаевой вообще не было состава преступления.
Аида Касимова, адвокат Залины Габибулаевой: Она должна была принимать участие, а фактически что она сделала? Она воспитывала своих детей, родила там пятого ребенка. Она не воевала, оружие в руках не держала, помощь раненым не оказывала.
Сама Залина об уголовном деле говорить наотрез отказывается. Интервью то и дело прерывает плач. По словам Габибулаевой, больше всего ее беспокоят не уголовное дело, а дети, которым даже в школе не дают забыть, откуда они приехали.
Залина Габибулаева: С нашим домом школы считаются элитные, поэтому туда нас брать не хотят, потому что мы из Сирии.
Марина Ежова, уполномоченный по правам ребенка в Дагестане: Что в головах у этих женщин и как они себя поведут, сделали ли они выводы? Это очень большой вопрос, и боюсь, что утвердительно и окончательно на него не могу даже эти женщины дать ответов.
Уполномоченная по правам ребенка в Дагестане Марина Ежова практически в одиночку координирует работу по адаптации прибывших из Сирии. Четкого понимания, что делать с вернувшимися из ИГ, пока нет ни у кого.
Марина Ежова, уполномоченная по правам ребенка в Дагестане: Ну, конечно, людям тревожно, потому что республика без пафоса заплатила кровью за это спокойствие. Вон у нас здание МВД, а вон аптека, и чтобы пройти в аптеку сотрудники переодевались в штатское, потому что форма была просто смертным приговором. Люди комментируют — мы же это все читаем — и большая часть комментариев негативные, хотя кто-то и есть, кто говорит, что благое дело. Мы же детей спасаем.
Ежова рассказывает: еще до публичной кампании чеченских властей она лично принимала участие в возвращении детей из зоны боевых действий. Но тогда это делали без лишней огласки и без телекамер.
Марина Ежова, уполномоченная по правам ребенка в Дагестане: Не бывает никаких случайных спонтанных задержаний — «не понравилась мне эта девушка, заведу на нее уголовное дело». Уж коли находятся эти девушки под следствием, значит есть, что расследовать.
Пока в Дагестане адаптацией вернувшихся из ИГ женщин занимаются спецслужбы, в Чечне задумываются о реабилитационных центрах и ругают соседей.
Хеда Саратова, член СПЧ при главе Чечни: Почему тогда эти спецслужбы не работали так как сейчас? Они сами встречают их и сажают? Мне кажется, там их и так надо посадить многих, которые закрывали глаза, когда они толпами уезжали.
Правозащитники считают, что если спецслужбы продолжат заводить уголовные дела, то женщины просто не захотят добровольно возвращаться домой. Но как так получается, что в соседних республиках действуют разные законы?
Олег Орлов, председатель правозащитного центра «Мемориал»: В данном случае сыграло лично решение Рамзана Кадырова. Это чистой воды то, что пришло в голову падишаху — вот ему пришло такое, но хорошее, положительное. Не всегда ж диктатору-падишаху-хану приходит плохое.
По данным местного следственного комитета, из Кабардино-Балкарии в Сирию уехали около двухсот человек. Министр по профилактике экстремизма Кабардино-Балкарии уверяет, что единого подхода к людям, которые возвращаются из ИГ нет, но сажать всех не собираются.
Залим Кашироков, министр по профилактике экстремизма КБР: Говорить о том, что эти лица будут осуждены, или же уйдут от уголовной ответственности — я бы не стал этот вопрос комментировать, потому что индивидуально будут к каждому человеку подходить и принимать соответствующие решения.
По официальной информации, около 30 человек уже якобы вернулись в республику, а некоторых даже адаптировали к мирной жизни. Правда встретиться с этими людьми нам не удалось. Член адаптационной комиссии при главе КБР сомневается, что эти цифры реальны.
Валерий Хатажуков, член адаптационной комиссии при главе КБР: Из Сирии вернулся, и не посадили? Это вам какой министр сказал? Я, например, не знаю про это. Я — член комиссии.
В соседней Ингушетии тоже есть своя комиссия по адаптации. Отсюда в Сирию уехали около 130 человек. На некоторых здесь уже возбудили уголовные дела.
Юнус-бек Евкуров, глава республики Ингушетия: Только из-за того, что эти женщины не убедили своих мужей не ехать куда-то воевать, не убивать чужих мужчин, чужих детей, у которых есть тоже матери, и с этой точки зрения, я не считал бы, что их возвращение вообще нам нужно. Тем более, они плюнули на эту страну, на эту республику, на этот народ, на своих родных и близких, и уехали от нас.
Евкуров, тем не менее, обещает, что всех сажать не будут, но пообщаться со следователями придется.
Юнус-бек Евкуров, глава республики Ингушетия: Те, против которых возбуждены уголовные дела, — они должны пройти через эту процедуру. Если будет доказано, что они соучастники преступлений, в том числе, как пособники, как идеологи и так далее, они получат, в том числе, по закону, срок, или условный срок или оправдание. Но они должны через это пройти.
По словам Евкурова, в республике уже есть несколько мужчин, которые после Сирии и прошли через адаптационную комиссию. Женщинам вернуться в Ингушетию пока не удавалось.
Залина Габибулаева: Мы прилетели в аэропорт Грозного, увидели маму, она бегала вокруг автобуса, искала свою девочку. Потом одна из девушек сказала, что Хеда не прилетела, что ее задержали в Латакии. Она как начала рыдать плакать — аж эта картина перед глазами стоит, очень было ее жалко.
Хеда Котоева была на девятом месяце беременности и должна была вернуться домой на одном самолете с Залиной и другими девушками, но прямо на посадке ее ссадили с рейса. Розе дали увидется с дочерью по видеосвязи под прицелом телекамер. Заверили, что она в безопансом месте.
Роза Коттоева: Истощенная, уставшая. Я спросила — где ты находишься? Она говорит — такая комната типа тюрьмы.
После этого случая стал ходить слух, что Евкуров лично запретил возвращать девушку из ИГ. Но сейчас чеченские правозащитники говорят, что ее якобы ссадили с рейса по требованию сирийских спецслужб и что это была ошибка.
Юнус-бек Евкуров, глава республики Ингушетия: Я слышал, некая Коттоева, фамилию даже помню. Мы узнали, что она должна приехать, ее выследили по факту через одно из подразделений спецслужб. Я дал команду отследить. Кстати, по ней не было возбуждено уголовного дела, мы вообще не знали, что она в Сирии, потому что она уехала и вышла замуж в Азербайджан.
Розе Коттоевой говорят, что ее дочь должна прилететь в Россию уже следующим рейсом. В середине января Зияд Сабсаби должен был вернуть домой более ста женщин и детей из Сирии. Но 7 февраля чеченский сенатор прилетел в Москву с одной девочкой из Ирака, которую дома ждет бабушка и братья.
Зияд Сабсаби: Мы еще ждем санкции российских спецслужб, чтобы мы имели право привезти их.
По словам источников Дождя, близких к чеченским властям, российские спецслужбы, до этого момента спокойно наблюдавшие за возвращением женщин из Сирии, внезапно решили приостановить этот процесс. Рейс «Исламское государство» — Россия задерживается.