В Москве, Петербурге и Екатеринбурге продолжается фестиваль документального кино «Артдокфест». Денис Катаев рассказывает про самые громкие фильмы, которые вызвали больше всего обсуждений. Это картина Виталия Манского «Родные» про то, как война на Украине разделила одну семью, фильм «Мариуполис», и фильм про историю России через призму одного «слишком свободного человека» Бориса Немцова.
«Родные» — главный хедлайнер фестиваля «Артдокфест». Во‑первых, Минкульт не дал картине прокатное удостоверение, потому это был единственный возможный показ здесь. А во‑вторых, это и правда сильное кино, которое многое говорит о нашем времени, это тонкое высказывание о гражданской войне, в рамках которой по сути мы сейчас и существуем, на примере одной семьи режиссера Виталия Манского, где родные оказываются по разные стороны баррикад.
Честно говоря, странно, что чиновники этот фильм для показа в России запретили. Ведь здесь совсем нет политики, это вам даже не кино про Северную Корею, никаких манипуляций, манифестов и идеологических платформ, которые Манскому обычно свойственны. Наоборот, в данном случае выходит глубокое личное и, я бы даже сказал, наивное высказывание, гуманитарный срез нового постсоветского разлома, который произошел после 2014, после вторжения «вежливых людей» и «зеленых человечков» в Крым, когда зацвела эта ядерная «русская весна». Манский родился во Львове и после Майдана и присоединения полуострова к России, отправился на родину, где живут его родственники, которые теперь снова проснулись в один день в разных странах и разных реальностях. Мама и тетя — во Львове — встречаются за общим столом по праздникам и обязательно поднимают тост за мир, другие — в Одессе — плавают на яхте, как будто вокруг ничего и не происходит, и мечтают только достроить дом, стройка которого заморозилась из‑за конфликта. Но это все украинцы. А есть те, кто остался в Крыму, так они теперь считают себя русскими, а украинцев все больше называют «карателями». Говорят, что и не чувствовали они себя никогда украинцами.
Но самый забавный момент в фильме, когда один из племянников режиссера в Севастополе встречает с семьей Новый год сначала по‑московскому, а потом по‑киевскому времени, сначала они слушают поздравления Путина и выпивают, потом уже поздравления Порошенко, и снова выпивают. Один этот эпизод очень наглядно говорит о том, что там сейчас в головах крымчан происходит, все смешалось. Что уж говорить о Донецке, куда тоже доберется режиссер, чтобы построить цельную картину, ради объективности. А там вообще все, в том числе дедушка, еще один родственник Манского, считают, что во всем виноваты «фашисты‑американцы», а их самих несправедливо называют бандитами. Правда, потом мы видим, как тот же дедушка погромче включает новости российских каналов, чтобы лучше услышать, когда же американцы и «бендеровцы» угомонятся, наконец. Но все заканчивается снова во Львове, в который идут гробы с того самого Востока, где Захарченко вручает медали тоже посмертно. А новых молодых забирают туда, прямо как в «Грузе‑200» у Балабанова, когда сначала гробы выгружают и сразу же после вбегают новые солдаты, готовые к отправке в Афганистан. Вот и здесь тоже самое происходит, в семье Манского, 20‑летнего парня отправляют в армию.
Это и правда фильм про войну без единого выстрела, про ту войну, которая, видимо, в нас на генетическом уровне заложена. Про личную трагедию на фоне геополитических потрясений. И потому один из самых эффектных эпизодов — это разговор сестер по скайпу: одна живет во Львове, другая уехала в Севастополь. И обе не хотят друг друга слышать или просто не могут. Потому одна переходит буквально на плач Ярославны: «И что, теперь я не смогу узнать, что там у тебя происходит во Львове?». «Подожди, а зачем ты называешь украинцев карателями», — отвечает другая. И так далее. Вот такой раскол в одной семье, члены которой теперь могут рассчитывать лишь на такие разговоры и вряд ли теперь когда‑то встретятся. Ведь не зря мать Манского говорит, что раньше с удовольствием летала к сыну в Москву, а теперь просто не представляет себе, как это возможно. Да и сам Манский становится жертвой конфликта и тоже решается на радикальный поступок — он больше не живет в России и переезжает в Латвию. Вот они, итоги «русской весны». Это боль и человеческая трагедия под музыку Таривердиева, которая звучит как напоминание о том, что мы на этом постсоветском пространстве и правда все родные, хоть и разные, но кто‑то сверху не позволяет нам всем успокоиться и жить хотя бы в мире. И есть ли надежда на чудо?
