Фото: Мария Можарова
В разное время разные легендарные болезни наводили ужас на людей. Например, в начале ХХ века страшным приговором звучал диагноз «брюшной тиф», который в отсутствие антибиотиков лечили исключительно питьем и покоем. Сегодня у нас другая легендарная болезнь — рак.
Дело в том, что если взять начало и конец ХХ века, то мы увидим два разных состава населения. Люди стали дольше и лучше жить. В результате мы доживаем до тех болезней, которые встречаются у пожилых. А значит рак стал чаще случаться у наших знакомых и родных. Потому и кажется, что он повсюду.
Рак начинается, когда в клетке почему-то происходит поломка в гене. Эта поломка делает клетку более жизнеспособной и нечувствительной к регулирующим сигналам. Получается такая клетка-террорист, которая живет своей жизнью, размножается и расселяется по другим, не предназначенным для нее территориям. Сегодня мы знаем несколько причин, из-за которых бывают такие генетические поломки. Рак — это живая система, которая приспосабливается к новым обстоятельствам.
Огромный вклад в большинство видов злокачественных опухолей вносит курение. Поэтому основная задача общественников, которые занимаются борьбой с раком, — это борьба с табаком. Другие факторы риска во многом зависят от географии и привычек населения. Опухоль толстой кишки связана с потреблением животных жиров, колбас и копченых продуктов, которые содержат пищевые канцерогены. В регионах, где распространен жевательный табак, например в Средней Азии, часто бывают опухоли полости рта. У японцев остро стоит проблема с раком желудка, что, видимо, связано с употреблением сырой рыбы и не обработанной термически пищи. В Африке частые опухоли печени связаны с распространением так называемых афлотоксинов, которые содержатся в микроскопических грибах и вместе с зерном и другими продуктами попадают им в пищу. Распространенность ВИЧ-инфекции в Африке приводит к болезням, связанным с иммунодефицитом, таким как саркома Капоши. В США на первое место выходят болезни, характерные для людей очень пожилого возраста, — это рак предстательной железы.
Из других причин: мы знаем, что рак шейки матки и некоторые виды рака органов полости рта связаны с вирусом папилломы человека. Рак молочной железы имеет связь с поздними родами, отказом от родов и отказом от кормления грудью. Опухоли кожи связаны с солнечными ожогами. Когда в Европе после войны люди снова стали хорошо жить и часто ездить отдыхать на море, появилась мода на загар. В результате в 70–80-е годы заболеваемость меланомой кожи, особенно среди светлокожих жителей Англии, Норвегии и Северной Германии, существенно выросла. Так что, покупая солнцезащитный крем, обращайте внимание на то, чтобы он был широкого спектра действия – Broad-Spectrum или UVA & UVB. Фактор защиты нужно выбирать индивидуально в зависимости от вашего типа кожи. Кому-то достаточно двадцатки, кому-то и пятидесяти мало; главное — не допускать покраснения кожи от солнца.
Когда человек сталкивается с проблемой, которую он не может решить сам, он ищет, к кому обратиться за помощью. Он забивает в гугл «как лечить рак», звонит друзьям, идет в поликлинику — рассматривает все возможности и смотрит, которая из них дает наилучший, по его мнению, результат. И часто человека смущает, что официальная медицина не гарантирует ему излечение. Тогда он идет к шаману или знахарю, который ему гарантирует: я дам тебе травки попить, и болезнь из тебя выйдет. Это не значит, что всех знахарей надо посадить в тюрьму. У нас свободное общество, и принудительно лечить пациентов мы не можем. Но это означает, что наша задача — дать больше информации людям.
Человека, который хочет вылечиться от рака, подстерегает масса сложностей. Лечение — тяжелое, отнимает много времени и сил. И если человек говорит: «Нет, ребят, я не хочу лечиться у врачей, буду пить травки», — пускай, но мы должны быть уверены, что это его осознанный выбор, который он сделал исходя из всех знаний о болезни, которые существуют на сегодняшний день. Но с другой стороны, я совершенно убежден, что бизнес, связанный с торговлей препаратами («травками», «биоэнергетиками» и т.д.) с недоказанной эффективностью и неизученной безопасностью, должен максимально жестко преследоваться со стороны властей.
