Юрий Дудь рассказал о своих итогах года, когда он стал символом успеха и популярности, нарастающей по экспоненте, и объяснил, почему, несмотря на очевидные тревожные тенденции в политике, в 2017 году было много возможностей для развития и созидания.
Полностью новогоднюю программу «Синдеева» сморите здесь.
Синдеева: Юра, ну, давай, твои итоги года. Сейчас мы про личные. Ну, хотя, понятно, эти личные, они замешиваются на…
Дудь: А это были личные итоги? По-моему…
Синдеева: Ну, слушай, они замешиваются на настроение, потому что невозможно себя отделить все равно от того, что происходит.
Дудь: Ну, я очень не люблю говорить о себе, но так или иначе это все-таки часть, которая имеет отношение к профессии. Я в 2017 году оказался внутри состояния, про которое я часто раньше высказывался сам, будучи спортивным журналистом. Значительная часть моей работы заключалась всегда в том, чтобы объяснять, пытаться понять, почему, и объяснять людям, почему в русском футболе все так плохо. Генерально все плохо. И там самые разные причины.
В разные годы они разные, но всегда более-менее одна, что у нас талантливые футболисты есть, но в какой-то момент что-то происходит, и идет не так. И, как правило, у нас просто придумана система, в том числе человеком, о котором Леонид Парфенов очень много говорил сегодня, придумана система довольно губительная, лимит на легионеров и прочие, прочие вещи. В общем, система такая, что молодой футболист…
Синдеева: Ты про Путина сейчас? Про Путина?
Дудь: Да, про Путина.
Синдеева: А ты боишься фамилию произнести? Почему?
Парфенов: Путин не произносит фамилию Навальный, Дудь не произносит фамилию Путина. Так они…
Дудь: Ну, вот я хотел такое алаверды сделать, но вы просто меня раздели! Просто раздели!
Парфенов: Так они договорились между собой, и слово держат.
Дудь: Короче. Это решение Путина было несколько лет назад, ужесточить еще лимит на легионеров, а Мутко это просто выполнял, но не суть. Дело не в конкретно лимите, а в системе, что молодые русские футболисты очень рано начинают получать деньги большие, и у них ломается вся мотивация. И все рушится. Я всегда их за это клеймил, как же тяжело выражаться, ну, в общем, ругал и все остальное. И сейчас я оказался внутри этого положения, когда неожиданная известность, неожиданная малинка, скажем так, к тебе пришла, и не сойти с ума невозможно. Ну то есть, это сложно, когда тебе 31, это невыносимо сложно. Я всем говорю, что я реально сижу сейчас на героине. То есть, как бы у меня все-таки…
Синдеева: Сейчас, подожди, давай, уточни все-таки.
Дудь: Я действительно, реально, ну, по сути, я как бы употребляю героин сейчас.
Познер: Вот как будто. Это важный момент.
Синдеева: То есть количество денег, популярность…
Дудь: Дырок в моих венах нет, но очевидно, что эффект мутирующий, он ровно такой, как там мои знакомые, которых вывела жизнь каким-то образом в эту отраву и в этот ужас настоящий завела, которые действительно там долбили и кололи, и все остальное себе в вену. Вот эффект прямо такой же. То есть, сто процентов это оказывает мутации какие-то на организм, на мозг и все остальное. Я понял, что, ну, надо, безусловно, ругать 19-летних пацанов, которым вдруг в год неожиданно начинает прилетать мульт евро, их все хотят, с ними все фоткаются, они не могут уже ездить на метро.
Синдеева: Мульт — это что?
Парфенов: Это миллион. Я сразу же понял, что надо работать ссылкой.
Дудь: Сурдоперевод, да, такой. Я не должен их так сильно ругать, потому что я понимаю, что это сложно. Но эксперимент и то, что мне удалось находиться внутри и на себе самом проследить, как я мутирую, это очень интересно для того, чтобы потом на себя посмотреть.
Синдеева: Ну и что, ты выдержишь это?
Дудь: Я не уверен. Слушай, ну, во-первых, я живу в парадигме, что завтра…
Познер: Это судить будем мы, а не он.
Дудь: Да, безусловно. И есть маленький шанс, что мне удастся с этой иголки слезть, потому что я представляю, я живу в парадигме, что завтра все закончится. Ну, закончится, и я как бы должен совершенно…
Парфенов: Мульт прилетел, а второго не дождался.
