Как строить отношения с детьми: психолог Юлия Гиппенрейтер отвечает на вопросы родителей о воспитании

Яна: Я была на вашей первой лекции, не будучи еще мамой. Сейчас у меня мальчик, 11 месяцев. Меня такой вопрос интересует. Вы вскользь сказали о методиках раннего развития.

Я купила систему «Умница», не знаю, слышали ли про такую или нет. «Говорим с пеленок», «Читаем с пеленок», «Математика с пеленок» и «Английский с пеленок». Это пока четыре методики, по которым я занимаюсь со своим ребенком. Это всё происходит в игровой форме.

Гиппенрейтер: Что такое игровая форма?

Яна: Там есть определенные карточки.

Гиппенрейтер: Один пример.

Яна: Там есть карточки, которые нужно ежедневно ребенку показывать несколько раз.

Гиппенрейтер: Что он делает, что вы? Клеточка этого события.

Яна: Карточки с различными словами. Если это английский, то это кукла, которая разговаривает по-английски.

Гиппенрейтер: Нет, я говорю: клеточка вашего взаимодействия с ребенком. Вы берете карточку. Дальше?

Яна: Дальше я ее озвучиваю, показываю ребенку.

Гиппенрейтер: Какие-то всё научные слова.

Яна: Там есть методика определенная ежедневная.

Гиппенрейтер: Методика ― черт с ней! Берете карточку. Что на ней написано?

Яна: Различные слова. Мама, папа.

Гиппенрейтер: По-английски?

Яна: По-русски. Там четыре методики.

Гиппенрейтер: Там написано «мама»?

Яна: Да.

Гиппенрейтер: И что дальше? Вот вы ребенок. Я вам показываю, говорю «мама». Так? Что дальше?

Яна: Примерно так, да.

Гиппенрейтер: Это называется методика «я озвучиваю».

Яна: А вы не слышали про такую методику? Система «Умница».

Гиппенрейтер: Нет, я вообще не понимаю. И что дальше?

Яна: Дальше ежедневно показывать в течение недели одни карточки, через неделю ― другие, потом третьи. Говорят, что когда ребенок начинает говорить, в принципе, он умеет читать самостоятельно. То есть он видит какие-то слова определенные. Вы зря смеетесь, эта методика работает, посмотрите в интернете.

Гиппенрейтер: В 11 месяцев?

Яна: Когда говорить начинает.

Гиппенрейтер: А когда он начнет? Тут и заговорить-то не захочешь! Мама всё время говорит. Я понимаю, что мама… Так он пока еще не говорит?

Яна: Нет.

Гиппенрейтер: А вы надеетесь, что заговорит?

Яна: Да.

Гиппенрейтер: Понятно. Вопрос дальше: сколько это? Минуту, две, три, пять? Сколько длится это издевательство? Ну ладно, игра.

Яна: До тех пор, пока ребенок не теряет интерес. Если он теряет интерес, я убираю карточки, если нет, то мы продолжаем.

Гиппенрейтер: Через сколько?

Яна: В целом по каждой методике от десяти до пятнадцати карточек.

Гиппенрейтер: Там дозированное количество карточек, да?

Яна: Да, в этой методике.

Гиппенрейтер: Десять карточек покажу, потом убираю, пошли гулять.

Яна: Да.

Гиппенрейтер: А, вот так. Ага.

Яна: Хорошо, есть другие методики. Гленн Доман, кубики Зайцева. Как вы вообще ко всем этим методикам относитесь?

Гиппенрейтер: Понятно. Вы знаете, я недавно заглянула в книжку Соловейчика. Был такой педагог, психолог. Он говорит: «Четырехлетний сын ― сейчас этому сыну уже сорок, пятьдесят ― сидит. Я утром встал рано, проснулся, читаю ему „Репку“, чтобы он всех остальных не разбудил. Сам спать хочу, сижу вот так вот за столом. Ему четыре года. Там: дедка за репку, бабка за дедку, Жучка… Слушает. На кошке вдруг он стал как-то делать руками. Я не понимаю, что такое. И вдруг я понял: я сижу, опершись на руку, а он локтем не может достать до стола. Он хочет. „Репка“ ему вообще, как говорится, до лампочки. Он хочет сесть так, как я сижу, и так же подпереть. Он изучает свое тело».

