Прямой эфир

«Человек против блокчейна». Могут ли «умные контракты» исключить возможность возникновения конфликтов

Лекции на Дожде
4 596
11:59, 26.05.2017

Лекция «Простое упрощается, сложное усложняется: общественный договор или умный контракт?»

Искендер Нурбеков, заместитель директора по правовым вопросам и инициативам Фонда развития интернет инициатив .

«Человек против блокчейна». Могут ли «умные контракты» исключить возможность возникновения конфликтов

Раньше, для того чтобы защитить свои права компании либо человеку, нужно было иметь время, сейчас нужно иметь деньги, нужно привлекать юридическую экспертизу, если у вас ее нет, и обращение в органы власти. Я называю это общественный договор, то есть это те условия, которые предлагает реализовывать общественный договор и защищать правила и свои права. Однако, если посмотреть на цифровую экономику, то мы увидим, что, помимо этого уже и сейчас и в будущем, для того чтобы свои права реализовывать и защищать вот этот общественный договор, нужна техническая компетенция, нужно понимать, что вообще случилось, нужен доступ к данным алгоритмам, чтобы уточнить детали, как именно это случилось.

Соответственно, для того чтобы в глобальном технологическом мире получать доступ к данным алгоритмам, нужно иметь со стороны органов власти контроль над центрами технического и юридического управления и разработки этих технологий, этой цифровой экономики. А это за собой ведет то, что необходима международная правовая помощь по уголовным делам, потому что страны существуют в условиях суверенитета различного, и, для того чтобы получить юридически значимые доказательства в суде, необходимо обращаться к иностранным органам. Как ни парадоксально, это означает, что новые информационные технологии устранили как класс технический персонал, секретарей, например, и упростили доступ к правосудию и к реализации общественного договора и своих прав. Но, с другой стороны, при этом сложное становится еще более сложным, потому что появляются новые вызовы, которые, скорее, порождают новые препятствия на пути к правосудию и к реализации договоренностей, нежели чем их упрощают в итоге.

Возникает, конечно, соблазн указанные проблемы решить за счет «умных контрактов» на «блокчейне». Специально взял в кавычки эти выражения, для того чтобы потом это прокомментировать. По сути речь идет о том, что, с точки зрения социальных технологий, с точки зрения гуманитарных наук, идея, вот эта концепта «умных контрактов» и «блокчейна», во-первых, устранить человеческий фактор из разрешения конфликтов и из принятия решений, а по-хорошему, если приглядеться к этому явлению, в принципе устранить возникновение конфликта за счет того, что те или иные договоренности реализуются необратимо. Я обратил внимание на сегодняшние тезисы.

К сожалению, я не смог послушать доклад, но если приглядеться, допустим, к современной генетике, то, на мой взгляд, тоже можно увидеть, что фактически из развития человека как организма или как вида мы пытаемся исключить человеческий фактор, мы хотим исключить случайность и хотим исключить те естественные условия, в которых организм создается и развивается.

Однако, если вернуться все-таки к тематике экономики, новая экономика, как и любая экономика отношений с людьми, она все равно сохраняет в себе старые проблемы. Например, это недобросовестная конкуренция и монополизация рынка. Если обратиться к такому объекту, как программное обеспечение, которое лежит в корне цифровой экономики, то в силу существующих глобальных правил, не только российского права, закон запрещает модификацию программного обеспечения и обход технических средств защиты этого программного обеспечения. В свою очередь это означает, что независимо от поставщика ремонт «умных вещей» или интернет-вещей и прочих других устройств, которые оцифрованы в этой экономике, невозможен без нарушения техправ либо без согласия правообладателя. Соответственно, согласие правообладателя приводит к тому, что фактически, с точки зрения, скажем, экономики, не с точки зрения существующего режима защиты прав, может происходить навязывание невыгодных условий потребителям и среднему, малому бизнесу. Например, технологическая зависимость потребителя, которая обусловлена существующим режимом авторских прав, влечет за собой то, что модель монетизации в цифровой экономике смещается от разовых продаж полного продукта к подписке по абонентской модели. И это, прежде всего, связано с тем, что никто, кроме правообладателя, не имеет права внутрь этой штуки залезть, осуществлять ее техническое обслуживание путем замены софта либо его устройства. И сейчас, если смотреть на рынок программного обеспечения или компьютерных игр, например, большая часть продуктов продается фактически в полном комплекте, но при этом пользователю открывается доступ за деньги к отдельным возможностям, которые заложены в программный код. И чем больше он хочет возможностей использовать (персонажей новых и так далее), тем больше он должен за это заплатить.

