Фанни Ардан: «Сталин для меня — шекспировский герой. Но я никогда бы не сняла кино про Гитлера»

— Здравствуйте, мадам Ардан, спасибо, что вы с нами сегодня. Почему вы решили снять фильм про Сталина сегодня, в 2017 году? Чем европейского режиссера заинтересовал Сталин?

Я хотела снять фильм о власти. Про отношения, которые существуют между человеком и властью. Я искала образ абсолютной власти. И для всех во всем мире ее олицетворяет, конечно, Сталин. Это власть, которая проистекает из утопии, за которой в свое время все последовали, но которая в итоге вышла из-под контроля. И что еще меня интересовало, это отношения власти и страха.

— Страх народа?

Страх народа и каждого человека в отдельности, который напрямую сталкивается с этой абсолютной властью.

— И каким у вас получился Сталин?

Да, вы совершенно справедливо задали этот вопрос. Я не снимала исторический материал, это не документальное кино, и это не агитка. Я представила Сталина шекспировским персонажем. Он у меня человечный, очень человечный, чересчур человечный. Вы же знаете Шекспира, посмотрите, например, на Ричарда III или Макбета. Да, все они далеко не ангелы. Но надо понимать, что люди бывают разными, но все они люди, прежде всего. У меня получился очень умный человек. Я читала где-то, что его еще считают инженером человеческих душ. Поэтому этого персонажа можно воспринимать по-разному, и это зависит от ситуации, от человека, который находится перед ним. Кто это? Тот, кем он смог бы легко манипулировать, тот, кто, напротив, остался бы верен себе, или тот, кто его испугался бы? То есть я хотела снять вымышленную историю. Действие длится всего 3 дня в его резиденции, которая раньше, возможно, принадлежала Романовым, но ее стиль изменился. И все разворачивается за эти 3 дня. Это басня, метафора того, что происходит с человеком во власти.

— К тому же, как мне представляется, Сталин у вас получился еще немного романтичным и сентиментальным. Но все же, с другой стороны, он был тираном. Почему же у вас Сталин стал романтичным героем?

Я не думаю, что он получился романтичным героем. Потому что мне важнее всего было показать как раз вот это его великое утопическое происхождение, прежде всего. Да, потом все идеалы будут разрушены. Да, если вы говорите, что он был романтиком, то только в том смысле, что он хотел изменить мир. Возможно. 

— Но и во взаимоотношениях с женщинами тоже...

Конечно, я много читала о Сталине. Он же учился в семинарии, знал много иностранных языков, он много читал, он был в ссылке в царские времена. Я знаю много деталей про него, например, что у него был очень мягкий голос, он смотрел на собеседника, как кошка. Он умел ждать. Он знал, чтобы сохранить власть, нужно уничтожить своих противников, прежде чем они сделают это с ним самим. Ну все это опять же очень шекспировские нотки.

— Можно ли тоже самое сказать о Гитлере?

Нет.

— Есть различия?

Они совершенно разные. У нас часто появляется соблазн противопоставить и сравнить мертвых личностей, которые вызывают какую-то полемику. Но не думаю, что надо так судить о них. Важно посмотреть, откуда они пришли, что предлагали на старте. Если говорить о Гитлере, то он сразу же предлагал отвратительные вещи. Он продвигал идеологию смерти, это идеология геноцида. Да, вы, возможно, возразите, что Стали убил больше людей, чем Гитлер. Да, конечно, но ведь от испанки в Европе умерло еще больше людей. Нельзя оценивать режим только по количеству смертей. Я уверена, что никогда бы не стала снимать фильм про Гитлера, потому что он мне отвратителен. Все во мне сопротивляется этому. Сталин все-таки не такой однозначный персонаж для меня. И потому он мне так интересен. 

— А вы знаете, в каком неприятном контексте проходит премьера вашего фильма в России? Оказалось, что в сегодняшней России нельзя смеяться над Сталиным. Вы знаете, что другой, британский фильм про Сталина, «Смерть Сталина», был запрещен Министерством культуры? А вы что думаете, можно все-таки смеяться над Сталиным, над Гитлером?