Сейчас в России информации о раке явно недостаточно. Большая часть пациентов убеждена, что болезнь неизлечима. Они думают, что если заболели — все, жить им осталось две недели. Хороших русскоязычных ресурсов в Сети крайне мало. Форумы, которые ведут врачи-энтузиасты, можно по пальцам пересчитать. Да и доступны они только тем, кто пользуется интернетом. Но большая часть наших пациентов — люди пожилые и интернетом пользоваться не умеют. Поэтому так важны программы про здоровье по государственным телеканалам и радио. У меня была пациентка, которая посмотрела передачу «Здоровье» с Еленой Малышевой про рак кожи, через две недели она обратилась ко мне с жалобой на родинку. И действительно, это оказалось очень ранней стадией меланомы, которую мы удалили, — и человек здоров.
Так что это работает: телевизор нашел нужное ухо, нужное ухо нашло у себя проблему и поняло, куда с ней идти. Но такого просвещения должно быть на порядок больше.
К сожалению, нет такого особого знака, который бы показал: все, ты заболел раком, и тебе нужно к онкологу. Поэтому просто важно следить за здоровьем, и если человек чувствует себя нехорошо – врач должен решить, с чем связаны эти симптомы. В лечении рака своевременное обращение за врачебной помощью — это ключевой момент.
Вторая важная часть профилактики рака — ранняя диагностика, не связанная с плохим самочувствием. Делаем анализ: если он нормальный — гуляй еще год. Есть набор болезней, о ранней диагностике которых нужно знать всем.
Любая девушка с началом половой жизни раз в год должна сдавать у гинеколога анализ на онкоцитологию, чтобы не пропустить рак шейки матки. Все женщины с 40 лет и старше по нормам поликлиник не реже чем раз в два года (а по-хорошему раз в год) должны исследовать молочные железы при помощи рентгеновской маммографии. Верхняя возрастная планка для окончания скрининговых мероприятий четко не определена, но обычно бесплатный периодический скрининг молочных желез заканчивают делать женщинам в 65 лет. На самом деле чем человек старше, тем выше риск заболеть любыми злокачественными опухолями. И если женщина ответственно подходит к своему здоровью, после 65 нужно продолжать выполнять маммографию.
Главный вклад в большинство видов злокачественных опухолей вносит курение.
Мужчинам начиная с 50 лет (а у мужчин с неблагоприятной наследственностью даже с 40 лет) нужно сдавать анализ крови на простат-специфический антиген, ПСА. Есть и другие болезни, которые мы можем выявлять рано, но в нашей стране они не входят в государственную программу скрининга. Например, рак толстой кишки – довольно распространенная болезнь. Есть два анализа, которые могут ее выявлять рано, – анализ кала на скрытую кровь и колоноскопия. Кроме того, низкодозная мультиспиральная компьютерная томография позволяет рано выявлять рак легкого у курильщиков. Это показало американское исследование для курильщиков старше 65 лет. Если мы перенесем это исследование на российские реалии с учетом особенностей нашей популяции и сроков начала курения, можно предположить, что в России такой скрининг стоит делать с 55 лет.
Очень многие любят сами без назначения сдавать анализы на онкомаркеры. Сплошь и рядом такое случается: приходят люди, приносят из частной лаборатории панель анализов на онкомаркеры и говорят: «Вот видите, доктор, у меня отклонения от нормы, значит, у меня наверняка рак и я скоро умру. Лечите меня». Это история тупиковая, потому что такие анализы ни о чем не говорят. Мы можем назначить дополнительные диагностические тесты, гастроскопию, колоноскопию, компьютерную томографию, и даю почти сто процентов, что они ничего не подтвердят.
Но за то время, пока человек делал ненужные анализы и процедуры, в том числе довольно мучительные, он как минимум несколько недель нервничал, считая, что умирает. А когда вы говорите ему, что все с ним в порядке, он еще и не поверит и будет требовать дополнительных обследований – вдруг все-таки проглядели. Более совершенные методы диагностики (определение следов циркулирующей опухолевой ДНК в крови) сейчас еще только разрабатываются для этих целей и не могут дать стабильного результата.
Большую часть рабочего времени я провожу в федеральном онкоцентре, и ко мне на консультацию попадают люди, которые уже через многое прошли. Как правило, они уже несколько месяцев получали какую-то диагностику и лечение, а к нам их отправили для дополнительного экспертного мнения и заключения. И такие пациенты обычно очень конструктивно настроены, к лечению они относятся как к работе, которую должны выполнять. И главным результатом такой работы должно стать излечение или контроль над болезнью, так что халтурить в этом вопросе совсем уж нехорошо. И это правильное отношение, которое помогает и врачу и пациенту.
Нужно понимать, что лечение онкозаболеваний – это для человека организационно непростая задача. Ему нужно попасть в разные места, собирать разные документы, добираться до районных специалистов за бесплатными лекарствами, бороться или мириться с осложнениями лечения.