Дудь: Да, и надо как бы нормально к этому отнестись. Это первый итог, это как бы личное. А генерально ощущение, вот мы с тобой перед эфиром говорили, ты сказала, что не буду с тобой обсуждать это в эфире, лучше про тексты на sports.ru поговорим. Просто мне кажется, эзотеричное начало эфира, просто люди не поймут, почему они должны оставаться на Дожде, а не переключить на «Голубой огонек». Но если переключат на sports.ru, будут правы.
Синдеева: А нервничает, чувствуете?
Дудь: Смотрите. Штука в том, что очевидно, что все плохо. Ну то есть, генерально, с точки зрения устройства государственного и все остальное, все чудовищно, все плохо и так, как наша прекрасная русская земля, безусловно, не заслуживает. Но!
И в одном из интервью ты мне предъявила, что я сказал, назвал журналистов телеканала Дождь людьми, которые не любят Россию. Я не говорил так, для начала. Я сказал совершенно по-иному. Я сказал, что настроение, с которым журналисты телеканала Дождь говорят со своими гостями, оно иногда имеет такую поднывающую интонацию. Я понимаю эту интонацию, потому что они действительно сидят на информационном потоке, где плохих новостей…
Синдеева: Ты сейчас уже мои слова говоришь.
Дудь: Ну, ты мне объяснила, я просто, чтобы мы опять на 10 минут чисто внутрииндустриальные вещи не размазывали, я чуть-чуть укорочу этот хроно-путь. Я понимаю, сидя на информационном потоке, невозможно не загрустить, просто от того, что страшных, глупых, нелепых, дебильных новостей гораздо больше, чем чего-то позитивного. Но вот в моем представлении, в 2017 году, может быть, это только в этом году, а дальше все будет совершенно по-иному, все равно есть возможность для движухи.
Есть возможность, чтобы, несмотря на очевидный застой, очевидные проблемы и все остальное, ты крутился. Все-таки вот эта возможность даже для того, чтобы что-то происходило, есть. Если ты актер в Новосибирске, новосибирского театра, но тебе приходит какая-то идея, ты запускаешь пародийное шоу…
Парфенов: Нет, тебе там могут закрыть оперу «Тангейзер».
Синдеева: Там закроют «Тангейзер», в Новосибирске.
Дудь: А, мы на телеканале Дождь, точно.
Парфенов: Новосибирск не очень подходящий случай.
Синдеева: Да нет, просто надо знать структуру.
Парфенов: Просто актер в Новосибирске — это не символ свободы. Ну, просто это неудачный этот самый.
Дудь: А все новосибирские актеры имеют отношение к «Тангейзеру»?
Парфенов: Нет, но я в принципе говорю, что если вообще говорить, что как будто бы с новосибирским актером ничего такого не может произойти, и, казалось бы, где он, а где большая политика, так она придет за ним.
Дудь: На каждый фильм «Крым», который смотреть, разумеется, без кровоподтеков невозможно, есть свой фильм «Аритмия». На каждую бездарную комедию, которую сделали люди, привыкшие ласкать власть и всех, кто дает им бабки, приходится отличный ромком «Гуляй, Вася». У людей есть возможность что-то производить, безусловно, вопреки, безусловно, это может продлиться недолго, но то, что люди понимают, что Москва сейчас — это главный город Европы, то, что Россия, к сожалению, сейчас не… Россия, к сожалению, это не только Москва, хотелось бы, чтобы таких городов было…
Парфенов: Москв.
Дудь: Чтобы «Москв» было полным-полно, а не ровно одна. Это мое ощущение. Возможно, я примеряю на себя, но я в данном случае вообще постарался вынести себя за скобки, а просто-просто подметить, подметить то, что, блин, даже Борису Хлебникову, режиссеру, который в каждом своем интервью приходит и включает политического эксперта, и рассказывает, почему Путин плохой, ему дают снимать фильмы, этот фильм побеждает на «Кинотавре», и все мы с удовольствием смотрим этот фильм. Что-то движется. И вот моя личная задача, я тебе говорил, что моя мечта — прожить долгую счастливую жизнь в России.
Так вышло, что в этом году я гонял по миру гораздо больше, чем раньше, и по работе, и по отдыху. И я просто вот понимал, понимал, насколько мне там тяжело, насколько я не могу без русской культуры, без русского языка, без русского климата, без всего. И для меня было бы трагедией когда-то переехать. А раз я планирую здесь остаться до тех пор, пока там мне не прострелят колено там или что-нибудь другое, или там не упадет что-то, не сломается, или не закроется железный занавес, тюремный я имею в виду, я должен жить бодренько. Я должен жить позитивно, и мне хочется искать эти источники бодрости — они точно есть. Их не так много, как хотелось бы, их прямо мало, но они есть.
Фото: Алексей Абанин/Дождь