Вы знаете, юмор, хороший юмор не задевает никого, ни живых, ни мертвых, ни властителей, ни женщин, ни больных, ни здоровых. Если очерчивать какие-то границы, мол над этим смеяться не принято, то это уже не будет юмором. Но я не касаюсь сейчас очевидных политических решений. Я помню историю Чарли Чаплина, который высмеивал многое и достаточно смело. В своем фильме я рассказываю о молодом художнике, который предложил проект памятника Сталину, чтобы увековечить его. Но Сталин ответил, что ему не нужен такой памятник. Но он все-таки остался в вечности, мы знаем. 

— Сейчас вы выступаете в качестве режиссера. Как вам в этой роли? И все-таки вы теперь считаете себя больше режиссером, чем актрисой? Или наоборот?

Нет, конечно. Я всегда была актрисой, которая никогда не делала только то, что ее просили. Я играла только те роли, которые хотела сыграть. Может, это и не совсем профессионально. Я, конечно, не хочу сказать, что обычно актрисы всегда играют то, что им не по душе. Но все-таки я была актрисой высокого уровня! Я играла только тех героинь, которые мне нравятся. Я всегда легко вживалась в роли, потому что влюблялась в своих героинь заочно. Вот так я играла в театре, в кино, и вдруг внезапно у меня появилось свободное время и я стала режиссером.

— Сегодня женщины повсюду берут власть в свои руки, в политике, в кино, в других областях. Мы видим, что сейчас происходит в Голливуде, где появилось движение Time's Up. Что вы думаете по поводу этой тенденции?

Я не могу понять до конца, что там происходит. Я всегда ненавидела любые группы и объединения. Я никогда в своей жизни не была членом никакой политической партии. И до сих пор я беспартийная. Я против указаний, как надо себя вести, как мыслить, ведь жизнь коротка, свободы много. Я всегда была уверена, что главное богатство как мужчин, так и женщин — их различия, их раздвоенность. И здесь нет деления на хороших и плохих. Это не правда. Я вообще стараюсь никогда не рассуждать в терминах «мужское» и «женское». Я разговариваю прежде всего с человеком, а не с мужчиной или женщиной. Это ведь всегда сильное упрощение и допущение говорить «женское кино», «женская литература». Я всегда думаю, ну почему же так происходит? Ведь все мы люди. Все мы ходим под Богом, чего-то добиваемся. А если затронуть политику, то я обожаю, например, Голду Меир. Ну никто не удивляется, что она женщина при этом. Она пришла к власти сама.

— Или Хиллари Клинтон.

Да, видите, можно найти много примеров. Может быть, не так много, если сравнивать с мужчинами... Хотя паритет, возможно, не такая уже плохая идея. Но, обращая на это так много внимания, мне кажется, мы теряем время.

— А что касается текста, которые подписали 100 французских женщин, включая вашу коллегу Катрин Денев. Что вы думаете об этом письме против голливудских скандалов?

Не думаю, что это было письмо против скандала в Голливуде. Это письмо против того, что женщинам навязывают определенную модель поведения, требуют от них соответствовать чему-то. Вы знаете, я никогда не подписывали никакие петиции. Потому что, чтобы подписать какое-то обращение, нужно хорошо разбираться в теме и понимать суть вопроса. А здесь есть риск ошибиться, я не хотела бы ошибаться. Потому что поставить свою подпись внизу — это самое легкое.

— То есть вы согласны с тем, что все это выглядит как охота на ведьм?

Баба Яга! <Смеется...> Да, но ведь эта охота на ведьм была и будет всегда и везде. Мы знаем много таких старых примеров. Человечество как будто нуждается в этом, в в перемалывании костей. Ну вспомнить хотя бы эпоху маккартизма, вот вам охота на ведьм. И теперь это не прекращается, ведь пресса в этом заинтересована, внимание к этой теме приковано по всему миру, потом, правда, этот интерес внезапно улетучивается. Нужно легче и спокойнее ко всему этому относиться. Потому что вокруг много гораздо более печальных вещей происходит, на это бы стоило обратить внимание.

— То есть получается, по-вашему, новый мир это не тот, где женщина у власти?

Я ненавижу исключения. Я выросла в семье, где все мужчины были бесподобны. Там все время любили мужчин. И почему я должна сейчас внезапно все это скрыть и забыть? Но также я знакома с невероятными женщинами. Мир же он большой и для всех. Надо прекратить это противостояние. Ведь на деле мы только и делаем, что бросаемся из крайности в крайность, повторяем те же ошибки.

