Все родители хотят, чтобы их выросли дети по-настоящему счастливыми. Но зачастую взрослые сами гасят любознательность, которая так важна для развития и правильного восприятия окружающего мира ребенка. Как помочь ребенку преодолеть трудности школы и сделать так, чтобы это стало ему интересно, рассказывает психолог Юлия Гиппенрейтер во второй части беседы с родителями.
Гиппенрейтер: Ну ладно, вернемся к нам и к нашим школьникам. Есть такой момент, когда особенно в математике, физике ребенок должен понять. Вы за него понять не можете, правильно? И отсюда начинается ненависть к точным наукам часто. Например, там говорят: умножение можно заменить сложением, все равно что три раза сложить число пять или пять помножить на три. Но он может выучить: умножение, сложение — это заменяемо, и он понимает это. Я наблюдала: мальчик, который сидел в ванне, говорил: «Ой, я понял, что умножение и сложение — одно и то же». В шесть лет. «Вот три плиточки и под ними три плиточки, под ними три плиточки — это все равно, что я три и три сложу, или я это три два раза возьму». Для него это открытие было, понимаете? Понял. Эти моменты понимания. И что же происходит с детьми и родителями, когда ребенок не понимает задачку? Я не знаю, как решать, не знаю — и все тут. И что начинается? Что начинается? «Как же ты не можешь? Читай еще раз. Вот вопрос, видишь? Запиши вопрос». Там еще надо записать, да еще правильно записать, клеточки отступить. «Хорошо, думай, думай». А он не знает, как думать.
Понимаете, я к чему это говорю? Что если возникает непонимание или ситуация выучивания текста — это же мука, это неинтересно. И это мука в том смысле, что папа сердится или мама сердится, а я балбес, падает самооценка, я не хочу этим заниматься, мне это неинтересно, я это не буду. Как здесь помогать ребенку? Наблюдать, где же он понимает и что он понимает. Нам рассказывали на лекции, тогда это было в Узбекистане, экспедиция какая-то обнаружила, что очень трудно учить было арифметике в школе для взрослых в Узбекистане, а когда они арбузами торговали, то они все правильно складывали и умножали. А сухие цифры не получаются. Значит, когда ребенок не понимает чего-то, надо исходить из его, как вам сказать, практическо-наглядных вещей, которые ему интересны, и там он вам все сложит, и все поймет. Повозите машинку с такой-то скоростью, навстречу другая машинка такая. Не в строчке запиши и какой-то вопрос в задачке задан, а давай поразбираем скорости и расстояния. Или шарики скатываем, как Галилей изучал свободное падение, или как Фейнман возил грузовичок и инерцию смотрел, понимаете? Вот так можно помогать ребенку, не по учебнику, не по школьному.
Поэтому если речь идет о школе, это насчет понимания, нужно быть союзником ребенка, но не школы, но не учебника, но не метода образования, потому что методы образования механические не только в школе, но и в вузе — учебник и экзамен без применения.
Рудаков: Юлия Борисовна говорит, что мне показалось, что она упустила. Я всегда готов сказать про школу, что оценки — не главное. И какая-то есть такая мания, что надо обязательно хорошие оценки, обязательно пятерки — это в каком-то смысле неправильно. Учиться должно быть интересно. Если при этом человек где-то получил тройку, но ему интересно — это лучше, чем если ему скучно, и он получает одни пятерки. Самое главное в учебе — это выучивать что-то интересное, важное, как говорится, самый хороший случай, когда ребенок, школьник готов почитать вперед, потому что ему интересно взять и почитать, не потому что он домашнее задание должен сделать, а потому что ему интересно и он готов тут посидеть и почитать. А в другой раз он может и не сделать это домашнее задание, потому что ему интересно что-то другое. Это тоже очень нормально, очень хорошо. А такой пафос, что пятерки, пятерки, пятерки, пятерки — это учителя нагнетают, и у них как бы есть такой довод, что если там все пятерки — учитель хорошо преподает, а если там тройки — то плохо.