Фильм «Родные» показывали в секции «Война и мир», ее специально создали для таких картин, которые рассказывают о разных преломлениях жизни из‑за войны на Донбассе и за его пределами, о том, как люди стали жертвами этого конфликта по‑разному. И в этом контексте я бы хотел обратить ваше внимание еще на один фильм, который по посылу немного совпадает с картиной Манского — это «Мариуполис».
Здесь тоже про то, как в мирную жизнь неизбежно вмешивается прифронтовая реальность, про общечеловеческую историю на фоне исторических потрясений. Мариуполь — город в Донецкой области, который тоже оказался втянут в это противостояние, на улицах появились трупы, военные готовились к бою. Вот эту трансформацию и заснял литовский режиссер Мантас Кведаравичюс. Несмотря на танки, обстрелы, гробы и напряжение, город продолжает жить. Вот об этой странной жизни — это кино. Главные герои здесь — мастер по ремонту обуви и его дочь, которая работает репортером на местном телевидении, а теперь фактически докладывает сводки фронта. Что не мешает папе беседовать о смысле жизни с клиентами, рыбачить, а дочери мечтать о карьере актрисы. В городе тоже вроде бы все нормально, жители готовятся к 9 мая, а театральный коллектив репетирует свое представление, дети танцуют. И снова получается, что все окончательно смешалось, а хаос правит миром. Раскол и непонимание — на каждой улице. Один из центральных эпизодов картины как раз праздник, День Победы, который вместо мира приносит только конфликт, и украинцы с маками на груди сходятся с людьми в георгиевских ленточках. Вот вам, пожалуйста, еще одна метафора разделенного окончательно общества, эти люди вряд ли теперь когда‑то станут родными. Война и мир в этом Мариуполисе — единое целое, все живут одной жизнью, и там уже одного без другого и правда не представишь. В этом и ужас.
И вот после таких потрясений — еще сильнее. Самым тяжелым, честным и мощным фильмом на «Артдокфесте» стал «Слишком свободный человек» Веры Кричевской и Михаила Фишмана. Здесь уже про страну, которую мы и правда потеряли, вместе с Борисом Немцовым.
Это фильм от первого лица. Эту историю нам рассказывает сам Борис Немцов, все благодаря тщательно отобранным архивам из записей НТВ, ВГТРК и других источников, от 1989 года года до 27 февраля 2015, дня убийства. И отличным эпиграфом к этому его очень подробному портрету могут служить слова Бориса, произнесенные в фильме: «любовь к власти — это признак рабства». Вот и его история доказывает, что таким идеалистам, мечтателям и карбонариям, как был он, здесь оказалось не место. За два часа фильма перед нами разворачивается история всей страны, через которую, как дядя Степа, шагал он — кудрявый, не похожий ни на кого политик нового типа, которых в России еще не знали, который мог и в белых штанах на встречу пойти, и выступить открыто против президента Ельцина, который практически уже назначил своим преемником, и это тогда, когда он собирал подписи против войны в Чечне. Или стать на должность камикадзе, вице‑премьером правительства за два года до выборов, когда выгоднее было остаться губернатором, а он взял и решил поддержать Ельцина, который поверил в него до этого. В этом фильме отчетливо показано и доказано, как Немцов опередил время, а потому сначала его выплюнула элита, в том числе Березовский и Гусинский, которые из‑за дела «Связьинвеста», судьбоносного в его карьере, решили его уничтожить, в том числе с помощью своих медиа‑ресурсов, Доренко и Киселева. Показана в этом кино и его другая жизнь — оппозиционная. И там тоже в какой‑то момент от этого идеалиста отвернулись, не поверили, даже Навальный рассказывает, как просил Бориса не поддерживать его на выборах мэра, чтобы не навредить. А хороший рассказчик Фридман тоже признается в своем грехе, когда тот не устроил его к себе на работу в минуту отчаяния, потому что тоже боялся себе тем самым навредить. И только смерть расставила все по местам. И не зря Михаил Ходорковский чуть ли не с завистью какой‑то говорит в конце: «Он мечтал бы о такой смерти, вот так открыто получить пулю от врага, около Кремля». А эта смерть и правда сделала из него героя, и позволила теперь нам все узнать, в том числе с помощью таких картин, насколько мощным человеком он был. Не политиком, правда, а правозащитником, как про него говорит Прохоров. Может, потому в политической жизни у него не получилось, зато слишком добрым человеком он нам запомнился. И финальный кадр, где он шагает по Ярославлю — свободно и широко — тому доказательство. Это честный фильм про честного человека. А еще он про двух Борисов — Бориса Николаевича и Бориса Ефимовича.
Смотрите также: Гид по «Артдокфесту»: шесть фильмов, которые нельзя пропустить