Когда вы говорите «мама», он разглядывает ваше лицо, может быть? Вы уверены, что он на карточку смотрит? Или вы как-то загораживаете себя?

Яна: Там есть специальные методики, как показывать, чтобы он акцентировал внимание. Ну хорошо, давайте уйдем от того, что в этих методиках.

Гиппенрейтер: Что вы хотите от меня?

Яна: Я хочу спросить, как вы относитесь к методикам раннего развития. Есть другие: Доман, Зайцев, «Школа семи гномов».

Рудаков: Можно я скажу? У меня есть такое мнение: развитие у нас понимается по таким клеточкам. Считать, складывать что-нибудь там, пару чисел. Заметьте, что развитие ребенка гораздо шире. Он должен научиться, может быть, лазать, понимать, что такое песок, как из него лепить, что такое вода, зеленые листики ― такая интересная штука.

Есть старинная книжка, которая сейчас уже пропала, «О ловкости», где довольно серьезный автор разбирает, что такое ловкость. Это сложная вещь ― ловкость, очень непростая. Не просто научиться вот так ходить. Ловкость ― это грация, умение тысячи движений делать. Вместо этого он сидит и смотрит на эти карточки. Он теряет другие направления развития. Вы научите его читать, а другие направления развития?

Яна: Другими мы тоже занимаемся.

Рудаков: Он ползать в это время должен!

Яна: Он ползает иногда по этим карточкам.

Рудаков: Ну конечно, вот это он правильно делает.

Гиппенрейтер: Он их жевать будет.

Яна: Да, он их жует.

Гиппенрейтер: Вот!

Рудаков: На самом деле ребенку примерно в таком возрасте самые хорошие вещи ― слушать голос мамы, которая ему поет песни.

Яна: Это тоже есть.

Рудаков: Это гораздо важнее. Карточки не нужны, а вот песни нужны. И кроме того, это развитие музыкального слуха, понимания слов, контакта с человеком.

Гиппенрейтер: Самое главное ― эмоциональный контакт, конечно.

Рудаков: Когда вы поете песню, вы развиваете ребенка по нескольким направлениям. А когда вы подсовываете ему карточки, у вас такая идея: «Он читать научится!». Читать. Это же одно направление, которому он всё равно научится в четыре-пять лет. Прекрасно. Может быть, в шесть.

Гиппенрейтер: Они сами учатся.

Рудаков: Ему захочется читать.

Гиппенрейтер: Дети сами учатся читать в пять лет.

Рудаков: А сейчас вы ему это всовываете. Зачем? Чтобы перед соседями похвалиться: он у меня уже читает?

Гиппенрейтер: Вы опережаете на четыре года процесс, действительно.

Рудаков: Зачем ему читать в год? Что он будет читать, «Анну Каренину» Толстого?

Яна: Хорошо, спасибо.

Гиппенрейтер: Спасибо.

― Моему сыну тринадцать лет. В принципе, он такой мальчик послушный, как говорится. Он хорошо учится, всё у него хорошо, ему всё нравится. Он говорит мне, что у него счастливая жизнь. Но сейчас каникулы, он сидит в компьютере, наверно, до шести утра. Я засыпаю, я не мониторю, во сколько он ложится спать.

У него проблемы со зрением, ему нельзя столько сидеть. Мы уже перепробовали всё, даже я ему плачу за то, чтобы он ложился спать. Я уже не знаю, что делать дальше. Он всё равно… Я прячу теперь компьютер, он где-то находит то айпад, то компьютер и сидит опять всю ночь в компьютере.

Гиппенрейтер: Не знаю. Отобрать?

― Отобрала уже.

Гиппенрейтер: Если уже жизненная проблема ― зрение, то отобрать.

― Ему врач сказал, что ему можно с перерывами каждые два часа. Врач это сказал, и теперь он…

Гиппенрейтер: К другому врачу!

― А почему я не могу до него донести, что это жизненно важно для него?

Гиппенрейтер: Вы не являетесь авторитетом, по-видимому. Или ему очень-очень надо там быть. А что ему там интересно?

― Он играет в компьютерные игры.

Гиппенрейтер: А что ему интересно в играх?

― Победить?

