Многим кажется, что медный всадник — это российская власть. В действительности он тот, кто гонится за российской властью. Путин, который раньше многих попытался показать, что правит от имени народа в обход элиты, в действительности страдает от мирового популистского поворота не меньше, чем западный истеблишмент, пишет в своей колонке главный редактор Carnegie.ru Александр Баунов.
Кажется, что памятник князю Владимиру и памятник Грозному — одно и то же. В действительности они едва ли не противоположны. Памятник князю Владимиру — это подношение от имени правящей верхушки своему нынешнему начальнику. Памятник Грозному (и подразумеваемый под ним памятник Сталину) — это памятник от имени народа своему идеальному руководителю, напоминание о том, что с этой элитой надо покруче, политический наказ в камне.
При всем желании нынешний правитель России не может принять памятники Грозному и Сталину на свой счет. При очевидном дефиците свободолюбия, который по разным поводам замечен у российского президента, чего за ним точно не числится, так это массовых и кровавых чисток элиты. Чаще мы наблюдаем противоположное: упорное желание сохранять на своем посту непопулярного назначенца даже с некоторым риском для высочайшей репутации. Давно высказанная в ответе на вопрос журналистов формула: если будешь жертвовать сотрудниками, кто с тобой будет работать — была до самого недавнего времени почти что официальным кадровым принципом.
Памятник князю Владимиру — лесть. Памятник Ивану Грозному — вызов. Вот как должен править настоящий русский государь — сына своего не пожалеть, не то что боярина, думского, приказного.
Когда Сталин обсуждал с Эйзенштейном концепцию фильма «Иван Грозный» (можно показывать репрессии, но надо объяснять их причины и значение), он напрямую транслировал себя через другого, настоящее через прошлое. Путин не может таким же образом пользоваться фигурами Сталина и Ивана Грозного, в его случае это будет воспринято как самозванство. В объяснении себя через прошлое ему действительно уютнее с князем Владимиром (на его месте без украинского сюжета и совпадения имен мог быть Ярослав Мудрый, Иван Третий да мало ли кто) или с почти отсутствующим в массовом сознании Столыпиным, который невозможным без указания сверху рывком обошел Сталина в финале телевыборов «Имя России». Строго говоря, мы знаем один памятник, поставленный Путиным самому себе: это Столыпин у Дома Правительства, в котором Путин работал премьером.
Сталинизм российского режима такой же декоративный, контурный, маскировочный, как и его выборы и общественные учреждения. И так же как демократические декорации, декорации тиранические можно подозревать в том, что кто-то держит их про запас, на потом, для более широкого развертывания на случай смены режима.
Сюжеты об открытии памятника Грозному на федеральных каналах не были восторженными. Кроме счастливых горожан в них дали слово недовольным жителям, историкам, которые напомнили про кровавые дела четвертого Ивана. Ведущие новостей держали дистанцию, рассказывали о событии как о неоднозначной местной инициативе.
Поставивший Грозного в Орле губернатор Потомский — из всех ставленников Кремля самый косвенный — продукт володинской весны. Думским партиям обещали по региону, после некоторых приключений КПРФ получила Орел. То есть его лояльность Путину ослаблена и опосредованна. Он назначенец Путина, его администрации и собственной партии, закрепивший свои права на удачных по цифрам явки и проголосовавших «за» выборах. Грозный в Орле — такой же сложный продукт, как и губернатор.
Нынешний глава Иркутской области Сергей Левченко, который среди прочего прославился намерением поставить памятник Сталину и желанием возродить колхозы, и вовсе следствие иркутской электоральной аномалии, радостно воспетой прошлой осенью: в единый день голосования коммунист Левченко вышел во второй тур и разгромил в нем ставленника Кремля и. о. губернатора Ерощенко.
Еще один памятник Сталину предложил мэр Новосибирска Анатолий Локоть, избранный в качестве единого кандидата от оппозиции (наконец-то) против «Единой России»: в его пользу снялись пять кандидатов, в том числе всех либеральных партий.
Грозные и Сталины оказываются результатом официальных и неофициальных электоральных побед над партией власти, столь, казалось бы, желанных.
Конечно, Путин сам создал условия для всадника, который теперь преследует его самого. Уже на первом этапе своего правления он разделил экономическую и идеологическую жизнь по формуле «собственность в обмен на символы». Непопулярный рынок возместили мелодией советского гимна, красным флагом на День Победы, военным парадом, историографией, которая не отрицала советский период, а делала его необходимой частью нашей общей истории.
