Где граница между тотальным надзором «большого брата» и разумным интересом к своему ребенку? В современном мире большинство детей предпочитают дружить и общаться в интернете, чем во дворах и на детских площадках. Психолог Катерина Мурашова рассказала о том, как справиться со своим беспокойством об интересах и круге общения ребенка, как не потерять его доверие и уважение и при этом не утратить необходимый контроль.
Всегда родителям хотелось знать, с кем общаются их дети и, по возможности, даже это контролировать. Желание нормальное. Сразу хочу сказать, что идеи, в том числе и некоторых моих коллег, что «нет, немедленно руки прочь, ни знать, ни контролировать вам необязательно», мне кажутся несколько странными. То есть идея, что человек более взрослый, более опытный, лучше знающий, как устроен этот мир, хочет знать, как строит коммуникации его ребенок, особенно если это маленький ребенок. Мы не говорим сейчас о 16-18-летних юношах и девушках. Мы говорим о ребенке, которому 8-13 лет. Он хочет знать, с кем и как дружат его дети. Это нормально. Больше недоумения вызывает родитель, который этого знать не хочет. Или которому все равно.
Однако эволюция. Если во времена моего детства все происходило на улице, мы жили в коммунальных квартирах, дома никто не дружил, все происходило в школе и на улице, во дворах, на крышах, за сараями и так далее. Компанию ребенка можно было увидеть, зачастую достаточно было просто выглянуть в окно: вон они, во дворе прыгают в классики. Дальше можно было спросить, ну вот из интереса: «А вот та девочка в шапочке с помпончиком — это кто?». Ребенок, как правило, отвечал: «Это Лиза из соседнего двора» или «Это Катя, она к нам недавно переехала». Если дружба ребенка с Лизой из соседнего двора крепла, то действительно можно было пригласить Лизу в гости и задать еще несколько вопросов. На этом, как правило, родители времен моего детства останавливались.
Отдельным вариантом был ребенок, связавшийся с дурной компанией. Что такое было дурная компания, в общем, всем более-менее понятно. Тут начинались лекции о том, почему ты не дружишь с хорошими детьми, почему ты дружишь с плохими. А потому что с плохими в определенном возрасте интереснее. Плохие ходят по краю, а, собственно говоря, край любого подростка привлекает по одной простой причине — ему этот край надо перевалить. Это, опять же, родителям неплохо понимать, что остаться в детстве невозможно, где-то надо перевалить.
Плохие компании ходят по краю демонстративно, поэтому всегда ребенка привлекают. Если он не идет и к ним не присоединяется, все равно они его интригуют. И это надо принять. И легче профилактировать. И на самом деле умные родители это всегда понимали, и даже в мое время многим из моих сверстников были рассказаны истории «как я связывался с дурной компанией». То есть родители рассказывали. Истории часто выглядели апокрифически, то есть «потом пришел слесарь дядя Вася, и меня из дурной компании выдернул». Но тем не менее они были, они маркировали доверие. Доверие какое? Ты развиваешься так же, как и я, ты проходишь те же этапы, которые я считаю нормальными, я доверяю тебе настолько, что я рассказываю тебе, как это было у меня.
Что мы имеем теперь? Родители, которые либо не проходили этот этап дворовых компаний, либо не очень хотят рассказывать, как все это было, потому что они проходили, допустим, это в возрасте 15-16-ти, а видят, что их ребенок присматривается к этим же темам в возрасте 11-12-ти. Сразу вопрос: а где же это он присматривается? Ответ понятен, где он присматривается: в виртуальном мире. Потому что многие коммуникации ушли туда. И если во дворе моего детства вместе могли играть в одну и ту же игру, допустим, дети 7 лет и дети 11 лет, 4 года разницы, то сейчас в одну и ту же виртуальную игру могут играть дети 9-ти и дяденьки 50-ти.
И вот здесь тревога родителей, в общем, понятна. Остались те же самые темы, ничего не изменилось. Это те же самые темы края, это те же самые темы о том, что мне пора взрослеть. А ума-то еще особенного нет. И опять тот же страх родителей: а с кем это, собственно говоря, он в этих электронных сумерках взаимодействует. И уже нет никакой возможности выглянуть в окно, увидеть девочку с помпончиком и спросить: «А это, собственно говоря, кто?». Что можно сделать? Залезть на его страницу Вконтакте и посмотреть, с кем это он там. Но всегда будет подозрение, что не только там, не только то. А если там что-то нашлось ужасное? Тогда что, что делать-то? Проконтролировать-то невозможно. И с каждым днем, условно говоря, все меньше и меньше возможен контроль. Если еще лет 7-8 назад все-таки как-то контролировалось, то сейчас не контролируется никак. Если ребенку 12-13, то уже поезд, конечно, уже ушел.