— А что вы думаете про вашего нового президента Эммануэля Макрона?

Пока ничего не думаю. Еще нужно подождать. Нужно чтобы все успокоилось и страсти улеглись. И еще слишком рано, чтобы составить мнение. Но я думаю, что это порядочный человек доброй воли, и это уже притягивает к нему. Потому что в политике благие намерения имеют большое значение. Слишком много ловушек политиков подстерегает на каждом углу. Говорят, что он неподкупен, и он явно хочет лучшего для страны, можно сказать это и есть его кредит доверия, посмотрим.

— Он тоже, кстати, анонсировал политику равенства между мужчинами и женщинами недавно...

Но во Франции уже давно установлено равенство между мужчинами и женщинами...

— Почему же сейчас тогда?

Да я думаю, что тут дело только в моде. Неважно даже, в какой семье вас воспитали. Но я — Фанни Ардан, я не хочу отказываться от своего взгляда на мир. Но я при этом понимаю, что если бы я жила где-то в Африке или в арабских странах, я бы мыслила иначе. Но так как я не причисляю себя ни к какому политическому движению, я высказываю мысли, исходя из своего понимая вещей и поступков. Я выросла в окружении таких своих братьев, дядей, дедушек, папы, которые подарили мне веру в мужчин, идею мужчин умных, независимых, уважаемых и элегантных. Я не хочу быть против этого мира. Мы теряем время, будучи против. Нужна позитивная программа, нужно доверять жизни. Мне кажется в этой большой игре есть большое заблуждение: нельзя принимать законы на основе порицания и доносительства. Любой закон — это уже ограничение, что-то неприятное. Мы уже видели такие режимы, которые жили на основе доносов. Не хотелось бы их возрождать.

— Вы приехали в Москву в преддверии открытия франко-российского года языка и литературы. Что вы думаете о сегодняшнем состоянии дружбы между Францией и России?

Дружба всегда сохраняется с помощью культуры. Главные связи между нашими странами, конечно, осуществляет искусство. Это и литература, и поэзия, музыка, живопись. Для меня это все как свежий воздух, которым я дышу и не могу остановиться. И перед французом, который, например, читает какую-нибудь русскую книгу, сразу же в сознании предстает вся Россия, ее дух. Да, сохраняются политические противоречия. Но это все вопрос балансирования в геополитике. Потому я все время говорю, что я представляю себе мир как совокупность индивидуальностей: один + один + один. Я не верю в эти рассуждения про то, что одна нация ненавидит другую, так не бывает. Существуют только конкретные люди в каждой стране. Пьер, Поль, Икс, которые говорят, что обожают русских, а другие утверждают, что восхищаются латиноамериканцами. Для меня франко-российская дружба существовала всегда. Она сохранялась между интеллектуалами, художниками. Это ведь еще и вопрос любопытства. Большие русские романы очень ждут во Франции, а потом их обсуждают, кроме того, смотрят русское кино, их прокатывают во Франции, получают призы в Каннах. Мы всегда готовы к новым эмоциям от русского независимого и свободного духа. И тоже самое наоборот. И все это остается со времен Пушкина, Тургенева, видите как. Кроме того, я увлекаюсь поэзией диссидентов. Я посвятила свое кино, например, Осипу Мандельштаму. Потому что он был не только велики поэтом, но и примером невероятной и особой судьбы. Он сопротивлялся. И все это в окружении своих друзей — Ахматовой, ее я тоже очень люблю.

— Маяковского...

Да, мне очень близка эта эпоха Маяковского. Я учила его стихи наизусть. 

— Это было время авангарда.

Да, неповторимое время...

— А вы знаете кого-то, кто сейчас учит русский язык?

Да, все мои дети требовали и хотели изучать русский и играть на фортепьяно. И я всегда говорила, если ты умеешь играть на фортепьяно и говорить по-русски, значит, у тебя все хорошо. Кроме того, мне кажется, что пришло время русского кино. И это очень интересно.

— Да, в Каннах в прошлом году было много русских фильмов.

Да, и все они вышли в Париже. И я их смотрела. Я ходила в кино в полдень, когда все на работе, а я могла наслаждаться фильмами.

— Спасибо вам, госпожа Ардан!