Гиппенрейтер: А вот давайте зададим вопрос. Успех. Это моделирование успеха, быстрое такое, да? Или совершенствование в чем-то. Расширьте это. Тема успеха и усовершенствования. Через позитив, а не через запреты, ребята. Работать надо.

― Дайте пример какой-нибудь, пожалуйста, чтобы я поняла.

Гиппенрейтер: Не знаю, мне нужен ребенок. Мне надо беседовать с ребенком. В тринадцать лет их энергия гораздо больше, чем у родителей. Упертый, увлеченный. Всё. Как в айкидо ― идите по пути этого движения, а не так.

― Хорошо, спасибо.

Алёна: Юлия Борисовна, у меня такой вопрос. Я родила ребенка в двадцать лет, до трех лет мы с ним жили вдвоем. Все было мирно, здорово, потом в нашей жизни появился ребенок на полтора года старше.

Гиппенрейтер: Откуда?

Алёна: У меня появился второй муж, вместе с мужем появился второй ребенок. Соответственно, мой сын оказался в ситуации, мягко говоря, второго плана, потому что я старалась уделить больше внимания ребенку, пришедшему в мою жизнь, поскольку ребенок остался без мамы.

Сейчас у меня родились еще две девочки, и у меня на данный момент следующая проблема. Мальчику десять лет, зовут Федя. Ребенок был очень любознательным, развивающимся, много чего хотел узнать, я это поддерживала. А сейчас сложилась ситуация, что он, грубо говоря, ловит мой любой взгляд, что я якобы не одобряю любой его поступок.

Гиппенрейтер: Так и есть. Вы это делали.

Алёна: У меня вопрос: как мне повернуть время вспять? Что мне нужно сделать, чтобы реабилитировать себя в глазах ребенка?

Гиппенрейтер: Очень серьезно и глубоко беседовать с ним, сочувственно. И переделывать своё поведение. Вы так легко и весело сказали: был отодвинут на второй план.

Алёна: Это я сейчас уже понимаю, что так было.

Гиппенрейтер: Да. А вы его любите?

Алёна: Очень.

Гиппенрейтер: А в чем это выражается?

Алёна: Не знаю, я его просто люблю, просто потому что он есть.

Гиппенрейтер: Это слова.

Алёна: Я его обнимаю, целую. Я с ним общаюсь.

Гиппенрейтер: Что значит «общаюсь»?

Алёна: Ложусь к нему в кровать, начинаю с ним разговаривать.

Гиппенрейтер: Что значит «любой мой взгляд кажется, что я его осуждаю»?

Алёна: Грубо говоря, он с утра просыпается, я понимаю, что он не умылся, не почистил зубы. При этом он лезет в холодильник, берет яйца и идет делать себе омлет.

Гиппенрейтер: И тут он видит ваш взгляд.

Алёна: Да. И тут я понимаю, что что-то не то. Я смотрю, потом я себя ловлю, что я, видимо, как-то не так посмотрела, и отвлекаюсь на свои дела. А у него внутри возникает чувство противоречия.

Гиппенрейтер: Он же вас тестирует. Он проверяет вас. Он всё делает наоборот и проверяет, что мама сделает. А мама ему лжет. Ей это не нравится, и она это скрывает. А раз мама что-то скрывает в отношении меня, значит, она всё скрывает, она меня не принимает за человека, она со мной неискренна.

Алёна: То есть надо прямо каждый раз говорить: «Федя, мне не нравится, что ты встал и сразу пошел заниматься чем-то», да? Грубо говоря, на примере приготовления яичницы.

Гиппенрейтер: Вы говорите: «Мне не нравится»?

Алёна: Нет, что мне вообще с этим делать?

Гиппенрейтер: Я вам сказала с позиции Феди. А вот теперь сами смотрите, потому что вы сложная система, и я вам конкретный один совет не могу дать. Вы поняли что-нибудь из того, что я сказала?

Алёна: Да.

Гиппенрейтер: Что вы с ним неискренни.

Алёна: Да.

Гиппенрейтер: Этого достаточно.

Алёна: Надо начинать быть честной. Спасибо.

Гиппенрейтер: Искренность в отношениях ― это самый корень близости. Запомните это. Ничего нельзя скрывать. Если вы что-то скрываете, это уже некоторая прокладка отчужденности в отношениях.