Что делать-то? А те самые рецепты из прошлого. Они же никуда не делись, они видоизменились. Эволюция прошла, но люди-то остались людьми. Этап первый, все тот же, о котором я всегда и говорю: признать. «Я вижу, что ты подходишь к этой грани, я вижу, что тебя интересуют вот эти и вот эти вопросы. Я знаю, что они тебя интересуют отчасти потому, что я видела на твоей странице, открытой Вконтакте, а отчасти потому, что я помню, как это интересовало меня. У нас не было тех возможностей, которые есть у тебя, мы не могли ткнуть пальцем и спросить у гугла или еще что-нибудь такое сделать. Но мы их тоже решали. Мы тоже искали. И тоже находили ту самую грань. Сейчас я тебе расскажу, как я с ней взаимодействовала». И не требовать от ребенка: «Кто это такой, сколько ему лет, из какой он семьи?». А рассказывать о себе. И если родитель делает это честно и нелицемерно, то в ответ он услышит от ребенка, рано или поздно услышит. И если начать рано, то это будет, скорее, рано. Если начать поздно, то увы. То есть в 15-16 поздно, ничего не услышите, хоть обрассказывайтесь, как вы пили портвейн в подворотне. Ничего не будет. Раньше.
Страшно? Конечно, страшно. Даже мне сейчас страшно, когда я говорю. Потому что получается, что об этом нужно разговаривать с детьми лет 12-ти, потому что именно они выходят на темы наркотиков, порнографии, каких-то обществ, диеты, не очень-то полезные для здоровья, и так далее. Да, 12-ти.
Если этот алгоритм, про который я сказала, который состоит из трех частей. Первая — я услышал, увидел, узнал, что твое время пришло, ты заглядываешься на грань, которая между ребенком и взрослым человеком. Признать: меня это волнует, я боюсь, мне страшно. Но я тот человек, который, с одной стороны, у тебя половина генотипа от меня, а, с другой стороны, я уже эту грань перевалил, и сейчас я расскажу тебе, как это было.
Ну и третий вариант: если ребенок пошел на коммуникацию, то, разумеется, выслушать его. Не ахать, не ужасаться, а сказать по-честному, как вы это видите, как вам это. Не делать вид, что вы к этому равнодушны. Если испугались, то сказать, что испугались, если возмутились, то сказать, что возмутились. Но брать ответственность на себя. Это я возмущен, это не оно само по себе возмутительно, что современные дети трам-там-там, и ты в том числе, а я не могу этого принять. Ну вот трудно мне принять, что 17% запросов на порнографию идет от детей около 7 лет и младше, ну вот трудно мне принять это. Но тем не менее факт.
Если это проделать и проделать вовремя, то некая соломка будет подстелена. В каком смысле соломка? Что ваш ребенок ни во что не вляпается? Нет, не в этом. Она будет в другом. В том, что если он вляпается, он вспомнит этот разговор и придет к вам. Потому что вы этот кусочек маленький прошли с ним вместе когда-то, возможно, это будет через 3-4 года, но, поверьте, он вспомнит.
Вопрос: как вести себя с интернет-пространством, в котором сейчас существуют многие дети на 50%, а некоторые и больше? Было пространство двора, нескольких соседних дворов, теперь пространство интернета, френдлента и так далее. Как родителю себя вести? Можно все контролировать, можно контролировать частично. Назвали мне еще такое слово — мониторить. Не очень понимаю, что оно значит, но, вероятно, какое-то тоже слежение, но такое более спокойное, чем контроль. Или вообще не обращать внимания, то есть считать, что это что-то вроде личного дневника, который, в общем-то, читать не комильфо было всегда.
Вы знаете, мое мнение: все эти варианты возможны. Они зависят от неврастеничности родителя, от отношений ребенок-родитель, от массы причин. Единственное, на чем я как психолог бы настаивали, прямо-таки настаивала — это на том, чтобы ребенок знал, какой сценарий реализуется. То есть: «Зайчик, не могу, что хочешь делай, но если сегодня я не посмотрела, что у тебя на странице Вконтакте, прям чувствую, день прошел даром. Мне кажется, что там появилось что-то такое, о чем я должна была знать». Или: «Дорогой, я от этого так нервничаю и так все время думаю, что я решила вообще твою интернет-продукцию не просматривать. Перекладываю на тебя ответственность. Понимаю, 12 лет, может быть, вообще меня все осудят и так далее. Нет, не буду. Не могу, не хочу, не буду. В этом есть какое-то подглядывание в замочную скважину, мне это неприятно. Не буду. Нет меня там».
Или любые другие промежуточные варианты, но они озвучены самому ребенку, именно они и реализуются. То есть ребенок должен знать, в какой степени Большой брат на него смотрит.