Но, конечно, если у всех тройки, то плохо учитель преподает, но все-таки оценки — не главное, главное — чтобы было интересно. И когда ученик возвращается, когда он приходит: «Какая у тебя оценка?» — это неправильный вопрос, это ужасно неправильная ориентировка. Если вы спросите: «Что там было интересного?» — это гораздо лучше, это гораздо лучше, это по-настоящему что-то услышать, а какая оценка, значит, вы уже его куда-то не туда направляете, значит, вы уже показываете, что оценка для вас важнее, а интересно ему или нет — это... Так что, пожалуйста, имейте в виду. Спрашивать, какая оценка, надо очень осторожно и желательно не первым вопросом, а можете и вообще не спрашивать, он расскажет. Хорошая — он расскажет, плохая — он тоже расскажет, а вот что интересно — стоит спросить.
У меня один пример такой на моих глазах: очень правильный папа, пришел 12-летний сын из школы, он говорит: «Ну что там было в школе-то?». Он так мнется, а он был очень творческий мальчишка, он такие на столе выставлял воины, там у него солдаты, генералы, конница, танки, он просто шел из школы, чтобы в это играть. И он говорит: «В школе анебы разные». Амебы они проходили по зоологии, а он даже не запомнил, как они называются — «анебы разные», с кривой такой физиономией. И вы будете говорить: «Учи эти анебы», да? Перестань играть, пока не выучишь, не дам тебе», да? Это неправильно, на мой взгляд. Играй, живи полной жизнью. И когда полная жизнь будет, он начнет творчески, начнут раскрываться его истинные способности, не те, которые вы ему навязываете, не в тех областях, он сам найдет себя. А еще что ужасно — это мотивация. От чего она пропадает? Не только от того, что это не имеет смысла, он не понимает. И тут это общая беда — принуждение, принуждение — общая беда у родителей и у... Это надо. Жизнь начинается с желания. Желание пропадает — жизненность пропадает.
Вы знаете, союзником надо быть даже в желаниях ребенка. Несколько случаев таких, один яркий. Мама говорит 12-летней девочки: «Не хочет, противно учиться, не хочу ходить в школу, каждый день до 8-9, пока мама не придет, уроки не делает, что делать? Скандалы, раздрай полный». «Оставьте ее в покое». — «Как же так? Она в школу не пойдет» — «Пусть не идет». И мама пошла на это. Как вы думаете, сколько (девочка, 5-6 класс) не ходила, сколько она не ходила? Примерно? Три дня, неделю? Нет, неделю она не выдержала, пошла, а мама сказала: «Все, ступор, я не подхожу к твоим школьным делам, я не проверяю дневники, не проверяю тетради, я не спрашиваю, сделала, не сделала — это только твое дело». В 19 лет это можно сказать. Прошло, говорит, когда она это рассказывала, примерно месяц. «Знаете, — говорит, — неделю я прям стискивала зубами, чтобы не подойти и не спросить». Маму корежило, понимаете, ведь это же маме с собой надо делать работу. «Она нормально учится, но зато у нас прекратились скандалы, и даже она как-то повеселела и как-то повзрослела». Странно, да?
Значит, что же получается? Начиная с этого возраста, когда он карабкается на стульчик: «Давай я тебя подсажу», и дальше в школе: «Давай я тебя проконтролирую, а если нет, то я тебя раскритикую, а я тебе скажу, что надо делать, а если ты не будешь слушаться — я накажу, а если ты будешь слушаться, то она…». Она будет слушаться, дочка, то она будет сломлена, она станет скучной и не инициативной. Недаром, кто говорил, Корчак? Послушный ребенок?
Рудаков: Михаил Михайлович.
Гиппенрейтер: А, это наш знакомый, но он на кого-то ссылался, что послушный ребенок очень удобный. А потом мне присылают такие вопросы: «А сама она ничего не хочет делать. Она все время говорит, сидит скучно, говорит: «Мам, чем мне заняться?». Хорошо, послушный ребенок может кончить школу с золотой медалью, но ей неинтересно жить. И я хочу вспомнить высказывание Корчака: «Лучше, чтобы человек стал счастливым почтальоном, чем невротиком-академиком».