Лекарства – и это отдельная проблема – отпускаются по территориальному принципу. Если прописан человек в энской области, то там, из бюджета этой самой энской области (если бюджет позволяет), он и будет это лекарство получать, даже если живет в Москве. К счастью, такая непростая работа по организации собственного лечения хотя бы немного отвлекает от самокопания и размышлений о бренности бытия.
Тяжелые вопросы пациенты задают мне постоянно: «Сколько мне осталось?», «Когда я умру?». Хотя я же не господь бог, чтобы знать, когда человек умрет. Но для меня гораздо более тяжелая ситуация, когда я знаю, что существуют средства помочь человеку, а по техническим обстоятельствам раздобыть их мы не можем. К примеру, если в стране пока нет регистрации на нужные лекарства. И приходится говорить: «В Америке вчера вывели в продажу новое лекарство, номер такой-то. Я не знаю, сколько оно стоит, и не знаю, как оно продается. Но я знаю, что оно может помочь».
Часто, даже если нужное лечение возможно в России, для пациента в его городе оно недоступно. К примеру, звонит мне родственник пациента из деревни в Тамбовской области, у которого метастаз в головном мозге с кровоизлиянием. Я знаю, что если сейчас сделать ему нейрохирургическую операцию, то симптом может быть устранен и у него появится время, чтобы получить таблетки, которые ему могут помочь. Но в его деревне нет нейрохирургии, ну нет ее, а из-за тяжести состояния перевезти его в районный центр невозможно. Знать, что ты сделал не все возможное, чтобы спасти человека, – вот это тяжело.
Я не испытываю какого-то комплекса, что я или мои российские коллеги умеют оказать помощь хуже, чем наши западные коллеги.
Уровень лечения в наших федеральных центрах вполне сопоставим, а иногда даже лучше, чем во многих европейских или американских клиниках. Но беда в том, что онкоцентров в стране мало. В Москве три крупных онкологических учреждения, в Питере два крупных, а все остальное разбросано по одному, по два на край. Ростов, Томск, Барнаул – и между ними тысячи километров. Но если мы говорим про некий средний уровень в среднестатистическом регионе, то проблем, конечно, много. Иногда бывает быстрее и комфортнее (но, как правило, совсем не дешевле) сесть в самолет и добраться до Парижа, Нью-Йорка или Токио, чтобы получить нужное лечение, чем ждать 3–4 недели, пока вам оформят документы для российского федерального центра.
Знать, что ты сделал не все возможное, чтобы спасти человека, – вот это тяжело
Есть и другие проблемы, которые требуют внимания со стороны государства и общества. Например, люди, у которых рано выявлена опухоль на маммографии, тратят несколько недель на разные дополнительные анализы и пункции. От момента диагностики до начала лечения может пройти 3–4 месяца. Это может быть некритичным для этой болезни с точки зрения медицины, но это и потерянное время для пациента. Казалось бы, мелочь, но в реальности для работающего человека, который должен либо забыть про работу, либо отложить диагностику рака, – это существенно.
Вторая проблема – у нас в отрасли в целом по всем позициям чего-то не хватает. В хирургическом лечении не хватает оборудованных операционных/реанимаций. В лучевой терапии не хватает современных машин (линейных ускорителей). Если говорить про лекарства, то тут вообще беда. Стоимость месяца лечения одного пациента может доходить до миллиона рублей. В большинстве стран Западной Европы онкологические лекарства входят в страховые программы граждан. У нас тоже пытаются так делать. Но вы представьте, что такое полмиллиона рублей в месяц на каждого пациента. При нашей численности населения государство может такое просто не потянуть.
Большая часть дорогих новых лекарств разрабатывается, производится за пределами нашей страны. Собственных новых лекарств в России создается не так много. У нас за последние несколько лет сделано штук пять-шесть новых молекул, которые пока только исследуются. В Америке же ежегодно регистрируется больше десяти молекул. Поэтому в США новые лекарства становятся доступными быстрее всего.
Сверхзадача современных исследований в области онкологии – сделать так, чтобы организм научился сам избавляться от опухоли при помощи наших подсказок. Это направление, которое сейчас активно развивается в мире, называется иммуноонкология. Мы действуем не на опухоль, а на иммунную систему, чтобы она научилась бороться сама. Описаны же случаи самостоятельного излечения без всякого вмешательства со стороны медицины. Значит, в организме заложена возможность элиминировать опухолевые клетки. Надо найти ключики к этим возможностям. И собственно, многие западные фармацевтические гиганты начинают некоторые из таких ключиков сейчас производить в виде инъекций.
Ася Чачко