При этом цифровая экономика в себе содержит проблему сложности доказывания и взыскания убытков. Это достаточно давно в теории права признается. И из-за этого у нас, например, по делам по нарушению прав интеллектуальной собственности, может взыскиваться компенсация в фиксированном размере без доказывания убытков в классической манере, которая имеется. Зачастую стоимость и скорость оспаривания решений сейчас дороже, чем их исполнение или игнорирование.

При этом мне хочется сразу подчеркнуть, что я не выступаю огульно с критикой института интеллектуальной собственности, потому что я понимаю, что интеллектуальная собственность – это фактор развития современной экономики и глобальной конкуренции. Дело в том, что, когда мы говорим про интеллектуальную собственность, это инструмент, который нейтрален сам по себе. Важно, кто его применяет и как его применяет. И в этом смысле очень важно посмотреть соотношение в рамках вот этой концепции, какое число поставщиков программных продуктов и «умных вещей» находится на территории государства, в котором эти «умные вещи» продаются и используются. Если мы посмотрим на этот баланс, то мы увидим, что большая часть тех продуктов цифровых и связанных продуктов, к которым относится интернет-вещей, производятся за рубежом, а Россия является всего лишь их потребителем. Из этого можно сделать выводы, что означает в данном конкретном случае институт интеллектуальной собственности. При этом надо понимать, что экспорт российского программного обеспечения и экспорт российских продуктов за рубеж тоже будет охраняться в режиме интеллектуальной собственности. Здесь нужно понимать торговый, условно говоря, баланс и, уже отталкиваясь от этого торгового баланса, рассуждать о роли интеллектуальной собственности.

Новая экономика создает еще и новые проблемы, которые обусловлены цифровым характером этой экономики. А именно, это сложность идентификации причинителя вреда и доказывания его вины. В Интернет, слава богу, пока все ходим без паспорта, но это означает, что достаточно сложно, например, в общении в Интернете, установить, кто все-таки в конце концов это был. Неизбежность разграниченного взаимодействия государственными органами, о чем я уже сказал.

Также у нас возникает ограничение, которому я много уделяю сегодня внимания, это специальный режим охраны использования программного обеспечения, который заключается в том, что на лицензирование программного обеспечения не распространяется норма антимонопольного регулирования. Есть специальная оговорка в российском законодательстве на этот счет.

Также по факту к программному обеспечению, которое лежит в основе цифровой экономики, применяется принцип «as is», то есть на него не распространяются права потребителя и стандартные требования о качестве товаров, которые характерны для обычной экономики. Потому что программное обеспечение как продукт рукотворный всегда по умолчанию в себе содержит ошибки. До недавних пор, пока программное обеспечение не было так тесно связано или не будет так тесно связано с реальным миром и воздействовать на реальный мир, это было допустимо. И сейчас встает много вопросов, связанных с тем, насколько это будет допустимо в ситуации, когда ошибки программного обеспечения будут приводить к поломкам машин, искусственных заменителей органов и так далее. Это очень большой вызов, потому что, несмотря на то, что последствия ошибок в программном коде будут гораздо более видимыми в реальной инфраструктуре и в реальной действительности, их все равно нельзя избежать. И этот баланс интересов и та сложность, которая имеется в цифровой экономике и в регулировании этой цифровой экономики, необходимо очень внимательно обсудить.

Также последняя сложность, которую я сегодня решил выделить про новые проблемы в новой экономике, это удержание технологического титула. Я уже в течение своего доклада об этом упоминал, но по факту, когда вы покупаете цифровую вещь, вещь connected, то есть связанную с цифрой, с каким-то внешним источником управления, вы можете столкнуться с ситуацией, что эта вещь, на которую у вас есть право собственности, на самом деле вам не принадлежит. Она получает от вас данные, которые вам, получается, тоже не принадлежат, и она может быть отключена дистанционно, и в этом смысле то, что она у вас будет в виде какого-то материального объекта, ничего вам не дает.