Евгения: Я дочку свою с полутора лет воспитываю по тренингам «Секреты детского поведения». Так вот, столкнулась я с такой проблемой. В принципе, дочь адекватна, в свои практически десять лет она уже взрослый человек. Она много что понимает, она самостоятельная, она может сама дома оставаться, готовить себе может.

Но есть такие моменты: она часто берет на себя очень много. Я дала ей эту ответственность, я не завязывала за нее шнурки, я ждала столько, сколько надо. Сорок минут? Значит, сорок минут, но это ее опыт.

Гиппенрейтер: Сорок минут что?

Евгения: Например, если она завязывает шнурки сорок минут, значит, сорок. Ее опыт, ей нужно научиться.

Так вот, в десять лет сейчас она стала очень самостоятельной, и мне становится страшно, что я никак не могу ее контролировать. Я встала в позицию друга, и у меня сейчас такое ощущение, что у меня авторитета. На какие-то вещи она может сказать «Я не буду это делать», и всё.

У меня опускаются руки, потому что я понимаю, что я ее не ругала, я против наказаний, но тем не менее у меня ступор. Я не знаю, что делать.

Гиппенрейтер: А как вы живете вообще своей жизнью? Как вам живется?

Евгения: Нормально живется, хорошо.

Гиппенрейтер: А зачем ступор? Такая девочка выросла хорошая. А зачем вам авторитет? Номинально это же слово ― авторитет. Она же говорит, она вам доверяет. «Мама, я не хочу это». Она вам доверяет свое желание.

Евгения: Да, доверяет, доверие есть.

Гиппенрейтер: А зачем ступор? Откуда эта идея ― у меня должен быть еще авторитет, я не должна быть другом? Девочка уже входит в тот возраст, когда именно другом можно стать. К другу можно прислушаться. Почему обязательно авторитет?

Евгения: Просто есть какие-то моменты всё-таки, когда она должна понимать, что она ребенок, а я мама. У нее же мама должна быть?

Гиппенрейтер: Какие моменты? Давайте смотреть, какие моменты и как.

Евгения: Например, я приехала за ней к определенному времени. Она задерживается, не выходит. Меня это внутри раздражает, потому что я не чувствую к себе уважения в таком случае.

Гиппенрейтер: Оп-па!

Евгения: Да.

Гиппенрейтер: Так это ваша проблема, девочка ни при чем. Почему, если девочка задерживается и вы не знаете, почему, вы сразу думаете: «Она меня не уважает»? Это ваша проблема.

Евгения: Возможно.

Гиппенрейтер: Да. Девочка в порядке.

Евгения: Она может не посмотреть на время, может своими делами заниматься, залипнуть где-то может.

Гиппенрейтер: Детишки время не очень чувствуют ведь.

Евгения: Ведь тоже должны быть какие-то границы или как?

Гиппенрейтер: Мы переходим на общие слова. «Границы должны быть». У всех должны быть границы. И у вас должна быть граница не принимать на свой счет. Вы безгранично принимаете на свой счет. Всё хорошо. Хорошую девочку вырастили, по хорошей книжке, видимо.

Елена: Моя ситуация такая: у меня муж, у него есть сын от первого брака. Мальчику 11 лет. У меня сложность в том, что я не знаю, как мне с ним общаться. Он живет с мамой и отчимом, а к нам он приходит в гости. Поначалу я с ним дурачилась. У нас с мужем еще нет детей, я не знаю, как вести себя с детьми. Мы играли, кидались подушками, я его догоняла. Такие детские игры. Мы веселились, было весело и хорошо.

Гиппенрейтер: Ему было 11 или он был маленький?

Елена: Он был поменьше, лет 8–10. Это всё было весело, я видела, что ему нравится со мной проводить время.

Гиппенрейтер: А вам нравилось дурачиться?

Елена: Да.

Гиппенрейтер: Вам не хватает дураченья в жизни?

Елена: Иногда я могу подурачиться с ребенком несмотря на то, что я вроде как взрослый человек.

Гиппенрейтер: А серьезной вам иногда хочется быть?

Елена: Да, потом у меня наступает тот момент, когда я хочу, чтобы было серьезно, а он продолжает играться, я вижу, что он не воспринимает меня всерьез, всё, что я говорю.