И насчет сбалансированности жизни, понимаете? Невротик-академик — он не сбалансирован в целом, как те люди, о которых я вначале вам говорила, которые живут. Почему? Дали жить с детства, и дальше они потом отвоевывали свой интерес, понимаете? И тогда формируется личность, защита себя: «Мне это неинтересно, я это делать не буду». «Я сменю работу». Сейчас очень много идут на другое образование, на второе, ищут, это, понимаете, веяние такое. Так давайте начнем и с детей тоже этот поиск, помочь им в этом поиске не нахлобучками. Давайте мы другую сторону возьмем — воспитание моральное.
Вообще в чем суть морального воспитания, вообще морали? Учет другого человека, уважение к другому человеку, мы хотим, чтобы наш ребенок вел себя по отношению к другому человеку уважительно, уважал человека, соблюдал достоинства, честно, порядочно себя вел, но мысль идет к заповедям: «Не убей, не укради, не пожелай чужого добра, жену и добра тоже чужого», то есть вести себя прилично по отношению к другому человеку. Драка в песочнице. Мне пришел вопрос: «Что делать?». Двухлетний ребенок, у него отнимают игрушки и его бьют: что делать? Надо сказать, что дети в два года, они не подлежат моральному воспитанию в этом смысле, их надо просто развести. Если бьют, то отвести ребеночка подальше, они не играют вместе, играть они вместе начинают лет с трех, так уже подбираются к какому-то взаимодействию, а тут просто каждый ребенок, они эгоисты, каждый ребенок эгоист.
Почему? А ему надо выживать вообще в этом мире, он отстаивает себя, для него пока другой не существует, существует для того, чтобы его накормили, ему дали. У нас очень умный знакомый был, годовалый ребенок сказал: «Дай». Этот знакомый говорит: «Ну, это главное слово, которое обеспечит ему выживание». Но на самом деле моральное воспитание состоит в обучении еще кое-чему. «Дай, но при этом я не буду у тебя отнимать, я уважаю, что ты хочешь, чтобы тоже что-то имел», правильно? Не только добро, но и свою жизнь, свои права и уважение, мое уважение к тебе. Чтение моралей не приводит ни к чему, когда ребенок начинает грубить. «Почему ты так папе сказал? Извинись сейчас же. Почему ты папе нагрубил?». Это я просто цитирую один из вопросов. Мама два часа перед сном девочку уговаривала, назидала, заставляла, шестилетнюю девочку, назавтра извиниться перед папой, она папе нагрубила, в то время как папа, по-видимому, тоже грубо обошелся.
Как мораль воспитывается и передается, как? Через атмосферу, атмосферу в семье, через пример. Но самое главное, на мой взгляд, через уважение, ваше уважение к ребенку. И мы возвращаемся к учету его жизненных сил и к учету его желания узнавать, развиваться, пробовать. Если я не препятствую и не навязываю свой способ действия, я ему демонстрирую уважение, и тогда ребенок будет узнавать, что такое уважение вообще. Это значит его я не трогаю — и он меня не будет трогать, его я не бью — он меня не будет бить, его я грубо не одергиваю — он мне не нагрубит. А что надо делать, как вообще давать знать? Но приходится давать знать, но тоже с уважением. Иногда приходится уж очень темпераментного ребенка обуздывать чисто физически, взять его, ну, мы ставим в угол, а в угол он не будет стоять, он будет убегать. «Я его запираю в туалет, — говорит мама, — а он колотит там ногами, руками». Ну хорошо, это запущенный случай, а вот вначале мягко сказать: «Это нельзя никогда: бить, грубить, кусаться, нельзя». И сказать один раз, глядя в глаза, очень упорно глядя: «Никогда», тихо сказать. Потому что это знать он должен, должен знать, такое правило. Это не от природы, эти правила уже придуманы человечеством, моральные правила: не убей, не укради для того, чтобы жить мирно. Будете жить мирно.