Это пример из текущей действительности. Очень много существует сейчас оборудования, особенно промышленного, которое с целью эксплуатации и гарантийного обслуживания находится на постоянном мониторинге где-то в центрах производства. Но при этом при перемещении этого оборудования, например, производитель может дистанционно его отключить или каким-то иным образом заблокировать деятельность. С одной стороны, как мы видим, в этой цифровой экономике есть большое благо, связанное с тем, что путем мониторинга этого оборудования вы можете быстрее реагировать на изменения в его работе, предупреждать какие-то катастрофы, техногенные проблемы и так далее, а с другой стороны, наличие такой связи между этой реальной вещью и каким-то центром управления за рубежом или в другом городе, неважно, порождает риски удержания технологического титула производителем и риски того, что этот полезный предмет может превратиться в бесполезную железяку по тем или иным причинам. И при этом, так как центр управления находится вне зоны досягаемости в частности российского права, у нас возникают вопросы, связанные с тем, а можем ли мы этот общественный договор на территории нашей страны соблюдать, и вообще, что это должен быть за общественный договор.

Возвращаясь к «умным контрактам» на «блокчейне». С одной стороны, есть большой соблазн этот инструмент применять, и вы наверняка много слышали про это. Но при этом, когда мы говорим о том, что код фактически превращается в право и человеческие отношения регулируются, скажем, машиной или алгоритмом с исключением человека из этих отношений, нужно думать и нужно обсудить следующие проблемы.

Дело в том, что код непрозрачен и технически невозможно при текущем объеме кода программного обеспечения его в сплошную анализировать на предмет ошибок или на предмет каких-то незадекларированных возможностей. То есть мы всегда, когда устанавливаем какой-то код в какую-то систему, сталкиваемся с тем, что мы знаем, что в нем заложено только по факту исполнения.

При этом негибкость кода – это второй пункт – приводит к тому, что когда мы видим закон, обсуждаем и принимаем его как правило взаимодействия в экономике или в новой какой-то реальности, он всегда имеет порогом волю человека. Человек может исполнить закон, может не исполнить закон. Код не дает выбора. И вопрос воли при использовании алгоритмического управления через программное обеспечение встает очень остро. Потому что в этом программном обеспечении есть какие-то ошибки, оно может быть не гибким, не детальным и так далее.

И третий аспект, который нужно обсуждать с точки зрения взаимодействия между общественным договором как концепцией и «умным контрактом» как концепцией, – причем я использую эти слова скорее для иллюстрации идеи, нежели чем какие-то четкие термины, – нужно понимать, что источником закона является в идеальном случае орган власти на территории определенного государства. Использование кода как способ регулирования отношений и установления правил, к сожалению, характеризуется тем, что его делает частный разработчик и зачастую на территории где-то извне. И этот код, как я уже говорил, будет проявлять себя как регуляторный фактор фактом своего исполнения, а что в нем внутри, мы никогда не можем быть до конца уверены. Можем, конечно, определенную часть инфраструктуры, определенную часть решений делать прозрачными и делать, скажем, аудит этого кода и, основываясь на качестве этого аудита и на каких-то условиях, часть отношений переносить туда, внутрь «умных контрактов». Но при этом нужно понимать, что этот инструмент не является идеальным и идеализировать его не стоит, потому что он рукотворен и поэтому может содержать в себе ошибки.

Я на этом завершу, надеюсь, что я свое обещание сделать все достаточно быстро выполнил. Спасибо большое за предоставленную возможность высказаться. И в заключении хотел сказать, чтобы соблюсти определенную справедливость, я обсуждал эти концепции, вопросы с моим коллегой Александром Тюлькановым и с компанией «Lex Borealis». В этом смысле им очень благодарен за возможность кристаллизовать свои мысли. Спасибо большое.

Фото: Depositphotos.com