Гиппенрейтер: Подождите. Он не воспринимает вас всерьез. В вашем вопросе было следующее: что он перестал воспринимать вас всерьез. У вас было два вопроса там. А второй вопрос ― мы с ним вошли в конфликт.

Елена: Да, у нас в последний раз был с ним конфликт.

Гиппенрейтер: Понимаете, как? Как говорилось только что, всему есть границы. Дурачиться можно, но ребенок же знает, что вы взрослый человек и что вам иногда хочется быть серьезной.

Елена: Ну да.

Гиппенрейтер: С ним вы бывали иногда серьезной? Вы же не всё время дурачились.

Елена: Конечно, да.

Гиппенрейтер: То есть вообще то подурачиться, то посерьезничать вы умеете.

Елена: Получается, да.

Гиппенрейтер: Авторитет взрослого бывает от чего у ребенка? Что он ценит возможности разные у взрослого. Взрослый может со мной поиграть, взрослый может мне что-то рассказать, взрослый может поговорить со мной о чем-то, что мне, ребенку, важно. Вы с ним это делаете?

Елена: Говорить о важном… В принципе, когда он к нам приходит, я начинаю интересоваться, что в школе произошло, такие вопросы задавать.

Гиппенрейтер: Понимаете, задавать вопросы не значит беседовать. «Ну что в школе?» ― «Да так, ничего».

Елена: Нет, я могу говорить о том, что ему интересно.

Гиппенрейтер: Как? Что вы знаете про него, что ему интересно?

Елена: Он любит в компьютерные игры играть.

Гиппенрейтер: Что ему нравится там? Я задаю один и тот же вопрос.

Елена: Ему нравится побеждать, проходить какие-то уровни, выходить на новый уровень, получать очки.

Гиппенрейтер: Побеждать. Вы видели, какие это игры?

Елена: Да, я иногда подсаживалась к нему, смотрела, как он играет, спрашивала, где он находится, что здесь происходит, какая цель.

Гиппенрейтер: В эти моменты вы с ним дружили.

Елена: Получается, да.

Гиппенрейтер: Но не дурачились.

Елена: Да.

Гиппенрейтер: Вы серьезно с ним говорили, по-дружески, да?

Елена: Да.

Гиппенрейтер: Это было хорошо, вы это умеете делать. Это уже авторитетный взрослый. В чем ваш вопрос? Авторитетный в хорошем смысле, он старший друг, можно поделиться.

Елена: Да, я поняла. Проблема возникла этим летом, когда мы поехали с палатками отдыхать. Мы взяли его с собой. Мне этот мальчик очень нравится, я вижу, что он положительный.

Гиппенрейтер: Вам нравится мальчик.

Елена: Мне нравится, я сама его зову, чтобы мы с собой брали.

Гиппенрейтер: Вот это самое главное, что вы сказали: «Мне мальчик-то нравится». Понятно? Отсюда и будет расти всё остальное. Так?

Елена: Я его зажгла специально еще до того, как мы собирались. Там было еще неизвестно, соберемся или нет, а я ему рассказывала: поедем на озеро, будем разжигать костер, жить в палатках. То есть я его заинтересовала так, что он потом уже начал спрашивать: «А когда мы поедем-то?».

В итоге мы собрались и поехали. Когда мы уже трое суток жили там в палатке, произошел конфликт. Я понимаю, что я что-то допускаю, может быть, этот пресловутый авторитет. Я хочу, чтобы он как-то относился, а вижу отношение другое.

Гиппенрейтер: Вот опять, ушиблены идеей авторитета.

Елена: Да.

Гиппенрейтер: Да не ушибайтесь вы! И тогда вы его получите. Ведь это не сверху, это изнутри идет, изнутри того, что мальчик хороший.

Елена: Произошел конфликт, в итоге я на него накричала.

Гиппенрейтер: Какой конфликт? Что он сделал?

Елена: Он начал в какой-то момент вести себя так, что…

Гиппенрейтер: Как?

Елена: Мы просим его сфотографировать нас с мужем, он начинает фотографировать так, чтобы я не вошла в кадр, чтобы вошел только его папа. Или он начинает как-то огрызаться…

Гиппенрейтер: Подождите, это важно. Он хочет только папу, пока без вас. Он покажет эту фотографию маме. Он не хочет вас показывать маме. Вы понимаете, что он в сложной ситуации?