Окончательно на дорогу, которая привела его к подножию памятника Сталину–Грозному, Путин свернул в 2012 году, когда переоформил свой элитарный режим в популистский, перенеся точку собственной опоры с политической, финансовой и интеллектуальной верхушки на «простых людей» — в очередь к поясу Богородицы.
Поворот совершился во время зимних протестов 2011/12 года и был вызван одновременным разрывом с Западом и со столичным средним классом. Средний класс, горожане умственного труда разделяют западные ценности и идут западным путем. Этот путь, оказывается, ведет прочь от Путина, а ценности мешают ему вернуться на очередной срок. Значит, ценности неправильные. Раз он идет западным путем и на нем меня не видит, путь объявляется тупиковым.
Свернув к популизму, Путин словно бы расширился в разные стороны, включил в себя прежние маргиналии, и тем, кто двигался слева и справа, пришлось разойтись еще дальше по краям, растягивая за собой границы возможного. Так дошло до памятников Сталину и Грозному, которые теперь тоже обсуждаются на предмет включения в границы официального, как в начале 2000-х красный флаг и гимн.
Демонстративно разойдясь с Западом, Путин тем не менее никуда от него не делся, а просто оказался в новом западном тренде. Россия — всегда частный случай Запада, и в том, что, отрицая Запад, она вынырнула в его новейшем течении, — естественный ход событий.
На Западе мы наблюдаем жажду антиэлитарной революции, которую некоторые представители верхов должны провести по требованию снизу. Часть населения Запада хочет своих Писистрата, Питтака, Дионисия. Ослабло доверие между образованной верхушкой и населением, которое начало выдвигать и двигать лидеров помимо этой верхушки, этого сдерживающего и контролирующего слоя.
Трамп — частный случай мирового популистского тренда, другими частными случаями которого являются Ципрас, Качиньский, брекзит, Ле Пен, многие украинские политики, новые правые севера Европы и новые левые ее юга, Моди, Джейкоб Зума, Таксин Чиннават, филиппинский президент Родриго Дутерте.
Как это происходит, кажется, понятно. Соцсети отменили заглушки обмена информацией и идеями. Твиттеры Трампа и Сандерса, инстаграм Кадырова, как до них ЖЖ Навального и сетевая кампания самого Обамы, оказались сопоставимы с официальными фабриками идей.
Почему это происходит? Вероятно, по той же причине, по какой Путин совершил свой популистский поворот после экономического кризиса. Население принимало без особых вопросов роль элитарного фильтра, пока экономика росла, средний класс увеличивался и все больше людей присоединялось к фильтрующему сословию.
Путин по внутренним причинам и под влиянием собственного политического чутья раньше других стал подавать себя в качестве политика, сливающегося с народом в обход элиты. Он начал как стопроцентный ставленник элиты, но переключился по ходу, в процессе управления. И тем не менее по сравнению с многими зарубежными представителями той же неопопулистской тенденции и примерами в отечественном прошлом он неисправимо элитарен. Об этом пришел напомнить Грозный.
Зарубежная популярность Путина — не миф, придуманный Russia Today, и не функция ядерного арсенала и внешнеполитической дерзости России. Арсенала и дерзости у Брежнева или Андропова было не меньше, а популярности почти никакой. Причины зарубежной популярности Путина в том, что он, будучи по своему политическому происхождению и способу управления скорее главой бюрократии, чем народным вождем, сумел навязать миру образ правителя, который общается с народом в обход элиты.
Однако внутри страны Путин сам сталкивается с популистской угрозой, оказываясь в роли западной политической элиты, которую критикует. Здесь, в границах России он уже много лет центр истеблишмента, а не альтернатива ему. К тому же его классический консервативный авторитаризм в целом чуждается революционного образа действий, редко прибегает даже к провластной неподконтрольной активности и воздерживается от чисток.
Памятник Грозному, как и памятники Сталину — которые ему теперь приходится принять или отклонить, — местная, российская разновидность Трампа и брекзита. Как Трамп преследует Клинтон и издателей приличных американских газет, так памятник Грозному преследует Путина.
Многим кажется, что медный всадник — это российская власть. В действительности он тот, кто гонится за российской властью.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.