Елена: На самом деле я понимаю, что это страшно, когда родители разводятся.

Гиппенрейтер: Это общие слова. Именно этот мальчик. Как именно он переживает вас? Он еле-еле начал с вами сдруживаться. И тут вдруг вы возмущаетесь: «Почему он меня с папой не снимает». Понимаете, это очень такой момент… Посмотрите глазами ребенка, этого мальчика, который вам нравится, что ему это почему-то было важно ― отдельно папу. Да?

Что вы сейчас чувствуете к нему?

Елена: Сейчас я чувствую… У нас не получилось встретиться, они уезжали куда-то с мамой. Когда мы сейчас снова встретимся… Когда мы последний раз ехали в машине, я думала: «Боже мой, так не должно быть, как у нас происходит». Я понимаю, что надо что-то менять, потому что я вижу, что у нас могут быть хорошие, дружеские отношения.

Но я не знаю, как общаться с ребенком. Я прочитала вашу книгу «Как общаться с ребенком?». Из нее я вынесла… вот та тональность, «что вы чувствуете к ребенку?». Обиду. Соответственно, я вызвала у него обиду, я его обидела, он обидел меня.

Гиппенрейтер: Да.

Елена: То есть я какие-то обидные вещи допустила для него.

Гиппенрейтер: Да. Ему 11 лет, он уже большой. Вы можете ему это сказать искренне, мягким голосом?

Елена: Да, я могу.

Гиппенрейтер: Сказать: «Я огорчаюсь. Я тебя давно не видела, я очень хочу поговорить с тобой. Я, наверно, тебя обидела». И помолчите. «Мне было обидно, но, наверно, прежде всего я обидела тебя».

Елена: Вы спросили про дурачество, а получается, что дурачество с ребенком нежелательно?

Гиппенрейтер: Понимаете, дурачиться ― это просто как-то играть, баловаться.

Елена: Но это хорошо ― играть с ребенком?

Гиппенрейтер: Конечно, хорошо.

Елена: Я просто смотрю, что иногда косо посматривает свекровь моя, что как играться с ребенком? С ним надо строго, он же ребенок, пусть с детьми, с равными себе играет.

Гиппенрейтер: Смотря как дурачиться. Подушками можно покидаться. Как еще дурачиться? Не знаю, гримасы построить, еще что-то. Или действительно поиграть. Просто играть во что-то, в игры играть, настольные игры, чтобы эмоционально.

Елена: С мячиком что-то такое.

Гиппенрейтер: В мячик. Эмоциональное взаимодействие чтобы было с ним. У вас богатая эмоциональность, я вижу это в лице, в глазах. Не бойтесь ее. Не работайте схемами, «дурачиться» или «авторитеты». Нет, будьте естественной, и будет все нормально.

Елена: Спасибо.

Анна: Моей дочке семь с половиной лет. Я ее всё время хвалю, меня так мама воспитывала. Я ей говорю, что она умница, любимая, хорошая. Когда у нее не получаются уроки, она швыряет тетрадку и начинает рыдать.

Гиппенрейтер: Да, это следствие того, что вы ее всё время хвалите.

Анна: Она говорит, что она ничего не знает, что у нее ничего не получится, всё плохо. А я в этот момент сочувствую ужасно.

Гиппенрейтер: Почему это следствие? «Ты умница, ты хорошая, ты молодец» ― и это ожидания. Она всё время будет молодец. Понятно? И когда она не молодец, у нее не получается, то идет срыв. Вот и всё.

Анна: А что делать?

Гиппенрейтер: Перестать хвалить, конечно.

Анна: Она спрашивает.

Гиппенрейтер: Что? Она, конечно, привыкла. «Ты смотри, как я хорошо, похвали меня, давай. Вот как я выгляжу, похвали меня». Вы воспитали это.

Анна: А что говорить? Как теперь реагировать?

Гиппенрейтер: Перестроиться ровно наоборот. Говори: «Уродина». Шутка!

Я не знаю. «Я думаю, что ты вошла в такую пору жизни, когда тебе совсем не обязательно быть молодцом. Будь плохой иногда, и я не расстроюсь».